Дзен и фехтование - Дайсэцу Судзуки

«Недвижимый ум», о котором говорят многие работы по фехтованию, — это, в каком-то смысле, то самое, о чем пишет Такуан в своем письме. Однако то, что называется умом и духом Такуана, гораздо глубже, чем ум фехтовальщика, поскольку тот останавливается на психологии, а Такуан, как дзенский учитель, смотрит в самый источник реальности, который можно назвать метафизическим или космическим бессознательным (хотя этот термин можно понять неверно, в связи с его сходством с психологическим термином). Главное в том, что интуиция, прозрение фехтовальщика ограничено. Он несет меч и стоит Лицом к лицу с противником. В сознании фехтовальщика еще присутствует сознание опасности, хотя он ее и не боится; еще действует, хоть и не осознано, инстинкт самосохранения, жажда жизни. Такой человек еще не достиг состояния абсолютной пустоты, когда его вместилище — алаявиджняна — совершенно разбито. Что касается его непосредственного занятия, тут он действует очень хорошо, но как только возвращается к повседневной жизни, возвращается и его повседневное сознание — и он опять ординарный человек, со своими обычными желаниями, привязанностями, неуверенностью.

Другим выглядит дзенский человек, хотя оба они сталкиваются с проблемой жизни и смерти, которая целиком покрывает все его существование. Если фехтовальщик не остановился в этом развитии, то далее он будет идти рука об руку с дзенским мастером по пути непреложной истины, конечной реальности. Но обычно фехтовальщик останавливается слишком рано, на инстинктивном неосознаваемом, а дзенский человек идет дальше, пока вся вселенная или скорее вся пустота мирового пространства не рассыплется на куски. Приводим пересказ Тадзима-но-ками об этой проблеме:

«Ум (кокоро) — это пустота (ку, шуньята), но из этой пустоты создается вся бесконечность действий: в руках она хватает, в ногах — ходит, в глазах — видит и т. д. Однажды этот ум нужно удержать, хотя это сделать трудно, ибо этому нельзя научиться только теоретически. Собственно, фехтование в том и состоит, чтобы пережить это. И когда это достигнуто, когда слова человека — сама искренность, его действия исходят прямо из изначального ума, свободного от всех эгоистических мыслей и побуждений. Тот ум, которым обычно пользуемся мы, загрязнен, но изначальный ум всегда чист, он — само Дао.

Я так об этом говорю, будто сам пережил это, но на самом деле я далек от того, чтобы быть настоящим даосом, Дао-человеком. Я пишу так просто потому, что вся человеческая жизнь должна быть в согласии с этим направлением Ума. И если нам не удается так жить каждое мгновение, мы должны, по крайней мере, пытаться достичь этого в нашей профессии, в нашем искусстве».

Дзягю Тадзима-но-ками совершенно честно сознается, что он все еще не способен переживать ум, как Пустоту, в то время как свое дело фехтовальщика он знает в совершенстве. Он должен еще глубоко изучать наставления Такуана. Такуан был знаменитым учителем дзен. Может быть, он и не занимался фехтованием так, как это делали самураи, но, несомненно, умел держать в руках меч и мог постоять за себя в схватке с любым мастером фехтования, ждать долго не заставил бы никого. Сам Дзягю, должно быть, сознавал, что Такуану по-настоящему противостоять не может. Это видно из того письма о фехтовании, которое он оставил своим ученикам, а также из других источников, повествующих о встречах дзенских учителей с профессиональными фехтовальщиками.

Рукопись Одагири Итиуна, которую мы довольно долго разбираем, проливает свет на это. Я имею ввиду название его школы, которая отражает философию Махаяны и в особенности дзен-буддизма. Одагири Итиун или скорее Хария Сэкиун, который был учителем Итиуна и основателем школы, назвал ее «Меч Непребывающего Ума» (Мудзюсии-кэн). Эта фраза заимствована из Вималакирти-сутры, буддизма Махаяны, и особенно часто употребляется дзенцами. Эта сутра описывает конечный источник всех вещей как «непребывающее». «Непребывающее» или «нигде не имеющее место пребывания» означает, что этот источник всегда вне человеческого понимания, вне категорий времени и пространства. Поскольку это выходит за пределы относительного, это называют «не имеющим дома, не имеющим места пребывания», т. е. тем, к чему не приложимы никакие определения. Так и меч, которым пользуется человек этой школы, не имеет определенной формы, т. е. его пространственные характеристики неописуемы. Встречаясь с противником, фехтовальщик этой школы владеет не простым мечом, а мечом без формы. В результате противник не может уследить за этим мечом. Где начало и где конец этого меча? Противник не может понять, как движется такой меч, а, следовательно, и как от него защищаться. Пока он решает, что же делать, — такой меч непременно поразит раздумывающего. Противник даже не сможет опомниться, не сообразит, что же произошло, как это получилось, ибо как только он встретится с таким «мечом непребывания», он потеряет голову.

Тут читатель может спросить: «Так что же это за меч — „меч непребывания? Разве не фехтовальщик, который держит этот меч в руках, обуславливает качество?“

Букко, Учитель Нации (1226–1286), основатель монастыря Энга-кудзи в Камакура, приехал в Японию по приглашению Ходзи Токи — мунэ в 1279 году. Когда он был еще в Китае, ему однажды угрожали солдаты монгольской армии, в то время оккупировавшей Южный Китай. Не обращая внимания на его монашеский сан, они хотели его убить, когда он в одиночестве занимался медитацией. Монах, нисколько не обеспокоенный этим, прочел стихотворение собственного сочинения:

В целом мире нет места, где кто-нибудьМог бы поместить хоть одну палку;Я вижу пустоту, где нет ни предметов, ни людей.Я любуюсь мечом великого Юаня[33] трех футов длиной.(Когда он рубит навсегда), он подобен разрубанию весеннего ветерка сверканием молнии.

Меч в руках монгольских воинов ничем не отличался для дзенского монаха от дуновения весеннего ветерка. Он просто пронесся над его головой, ибо его реальное бытие, его истинное существо, наполняя всю Вселенную, всегда оставалось неизменным — ни мечи, ни любые бомбы, не смогли бы затронуть его. Впрочем, солдаты всего этого понять не могли, однако, оставили монаха в покое, — может быть, удивившись тому, что он оставался неподвижным, никак на них не реагируя.

Меч Великого Юаня, с точки зрения дзенского монаха, был „мечом непребывания“, независимо от того, кто его держал, — враги или он сам. Разница между Букко и Итиуном в том, что последний сам держал меч в своих руках, тогда как Букко чуть не ударили мечом. Один из них был субъектом действия, другой — объектом. Для Итиуна, или для Букко, взмахнуть мечом — как рассечь воздух или весенний ветерок.

В одном из стихотворений Фу Дайси (Фу Си, 497–569), написанных им во время правления династии Лян, говорится:

Я держал заступ в руках и не держал его,

Я шел и ехал в то же время на водяном буйволе.

Что же это за заступ такой, который держат и не держат? Это все тот же „меч непребывания“. И садовое орудие Фу Дайси и Меч Итиуна, дающий жизнь, не отличались друг от друга. Они исходили из ума, который „Не-ум“. Заступ Фу Дайси был однажды в руках Адама, когда тот еще жил в саду Эдема, а меч Итиуна — это меч в руках Акалы Недвижимого и меч Праджни в руках бодхисаттвы Манджуш-ри. Он убивает, и он дает жизнь, в зависимости от того, с каким умонастроением к нему приближаются.

Вандзян Ходзяку был одним из великих дзенских учителей Тан-ской династии. Однажды он сказал: „Дзен подобен мечу в воздухе, не стоит и спрашивать, поразит он объект или нет. Воздух — не расщелина, меч не сломан“. По другому поводу он сказал так: „В тройственном мире нет дхарм (объектов), где нам искать Ум? Четыре элемента изначально пусты, и где Будда найдет себе место? Небесная ось всегда недвижима, все спокойно и никакие слова не произнесены. Это существует у тебя прямо перед носом, и ничего тут больше не поделаешь“.

Доке Иэтан (1641–1721), более известный под именем Седзю Ронина (Седзю Старый Джентльмен), был учителем Хакуина (1695–1768), одного из великих учителей Японии. Седзю Ронин однажды принимал посетителя-фехтовальщика, и тот сказал: „Я занимаюсь фехтованием с детских лет, и за двадцать лет успел изучить секреты многих школ фехтования. Теперь я хочу основать свою школу, но пока не могу понять, какой принцип положить в основу новой школы. Все мои усилия основать конечное ме не приводят к успеху. Не могли бы вы мне помочь?“

Внимательно выслушав фехтовальщика, Седзю Ронин подошел к нему и изо всех сил трижды ударил его обоими кулаками, а потом ударом ноги бросил его на землю. Конечно, это был довольно грубый прием, но он достиг цели, фехтовальщик пережил сатори. Говорят, что это переживание открыло ему новые горизонты в его искусстве.