Газета Завтра 196 (35 1997) - Газета Завтра

А поэты Божьей милостью, не только живущие в России, но живущие Россией, — вне всякого сомнения, есть даже и в это, “бесцензурное”, почти утратившее Божеский облик, время. Я рассказал здесь только об одном из них…

СВЯТАЯ РУСЬ НА НЕБЕСАХ

Юрий Кузнецов

ТЕМНЫЕ ЛЮДИ

Мы темные люди, но с чистой душою.

Мы сверху упали вечерней росою.

Мы жили во тьме при мерцающих звездах,

Собой освежая и землю и воздух.

А утром легчайшая смерть наступала,

Душа, как роса, в небеса улетала.

Мы все исчезали в сияющей тверди,

Где свет до рожденья и свет после смерти.

КОСЫНКА

Весна ревнует русскую глубинку.

Люби и помни, родина моя,

Как повязала синюю косынку

И засмеялась девочка твоя.

Все лето грезит знойная глубинка

Живой водой и мертвою водой.

И выгорает синяя косынка

На голове у девки молодой.

Туманит осень серую глубинку,

И с головы у женщины седой

Срывает ветер смертную косынку,

Косым углом проносит над водой.

Забило снегом грустную глубинку,

И унесло за тридевять морей

Косым углом летящую косынку -

Седой косяк последних журавлей.

Опять весна! И в русскую глубинку

Веселый ветер гонит журавлей.

И надевает синюю косынку

Та девочка, которой нет живей.

РОДИНКА

Ты с ромашкой вышла на крыльцо,

На меня гадала: люб — не люб.

Ангельское светлое лицо

Улыбалось уголками губ.

Родинка играла на лице -

Солнечное пятнышко души…

Так вначале было, а в конце

Затерялись мы в лесной глуши.

Очутились мы у родника,

Что едва точил свою струю,

Слабо отражая облака,

И лицо, и родинку твою.

Ты уже не знала: люб — не люб,

Ты глаза закрыла от стыда.

Обнял я тебя и краем губ

Родинки коснулся навсегда…

Разомкнулось рук моих кольцо.

Затерялось в мировой глуши

Светлое небесное лицо

И земное пятнышко души.

ЛЕГКАЯ ПОХОДКА

Моим ногам приснились небеса.

Легко идти вдоль голубой дороги.

И облаков летучая роса

Приятно холодит босые ноги.

Я утром встал — а ноги налегке

Уносят от родного околотка.

Иду один в туманном далеке,

И, как во сне, легка моя походка.

Душе и сердцу ничего не жаль,

Им все равно, куда ведут дороги.

И я иду в неведомую даль,

Не я иду — меня уносят ноги.

ДЕВИЧИЙ СМЕХ

Чья-то песня близко раздается

И меня на улицу зовет.

Выхожу — а девушка смеется,

Весело смеется у ворот.

Вся она, как легкая пушинка,

И душой чиста, как первый снег,

— Весело тебе, моя смешинка? -

И ее целую в пересмех.

Первою любовью ослепило,

Первою молвою обожгло.

А потом от сердца отступило,

А потом и дальше отошло.

Только сердцу старому неймется:

Девушка смеется у ворот.

Столько лет стоит, не отсмеется,

Столько лет никак не отойдет.

РУБАШКА

Спит земля в сиянье голубом.

М. Лермонтов

Не мутите, ветры, сине море,

Не гоните рваную волну,

Не губите душу на просторе,

Вы и так сгубили не одну…

Видно, мать-земля дала промашку:

В мертвый час в сиянье голубом

Сшила мне счастливую рубашку

На живую нитку, на потом.

Замутили ветры сине море

И погнали рваную волну.

Губят, губят душу на просторе…

Бог свидетель, я иду ко дну!

Подавись, пучина, пузырями

И душой бессмертной заодно!

Задымись подводными щелями,

Подымись столбом, морское дно!

…Задымилось море пузырями,

Поднялось морское дно столбом.

И рубашка машет рукавами

Со столба в сиянье голубом.

СЛЕД ЧЕЛОВЕКА

Степь да степь. Сияющая синь.

И сухая бабочка порхает.

Дымчатую чуткую полынь

Тронешь — и она благоухает.

Тишина стоит из века в век -

Синяя, громовая, густая.

Тут прошел недавно человек

И как будто в воздухе растаял,

Но слегка примятая полынь

От его следов благоухает.

А кругом сияющая синь,

И живая бабочка порхает.

РУЧЕЙ

Она жила через ручей.

Он вкрадчиво шептал.

И шепоток его речей

Ушко ей щекотал.

Дорога шла через него.

На солнце мир сверкал.

Она ждала… Кого? Чего?..

Ручей не умолкал.

Она ушла — и все ушло.

Он стал пересыхать.

Что ей шептал он на ушко,

Теперь не услыхать.

СВЕЧА В ЗАБРОШЕННОЙ ЧАСОВНЕ

Глухоманью проезжали дровни,

И мужик, хвативший первача,

Видел, как в заброшенной часовне

Загорелась редкая свеча.

Слез он помолиться ради Бога.

Ангелы стоят вокруг свечи.

И один ему заметил строго:

— Уходи отсюда и молчи!

Тут стоять тебе прибыток малый,

Но сулит великую вину.

Ты увидел подвиг небывалый -

Молится она за сатану.

ОБЛАКА

Широка небесная дорога.

Облака плывут из-за тайги.

— Русь идет! Воздушная тревога! -

Обознались старые враги.

Воют европейские сирены,

Прыгают иванчики в глазах.

Поддержите жизнь, родные стены!

Вся святая Русь на небесах.

Как святые облака светились,

Обронили над Москвой слезу.

А потом они остановились:

Некуда идти — дыра внизу.

КУВШИН

Сидел я с мужиком: горела водка,

И пили мы за прошлогодний снег.

Я вспомнил, что ко мне одна молодка

Является во сне, как старый грех.

Сперва она ласкает осторожно,

Потом душой, как веником трясет,

Во сне-то, ладно. И проснуться можно.

А если наяву она придет?

А у меня семья: жена и дети.

Да тут пойдут круги во всю молву!

Мужик зевнул: — Не то еще на свете

Случается во сне и наяву.

Все ничего: и тот кувшин на тыне,

И та вон фифа с уличным хвостом.

А ты держи свой старый грех в кувшине,

А выглянет, так ты его пестом.

“УШЕДШИЙ ЗА ИСТИНОЙ”, “ПРОДАВЕЦ ГРАЧЕЙ”

Петр Кошель

УШЕДШИЙ ЗА ИСТИНОЙ

В СУМРАЧНОЙ КЕЛЬЕ Соловецкого монастыря молится инок, кладет земные поклоны.

Трудно в нем сейчас узнать петербургского франта, щеголявшего в салонах цитатами из Ницше.

Александр Михайлович Добролюбов был студентом-филологом. Щеголь и эстет, он пользовался большим успехом среди ровесников, был вхож в первый декадентский кружок, где блистали Мережковский, Гиппиус… Конец XIX века. В Россию проникает мода на европейский декаданс, все были без ума от Метерлинка. Добролюбов знает его наизусть, часто читает девушкам.

Образование, видимо, было им получено приличное. Добролюбов читал и по-французски, разбирался в новейших философских теориях. Уже на последнем курсе он стал проповедовать нирвану, вечную тишину, сладострастие смерти. Обил комнату черной материей, поставил свечи. По ночам здесь собиралась молодежь. Курили гашиш, говорили о самоубийстве. Двое из этого круга, наиболее впечатлительные, застрелились. Университетские власти предложили Добролюбову уйти с курса.

От него много ждали в литературном плане. Но вышедшая книжка разочаровала. Это была сплошная литературщина. Таланта не оказалось. И сам Добролюбов понял это.

Скоро он оказался в северной Олонецкой губернии, где странствовал несколько месяцев, собирая народные сказания. Там он подружился с сектой странников.

Воротился в столицу Добролюбов совершенно изменившимся. Лицо задумчивое, на губах уже не язвительная усмешка, а мягкая улыбка. В отношениях к людям — доброта, предупредительность.

В нем наметились религиозные устремления. Он решил стать монахом. Но год жизни в Соловках изменил его решение, и Добролюбов опять пустился странствовать — на этот раз в оренбургские степи, на Урал. Газета “Уральская жизнь” писала в 1901 году о необычном суде. Чем же он показался необычным? Подсудимым явился “Добролюбов, бывший студент петербургского университета по филологическому факультету, молодой человек 25 лет. На вопрос председателя суда: “Ваше звание?” — Добролюбов ответил: “Крестьянин, а раньше был дворянин”. Костюм Добролюбова — что-то вроде подрясника с поясом. Добролюбов, как он заявил в суде, в университете прошел три курса, когда решил, что необходимо идти в народ для проповеди о мире. Встретился с казаками Неклюдовым и Орловым случайно, идя из Верхотурья. Эти люди пригласили его к себе в работники. В разговорах с Неклюдовым и Орловым он, Добролюбов, убедил их, что воевать грех, а также носить оружие. По писанию следует всем жить в согласии и дружбе. И вот, когда Неклюдов и Орлов были вызваны на сборный пункт, они явились туда без оружия, заявив, что считают грехом “носить меч”. Из-за этого возникло дело… Казаков отправили на два с половиной года в арестантские роты, а Добролюбова заключили на восемь месяцев.