Лав-тур на Бора-Бора - Юлия Алейникова

От воспоминаний о прошедшей ночи уши у Игоря запылали. Дикость! Полная дикость! Только бы все обошлось!

Пока Игорь Шульман предавался горестным мыслям, в каюту, едва постучав, по-хозяйски вплыла его маман.

Приподняв голову и узрев родительницу, он едва не ляпнул: «Принесла нелегкая». Но вовремя придержал язык и просто вопросительно воззрился на фундаментальный торс, заслонивший собой половину окна и мрачно нависший над его угнетенным существом.

– Игореша! – тонким пронзительным голосом возвестила маман, неосознанно сообщая этим, что речь пойдет о просьбе. – Извини, что вторгаюсь так рано, – Шульман взглянул на Ирину Яковлевну, насмешливо приподняв брови, – но мне вдруг ужасно захотелось надеть одну безделушку. Помнишь, такой милый перстень с квадратным бриллиантом, его иногда Ирмочка носила, – расплылась в плотоядной улыбке родительница.

Игорь молча встал, подошел к сейфу, повернул несколько раз ручку и, распахнув его, не глядя на содержимое, махнул рукой:

– Все ее побрякушки здесь. – Сам же вернулся на кровать.

Ирина Яковлевна, достав из сейфа внушительных размеров шкатулку, вольготно устроилась за столиком. Надо сказать, у Ирины Яковлевны был особый дар везде устраиваться по-хозяйски. В чужих кабинетах, на чужих кухнях, в чужих отношениях – эта достойная дама везде чувствовала себя по-хозяйски комфортно.

Игорь лежал на кровати, прикрыв глаза, и ожидал окончания визита. Сквозь веки он наблюдал, с каким азартом его драгоценная маман щелкает футлярами и коробочками, изредка цокая языком. Наконец, перетряхнув всю шкатулку, она обернулась и обиженно посмотрела на сынулю.

– Его здесь нет. – Для пущего эффекта она потрясла шкатулкой перед собой.

– Странно, – пожал плечами Игорь, – она всегда все в сейф запирала. Боялась, что сопрут. Может, в ящик случайно засунула?

Откровенно говоря, Игорю было наплевать, куда делось кольцо. По сравнению с такой утратой, как смерть Ирмы, такой пустяк, как пропажа кольца с бриллиантом в три карата, огорчить его уже не мог. Но он знал, что отвязаться от настырной, как первые строители коммунизма, маман не удастся, если не предоставить ей желаемого. Он встал с кровати и стал перетряхивать ящик за ящиком, полку за полкой, пока не перевернул вверх дном всю каюту.

– Странно, – искренне удивился Шульман, – нет нигде.

– А может, оно на ней было в тот день, когда ее убили? – нахмурилась Ирина Яковлевна.

– Понятия не имею, – пожал плечами Игорь. – Я, когда тело ездил опознавать и документы подписывать, на эту чепуху внимания не обратил. А вещи мне еще не возвращали, пока следствие не закончилось.

– Думаю, будет лучше позвонить инспектору и все точно выяснить, – звонко хлопнула по обтянутому тонким хлопком объемному, как у носорога, колену мадам Шульман.

– А что ему звонить, он уже с утра по яхте шныряет, – зло посмотрел в сторону двери Игорь.

Глава 24

– Василий, ты где? – возбужденно проговорила в трубку Юля.

– Здесь. На поле, – как-то рассеянно ответил супруг.

– На каком поле? – тормозила она, оглядывая безбрежную синеву океана и небольшой клочок суши, поросший пальмами, у себя за спиной.

– На поле для гольфа, – с расстановкой, медленно ответил муж. – Что у тебя стряслось? – через секунду бодрым, вполне вменяемым тоном спросил Василий.

Понятно, удар по шарику удался, и супруг переключился на ее проблемы.

– Кажется, я знаю, кто мог убить Ирму, а заодно и этого парня, – прошептала неугомонная жена, пугливо озираясь по сторонам.

Сегодня днем, после плотного обеда в ресторане на пляже, Юля, как и обещала, отправилась с Моник брать урок по росписи ткани. Омары и шоколадный торт с подливкой и мороженым еще не успели перевариться, и больше всего на свете ей хотелось пойти поваляться в теньке, но слово есть слово.

Павильон, в котором проходили занятия, расположился на склоне холма, на зеленой лужайке, окруженной пышным остролистным кустарником и молодыми, невысокими пальмами. Отсюда открывался чудный вид на океан. Пристань и бунгало были скрыты макушками росших на склоне холма пальм, и с террасы можно было любоваться бесконечной искрящейся бирюзой, переходящей в яркую глубокую синеву у самого горизонта, с белеющими штрихами яхт и маленькими стремительными катерами, похожими на юрких птичек. Разместившись на просторной террасе за огромным круглым столом, семь нарядных женщин под руководством миловидной полинезийки в купальнике и пестрой традиционной юбке осваивали навыки этнической росписи тканей. Лили, так звали девушку, что-то увлекательно рассказывала про местные традиции, искусство росписи, мотивы рисунков и прочие любопытные вещи. Но рассказывала она по-французски, Юля почти ничего не понимала, все время отвлекалась и отвлекала Моник.

– Жюли! Ты чуть не вывернула на меня банку с синей краской! – воскликнула подруга, когда Юля, ерзая на месте, пыталась дотянуться до верхнего края растянутой перед ней материи и задела сосуд, наполненный ярким ультрамарином. – Я не собираюсь бегать по территории синяя, как Аватар.

Моник демонстративно отодвинулась от Юли подальше.

– Извини. Я больше не буду. Но ты говорила, краска прекрасно отмывается в воде.

– До воды еще добраться надо. – И она кивнула головой в сторону пологой лестницы, петляющей среди зарослей и ведущей к пляжу.

Самого пляжа из-за деревьев видно не было, так же как пирса и яхты Шульмана.

– А сколько времени отмывалась та русская, которая вывернула на себя краску? – спросила Юля у подруги, задумчиво продолжая держать кисть на весу, так что яркие желтые капли падали на уже разрисованный ею край ткани, расплываясь и вступая во взаимодействие с соседними цветами, полностью меняя созданную композицию.

– Минут пятнадцать-двадцать, – пожала плечами Моник, явно не понимая, к чему она клонит.

– Она весь сарафан залила краской? – продолжала Юля задавать странные вопросы.

– Нет. Только часть юбки и ноги. Вот так, – показала Моник, сделав изящный жест тонкой смуглой рукой, словно смахивая с платья паутину.

– Хм. – Юля недрогнувшей рукой взяла банку со стоявшей рядом желтой краской и щедро плеснула себе на юбку, потом взмахнула руками, и тут же чей-то пронзительный крик буквально оглушил ее.

Безжалостно испортив свой наряд, Юля, оказывается, осчастливила и свою соседку слева. Всегдашнее везение не покинуло горемычную искательницу приключений и тут. Взмахнув руками, Юля буквально смела со стола открытые банки краски. Зеленая, голубая, красная, желтая, сиреневая причудливыми узорами растекались по бедняжке-соседке, сливаясь и создавая удивительные, совершенно неожиданные сочетания. Особенно эффектно смотрелся моргающий сквозь алое пятно глаз, исполненный лютой ненависти. Юля так засмотрелась на эту сюрреалистическую красоту, что даже забыла, кто во всем виноват и с чего все началось. Впрочем, долго витать в облаках ей не дали. Жертва чужого невезения, видя подобное благостное безучастие со стороны виновницы происшествия, искренне возмутилась. Истерически всхлипнув, барышня схватила со стола большой кувшин с водой, спасибо не с краской, и выплеснула Юле в лицо.

Помогло. Юля немедленно ожила, засуетилась, не зная, что лучше предпринять, простирнуть дома сарафан безвинно пострадавшей любительницы росписи по ткани или купить новый. Лепеча извинения, она, в пылу раскаяния, схватила лежавшую на столе тряпку для рук и кисточек и стала протирать ею лицо пострадавшей. Визг поднялся зверский, дам еле растащили. Моник в суматохе шепнула Юле прямо в ухо: «Мы с тобой не знакомы», после чего принялась успокаивать пострадавшую.

Поймав на себе несколько недружелюбных взглядов, мадам Ползунова вдруг совсем по-детски испугалась: а вдруг побьют? И крикнув, что ей надо срочно к морю, быстренько засеменила в сторону лестницы, а скрывшись за кустами, перешла на бодрый галоп и через три минуты была у моря. Утерев испарину, Юля окончательно пришла в себя и, восстановив дыхание, сделала для себя неутешительный вывод: народные ремесла опасны для жизни.

Народу на пляже было немного, какая-то парочка нежилась в тени зонтика, не обращая на окружающих никакого внимания, в баре несколько человек беседовали за коктейлем. Малыш копался в песке, пока мамочка дремала, прикрывшись журналом. Кто-то купался, шумно плескаясь в прибое, но все эти люди были сосредоточены по другую сторону от пирса. Стараясь нагнать потерянное время, Юля залезла в воду, с легкостью смыла с подола свежую краску, и, отжав кое-как просторное, тонкое, отделанное кружевом полотнище, взобралась на пирс. Ни одна живая душа не обратила на нее внимания. На борту никого не было видно. Юля беспрепятственно поднялась на яхту, спустилась на плавательную платформу, досчитала до пяти, поднялась обратно, пробежала по пирсу и ровно через семнадцать минут была в кустах у террасы. Больше расписывать ткани ей не хотелось.