Провал «миссии бин», или Запись-ком капитана Вальтера - Владимир Иванович Партолин

закрыта Кондратом на замок, а кода я не помнил. Силыч, был бы в каптёрке, мог дверь открыть, но он сейчас пельмени лепит. Бежать под «миску», в правление? Поздно. Пробежал под прикрытием тени от башни и залёг у крайней могилы, накидкой укрывшись с ног до головы.

Прошли первые пехотинцы. Впереди, спиной задом наперёд, семенил Милой. Тряся кудрями, словак что-то вдохновенно рассказывал и показывал. Раскатывал по лицу балаклаву, козырял и поднимал пыль босыми ногами, ступая строевым шагом. Понятно, с ходуль спрыгивал и вышагивал строевым. У меня заныли ушибленные о стол пальцы. «Всё, всё, хватит, завтра постригутся, побреются, и в строй. И в поле строевым с песней», — откусывал от ногтя и сплёвывал я.

Возвращались пехотинцы усталые, многие хромали. В проходе под купол устроили пробку — всем не терпелось завалиться на нары. Из барака вышел Селезень, из столовки Силыч, переговорили о чём-то с Брутом. Что-то замышляют.

Я поспешил подняться и продолжить свой путь, а забрасывал за плечи мешок, зацепил и сбил со столбика миску с надмогильной надписью. Намерился водрузить её на место, но услышал голоса. Разведотделение Селезня приближалось к водокачке, шли на крестьянское кладбище мой приказ исполнить, найти обрыв линии. Различил голоса рядовых Кирилла (Крынка) и Святослава (Пузо Красное). Припрячу в сопках с зипуном и накидкой, а возвращаться буду из Мирного, верну на место, так решил. Сунув миску за пазуху зипуна, побежал короткими перебежками, припадая время от времени к земле.

Не замедляя бега, я высморкался. Полез в пенал заменить «макарики» и в отделе для очищенных таблеток нащупал только две — забыл пополнить! Ну, что оставалось делать, не возвращаться же. Повернул назад искать высморканные таблетки. Вьюжило, но нашёл, отёр от песка и с кулака втянул в ноздри. Последниж два чищенных «макарика» заправлю в нос на подходе к проходу под «миску» Мирного, и на обратный путь. Не отравиться я боялся — собственного невольного смеха: много раз чищенная валюта вызывала раздражение слизистой в носу, щекотку в горле — от какой не удержаться. Прибегу в деревню, хохоча, — не поймут миряне, и председатель не захочет с сумасшедшим дел иметь.

На бегу обдумывал план переговоров с Евтушенко. Прежде, напомнил себе, я — офицер спецназа ОВМР, поэтому должен быть краток, точен, уверен в себе и в своих намерениях. После размышлял. Первое, идея, с которой иду к коллеге, базируется на трёх китах — колонии ЗемМарии, самогонка, семечки. Второе, рынки в Форте и Твердыне, здесь будет сбываться самогонка под прикрытием продажи жареных семечек. В Рабате продажа только одних семечек, естественно. Третье, жарить семечки будет «Мирный», самогон выгонять и продавать мой колхоз «Отрадный». Четвёртое, потребую пятьдесят один процент с прибыли.

Можно было пойти по пути более выгодному: не посвящать мирян во всю полноту идеи — самогоном торговать тайно. Но понимал, провалы неизбежны: полиция альянса дремать не будет — рано или поздно застукает. Вот тогда и пригодятся связи Евтушенко в высших эшелонах власти на Руси. Должны у него быть прикормленные генералы.

Попутный ветерок приятно обдувал мне затылок. «Серьги» на бегу мотались, били по шее, подбородку, щёкам. Перешёл на шаг.

Первую сотню шагов прошёл под прикрытием башни водокачки по следам пехотинцев. До Мирного те, видать, бежали гурьбой, наперегонки, с подножками. А возвращались, не спешили — шли вразброд, кучками, часто приседали передохнуть. Десяток километров и выдохлись. И это без боевой выкладки! Совсем сдали. Это уже много времени спустя, узнал я, что не просто подустали тогда мои марпехи. Их на околице Мирного встретили местные детишки всем составом секции восточных единоборств. Завидев несущихся к их деревне трёх десятков человек, девчонки приняли стойки айки-до, мальчишки карате. Марпехи детишек даже не заметили, бежали ручейком(так кабель лежал), склонившись над проводом. А умницы, какие! Детишки. Пропустили. Догоняли и укладывали с конца «ручейка», один за другим по очереди. Медитировавший и в себя пришедший от топота, тренер Чон Ли остановил юных спортсменов, те уже до сержантов-земляков добрались — во главе кавалькады, гарцующей без лошадей.

Кабель неожиданно прерывался, пропадая в песке, снова возникал и змеился дальше. Кабель — из скрученных проводов красного и синего цвета. Ведь делали же люди, простой кабель для обеспечения связи на фронтовой передовой, а красивый, думал я о предках.

Дальше бежать не рискнул. Под «миской» из-за вьюги меня не видели, но мог столкнуться с возвращающимся от Мирного Кондратом, потому свернул в сторону и перебежками спустился по склону сопки. А миновал стороной Дальнее поле, заприметив вдалеке сторожевую вышку Мирного, под приметным камнем вырыл в земле ямку. Опускал в неё кладбищенскую миску дном кверху, в глаза бросились слова ПАУЛЬ КАСТРО. Я прочёл всю надпись.

ХАРИТОНОВИЧ АННЫ

ПАУЛЬ КАСТРО

01.10.2151. Х 16.02.**24

Основатель и первый председатель

колхоза «Отрадный».

Биохимик, нейрохирург, академик

— Марго! — вырвалось у меня. — Сумаркова! Биохимик, нейрохирург, академик… Она!

Сумаркова Пульхерья Харитоновна до Хрона, Хизатуллина Полина Харитоновна в замужестве во время Хрона, Кастро Пауль Харитонович после Хрона на Марсе, Харитонович Анны Пауль Кастро в бегах, на Земле. В школьные годы звали Марго. Моя одноклассница. Среди имён преступников в списке-оперативке по «миссии бин» значилась под фамилией девичьей, поэтому не просёк, когда в первый раз невнимательно прочёл надмогильную надпись. Число, месяц — её дата рождения, родилась она первого января, я десятого. Год рождения с моим не совпадал, но это обычное дело: земляки пережившие Хрон и бежавшие с Марса обратно на Землю списывали сотню лет, проведённых в анабиозе на пути к Красной планете.

— А ведь тебя ищут, наверное, до сих пор, — сел я с колен на камень…

Взмок весь. Пот со лба по лицу и шее за ворот зипуна и ошейник катил ручьями. Под «перчиком» в шубе — сущий ад. Почувствовал отравление: поташнивало. Но действовал.

Первым делом расширил и углубил ямку. Рыл скоро, выгребая землю на стороны. Запускал пальцы в песок с остервенелой силой, как это когда-то проделывал с грудной клеткой манекена в тире на тренировках по рукопашному бою.

— Хх-э!.. Эти всходы «груши» спалю… Хх-э!.. «Домну» разорю. Хх-э!

Тошнота подпирала горло, в голове молотила тысяча молоточков.

— Тушёнка — зараза!.. х-э!.. х-э!.. В рот не возьму!

Накатила слабость