Невроз - Татьяна Воронцова

– Но ты уверена, что справишься? – Ольга хотела гарантий. – Учитывая его мерзкий характер и все такое прочее...

Чтобы прервать поток слов, Рита заверила: все будет в порядке. Братишку подлечим, будет как новенький. Но работы еще предстоит о-го-го! Причем работы, требующей дьявольского упорства и ангельского терпения.

Сидя в кресле в своей излюбленной вызывающе непринужденной позе – нога на ногу, голова слегка запрокинута, кисти рук свободно свисают с подлокотников, – Грэм в очередной раз дал понять, что не считает свою сексуальную жизнь возможным источником невроза. А значит, нечего ее и обсуждать. Это был протест эго-сознания, напуганного близким и неизбежным вторжением в запретную зону. Ту самую зону, куда в свое время были вытеснены воспоминания о самых неприглядных фактах, самых невыносимых унижениях, самых болезненных травмах, какие наносит людям жизнь.

– Мне очень жаль, Грэм, но нам придется продолжить. Я уже объясняла, почему.

– Вы уверены, что внутри орешка находится ядрышко?

– Да.

– Почему?

– Потому что вы не даете его расколоть. Именно поэтому.

– А что говорит по этому поводу старина Юнг?

Может, это была шутка, но Рита встала, сняла с полки книгу, открыла по памяти и спокойно зачитала вслух нужный абзац:

– «Внимательно прослеживая историю невроза, как правило, можно обнаружить некий критический момент, когда всплывает именно та проблема, от которой стремятся уклониться. Так вот, это уклонение является реакцией столь же естественной и общераспространенной, как и находящиеся в ее основе леность, инертность, малодушие, робость, незнание и бессознательность. Где становится неприятно, трудно и опасно, там часто колеблются и по возможности всего этого избегают»[10] .

Захлопнув книгу, она поставила ее обратно на полку и вернулась в кресло. Грэм смотрел на нее, как удав на кролика. Грудь его тяжело ходила под рубашкой.

– Так вы считаете, – медленно заговорил он, усилием воли поборов желание встать и выйти из кабинета, – что если я вывалю перед вами все дерьмо из тайников своей души, это поможет мне обрести спокойствие, целостность и внутреннюю свободу?

– Не знаю. Но я знаю другое: если вы не вывалите его, если оставите там, где оно есть, рассчитывать на какую-то положительную динамику уж точно не придется.

Некоторое время он молчал. Потом снял пиджак, повесил на спинку кресла. Темно-бордовая рубашка очень шла ему, тем более что он расстегнул две верхние пуговицы, открыв изящную ложбинку у основания шеи. В очередной раз напомнив себе, что каждая его демонстрация что-нибудь да значит, Рита постаралась придать своему лицу абсолютно непроницаемое выражение.

Откинувшись назад, он сложил руки на коленях (пальцы правой руки тут же грациозно переплелись с пальцами левой), закрыл глаза и начал говорить. Его низкий, глуховатый голос в сочетании с манерой изредка заглатывать окончания придавали исповеди странную и трагическую окраску.

– Я уже отучился два семестра в Оксфорде и приехал домой на каникулы, когда меня познакомили с человеком... назовем его Лео, производное от Леонид, не возражаете? Он работал в одном из столичных клубов и был богом и отцом для мальчиков, танцующих стриптиз. Мы с приятелем сидели в баре, а он спустился из своих апартаментов на втором этаже. Выяснилось, что они с Антоном старые друзья. Впрочем, я уже знал, что Антон приторговывает, так что по большому счету в этом не было ничего удивительного. Лео тоже взял себе какой-то коктейль, сделал глоток и спросил меня: «Хочешь заработать?» Я заметил, что он разглядывает мои руки, и сразу понял, о чем пойдет речь. Дело в том, что в Оксфорде у меня была подружка, с которой мы позволяли себе... легкие девиации, скажем так. Мне нравилось раскрашивать ее тело красной и золотой красками, а она обожала привязывать меня за руки к спинке кровати так, чтобы на запястьях оставались следы от ремней. На них-то Лео и смотрел. Накануне моего отъезда у нас с Мелиссой была жаркая ночка на двоих, и, поскольку с тех пор прошло всего два дня, ссадины не успели исчезнуть.

Я спросил: «Что за работа?» Деньги мне были нужны, но в Москве я совершенно не представлял, где их раздобыть. Он предложил пройти наверх. Мне одному, Антон вообще делал вид, что все происходящее его никоим образом не касается. И я пошел. Меня разбирало любопытство, несмотря на легкий мандраж.

В своем рабочем кабинете, обставленном с патологической роскошью – бархатные гардины, ковры, громадные кресла, диван с кучей подушек, – он выложил передо мной альбом с фотографиями. Я посмотрел и молча покачал головой. Лео заметно приуныл. Несколько минут ушло на вялый торг, но было ясно, что это пустая трата времени. Я не оправдал его ожиданий. Но что я мог поделать? Кожаные корсеты, цепи, плетки – вся эта эстетика BDSM смешит меня до слез! Я не мог фотографироваться в таком виде. Ни за что, ни за какие деньги. К тому же кто знает, где и когда всплывут эти снимки. Нет, нет и нет!

– Позвольте уточнить, – мягко произнесла Рита. – Вы сказали «вся эта эстетика BDSM смешит меня до слез». В таком случае что означает браслет на вашей левой руке?

– Этот браслет мне надел и собственноручно запаял мой друг Колин Мастерс. Я надел ему такой же, с ним его и похоронили. Ни разу в жизни – ни до, ни после – у меня не было такого друга, как он.

– Насколько мне известно, он был наркоманом.

– Нет-нет. Наркоман – это человек, который не может обходиться без психотропных препаратов. Колин мог. У него не было метаболической зависимости. Но ему нравились наркотики, и время от времени он баловался ими. На той вечеринке, которая оказалась последней в его жизни, ему просто подсунули некачественный продукт.

– Ваши отношения можно было назвать любовными?

– Смотря что понимать под этим словом. До секса дело никогда не доходило.

– Вы до сих пор ощущаете духовную близость со своим погибшим другом?

– Да. Образно выражаясь, мы соединены тонкой серебряной нитью, протянутой от моего браслета к его браслету. Не важно, где он при этом находится. Не важно, где нахожусь я. Нить не порвана, значит, мы все еще вместе.

– До этого у вас были связи с мужчинами?

– Связи? – Губы его изогнулись в скептической улыбке. – Не уверен, что могу дать однозначный ответ на этот вопрос. Связь – это что-то продолжительное, что-то важное для обоих. Такого у меня не было ни с кем, кроме Колина.

– Но что-то все же было.

– Так, эпизоды.

– Как часто они случались?

– Время от времени, когда я особенно остро нуждался в деньгах.

– Вы торговали своим телом, Грэм?

– Ну, это сильно сказано. Я оказывал услуги.