Архипелаг ГУЛАГ. Книга 2 - Александр Солженицын

А трели – опять полились, да с металлом! Самое главное поощрение забыли? – «жестокое и безпощадное проведение дисциплинарных взысканий»! Приказ ОГПУ от 28.11.1933 (это – к зиме, чтоб стоя не качались)! «Всех неисправимых лентяев и симулянтов отправить в отдалённые северные лагеря с полным лишением прав на льготы. Злостных отказчиков и подстрекателей предавать суду лагерных коллегий. За малейшую попытку срыва железной дисциплины – лишать всех уже полученных льгот и преимуществ». (Например, за попытку погреться у костра…)

И всё-таки самое главное звено мы опять уронили, безтолковщина! Всё сказали, а главного не сказали. Слушайте, слушайте! «Коллективность есть принцип и метод советской исправительно-трудовой политики». Ведь нужны же «приводные ремни от администрации к массе»! «Только опираясь на коллективы, многочисленная администрация лагерей может переделывать сознание заключённых». «От низших форм – коллективной ответственности, до высших форм: дело чести, дело славы, дело доблести и геройства!» (Браним мы часто свой язык, что-де он с веками блекнет. А вдуматься – нет! Он – благороднеет. Раньше как говорили, по-извозчичьи, – возжи? А теперь – приводные ремни! Раньше – круговая порука, так и пахнет конюшней. А теперь – коллективная ответственность.)

«Бригада есть основная форма перевоспитания» (приказ по Дмитлагу, 1933). «Это значит – доверие к коллективу, невозможное при капитализме!» (Но вполне возможное при феодализме: провинился один в деревне, всех раздевай и секи. А всё-таки благородно: доверие к коллективу.) «Это – значит – самодеятельность лагерников в деле перевоспитания». «Это – психологическое обогащение личности от коллектива»! (Нет, слова-то какие! Ведь этим психологическим обогащением Авербах нас навзрыд повалила! Ведь что значит учёный человек.) «Коллектив повышает чувство человеческого достоинства каждого заключённого и тем препятствует проведению системы морального подав ления»!

И ведь скажи пожалуйста, тридцатью годами позже Иды Авербах пришлось и мне два слова вымолвить о бригаде, ну просто как там дела идут, – а на Западе люди совсем иначе, совсем искажённо поняли: «Бригада – основной вклад коммунизма в науку о наказаниях (что как раз верно, это и Авербах говорит)… Это – коллективный организм, живущий, работающий, едящий, спящий и страдающий вместе в безжалостно-вынужденном симбиозе»[90].

О, без бригады ещё пережить лагерь можно! Без бригады ты – личность, ты сам избираешь линию поведения. Без бригады ты можешь хоть умереть гордо – в бригаде и умереть тебе дадут только подло, только на брюхе. От начальника, от десятника, от надзирателя, от конвоира – ото всех ты можешь спрятаться и улучить минутку отдыха, там потянуть послабже, здесь поднять полегче. Но от приводных ремней – от товарищей по бригаде – ни укрыва, ни спасенья, ни пощады тебе нет. Ты не можешь не хотеть работать, ты не можешь предпочесть работе голодную смерть в сознании, что ты – политический. Нет уж, раз вышел за зону, записан на выходе – всё сделанное сегодня бригадой будет делиться уже не на 25, а на 26, и весь бригадный процент из-за тебя упадёт со 123 на 119, с рекордного котла на простой, все потеряют бабку пшённую и по сто граммов хлеба. Так уследят за тобой товарищи лучше всяких надзирателей! И бригадирский кулак тебя покарает доходчивей целого наркомата внутренних дел!

Вот это и есть – самодеятельность в перевоспитании. Это и есть психологическое обогащение личности от коллектива.

Теперь-то нам ясно как стёклышко, но на Волгоканале сами устроители ещё верить не смели, какой они крепкий ошейник нашли. И у них рядовая всеобщая бригада была на задворках, а только трудовой коллектив понимался как высшая честь и поощрение. Даже в мае 1934 ещё половина зэков Дмитлага были «неорганизованные», их… не принимали в трудколлективы! Их брали в «трудартели», и то не всех: кроме священников, сектантов и вообще верующих (если откажется от религии – ведь цель того стоит! – принимали с месячным испытательным сроком). Пятьдесят Восьмую в трудколлективы стали нехотя принимать, но и то у кого срок меньше пяти лет. У Коллектива был председатель, совет, а демократия – совершенно необузданная: собрания коллектива проводились только по разрешению КВЧ и только в присутствии ротного (да, ведь и роты ещё!) воспитателя. Разумеется, коллективы подкармливали по сравнению со сбродом: лучшим коллективам отводили огороды внутри зоны (не отдельно людям, а по-колхозному – для добавки в общий котёл). Коллектив распадался на секции, и всякий свободный часок они занимались то проверкой быта, то разбором краж и промотов казённого имущества, то выпуском стенгазет, то разбором дисциплинарных нарушений. На собрании коллективов часами с важностью разбирался вопрос: как перековать лентяя Вовку? симулянта Гришку? Коллектив и сам имел право исключать своих членов и просить лишить их зачётов, но круче того администрация распускала целые коллективы, «продолжающие преступные традиции» (то есть не захваченные коллективной жизнью). Однако самым увлекательным бывали периодические чистки коллективов – от лентяев, от недостойных, от шептунов (изображающих трудколлективы как взаимно-шпионские организации) и от пробравшейся агентуры классового врага. Например, обнаруживалось, что кто-то, уже в лагере, скрывает своё кулацкое происхождение (за которое, собственно, в лагерь и попал) – и вот теперь его клеймили и вычищали – не из лагеря вычищали, а из трудколлектива. (Художники-реалисты! О, напишите эту картину: «Чистка в трудколлективе»! Эти бритые головы, эти измотанные лица с настороженными выражениями, эти тряпки на телах – и этих озлобленных ораторов! Вот отсюда хорош будет типаж. А кому трудно представить, так и на воле было подобное. И в Китае тоже.) И слушайте: «Предварительно до каждого лагерника доводились задачи и цели чистки. Потом перед лицом общественности каждый член коллектива держал отчёт»[91].

А ещё – выявление лжеударников! А выборы культсоветов! А – выговоры тем, кто плохо ликвидирует свою неграмотность! А сами занятия по ликбезу: «мы-не-ра-бы!! ра-бы-не-мы!» А песни?

Это царство болот и низинСтанет родиной нашей счастливой;

или, так и рвётся из груди:

И даже самою прекрасной песнеюМы не расскажем, нет, не воспоём,Страны, которой нет нигде чудеснее,Страны, в которой мы с тобой живём[92].

Вот это всё и значит по-лагерному – чирикать.

О! так доймут, что ещё заплачешь по ротмистру Курилке, по простой короткой расстрельной дороге, по откровенному соловецкому безправию.

Боже! На дне какого канала утопить нам это прошлое??!

Глава 4

Архипелаг каменеет

Сталин, 1933: добить остатки умирающих классов. – Вступление в социализм через максимальное укрепление лагерей. – 1937 год был публично предсказан. – Взрыв населения Архипелага. – Окончательное ужесточение лагерного режима в 1937. – Военизация охраны. – Упразднение наблюдательных комиссий. – Лагерное начальство становится независимым от хозяйственного плана. – «В консервные банки обую!» – Эпидемии. – Урки – лагерные штурмовики. – Уменьшить количество заключённых. – Колыма, полюс жестокости Архипелага. – Что способен есть зэк. – Наказания не выполнившим нормы. – Карета смерти. – Изолятор по-колымски. – Просто из пистолета. – Назначение Гаранина. – Новые ужесточения. – Гаранинские расстрелы. – Расстрелы на Серпантинке. – Набавка сроков. – Свидетели Колымы.

Как отозвалось на Архипелаге начало советско-германской войны. – «До особого распоряжения». – И сверх него. – Питание военного времени. – «Кто в войну не сидел – тот и лагеря не отведал». – Ложные оправдания лишений. – Наматывание вторых сроков. – Отправьте на фронт! – Сердечная широта. – Эксплуатация патриотизма. – Мамуловский лагерь в Ховрине. – Расправа с главным инженером. – Шаткая скудная жизнь в подмосковных лагерях.

А метастазы всё источаются. – Норильлаг. – Казахстанские лагеря. – Сибирские. – Северные. – Всеобластные. – Целыми сёлами в лагеря. – Сталинское задание Френкелю. – ГУЛЖДС. – Отраслевая перестройка ГУЛАГа. – Децентрализация управления в годы войны. – Френкель. Черты поведения. – Палачи умирают в почёте.

А часы истории – били.

В 1933 году на январском пленуме ЦК и ЦКК, уже в уме развёрстывая практические цифры, сколько же двуногих в этой стране надо ещё и ещё пустить в расход, Великий Вождь объявил, что так обещанное Лениным и так чаемое гуманистами «отмирание государства придёт не через ослабление государственной власти, а через её максимальное усиление, необходимое для того, чтобы добить остатки умирающих классов…» (курсив мой. – А. С.). А так как те доживают свои дни, «апеллируя к отсталым слоям населения и мобилизуя их против Советской власти», – а уж под отсталый слой подойдёт и любой человек неумирающего класса, – то вот и: «мы хотим покончить с этими элементами быстро и без особых жертв»[93]. (Как именно «без особых жертв», Кормилец не пояснил.)