Гибельный голос сирены - Ольга Володарская

– Пьер, спасибо тебе, но… Мы с тобой и не целуемся взасос.

– А они?

– А они – да. Я фото видела. Подруга на телефон щелкнула.

– Вот бабы! – в сердцах воскликнул Пьер. – Зачем она это сделала? Кто дал ей право лезть в чужую жизнь? Подруга называется…

– Она все сделала правильно, – возразила Саша. – Знает, что я предпочитаю знать правду, какой бы горькой она ни была, – и разрыдалась. Пьер впервые слышал ее плач, и сердце его рвалось на части.

– Приехать?

– Да, – тихо ответила она.

– Где ты?

– Дома.

– Голодная?

– Нет.

– Ела сегодня что-нибудь?

– Не помню.

– Понятно, значит, не ела. Жди, я буду через час.

Он тут же отключился и бросился к плите. У нее стоял «юнга» (так они называли тех, кто не прошел испытательного срока). Пьер подвинул его, напугав парня до полусмерти. Тот решил, что делает что-то не так и сейчас получит нагоняй от шефа.

Но тот «юнгу» как будто не заметил. Поставил на огонь сковороду и отошел к холодильнику.

– Я отлучусь на пару часов, – бросил он своему первому помощнику, иначе говоря, су-шефу. – Остаешься за главного.

– Но не задерживайся дольше, хорошо? Сегодня будут очень важные гости, – напомнил тот.

– Я постараюсь, – рассеянно ответил Морель, задумавшись над тем, карамель растопить для глазури или мед? Он решил накормить Сашеньку оладьями, тесто для которых уже было поставлено. На приготовление ее любимых пончиков времени нет.

– Пьер! – Су-шеф взял его под локоть и развернул к себе. – Не опаздывай, слышишь? Гости будут очень важные!

– Понял я, понял. Подай мне, пожалуйста, из холодильника тесто. – Секунду подумав, он добавил: – А еще морские гребешки. Салатик теплый сделаю с рукколой.

– Разве кто-то его заказывал?

Пьер отмахнулся от помощника и влил на сковороду оливкового масла. Сначала пожарит гребешки. А уж потом оладьи. На все про все уйдет минут двадцать. Саша живет в центре, так что получаса ему на дорогу хватит. Остается еще десять минут, чтобы привести себя в порядок: смыть запах кухни, переодеться, побрызгаться одеколоном.

Он приготовил салат, испек оладьи, сложил блюда в пластиковые судки, обернул их фольгой, чтоб не остыли. После этого отправился в душ. Ополоснулся. Оделся. И покинул ресторан.

Джип Пьера стоял на привычном месте. Все знали, где шеф обычно ставит машину, и не занимали пространство с правой стороны крыльца. Во Франции Пьер ездил на малолитражке, как и большинство европейцев. Экономично и место для парковки найти легче. В Москве он первый год перемещался на метро и автобусах. А также много ходил пешком. Но когда появились деньги на покупку машины, приобрел джип. Не такой дорогой, на каком ездил сейчас, а корейской марки и с пробегом, и все же… джип!!! Не малолитражку. В Москве почему-то относились к таким авто с пренебрежением. И считали их бабскими. Поэтому мужчина, сидящий за рулем малолитражки, не вызывал никакого уважения, а без него на дорогах никуда.

Пьер забрался в салон своего джипа и с привычным удовольствием взялся за обтянутый кожей руль. Пожалуй, это была машина его мечты. Существовали, конечно, автомобили дороже и престижнее, но Пьера его джип устраивал целиком и полностью.

– Тебе идет твоя машина, – сказала как-то Сашенька, сидя на пассажирском сиденье и внимательно на Пьера глядя.

– Машина может идти человеку?

– Конечно.

– Но ведь она просто… Как там говорил один книжный персонаж? Средство передвижения.

– А одежда всего лишь средство защиты от холода или жары.

– Нет, одежда – это другое. Она же облачает наши тела. Подчеркивает, корректирует или уродует нашу фигуру. Она может идти или не идти… Но машина…

– А запах? Я про парфюм. Может идти или не идти?

– Да, пожалуй… – Он никогда об этом не задумывался раньше, но вдруг осознал, что те духи, которыми пользуется Сашенька, ей именно идут. Как трикотажные платья до колена, туфли на высоком, но не тонком каблуке, как рубиновые серьги и помада цвета «мокко». Как темный лак на коротких ногтях и растрепанные кудри…

– Вот видишь! Человеку может идти или не идти все, что угодно… Даже музыка. Тебе, например… – Она задумалась. Затем открыла сумку, вытащила из нее телефон и, потыкав пальцем в экран, возвестила: – Вот это слушай!

Зазвучала «Металлика». Композиция не агрессивная, очень мелодичная, но с мощной энергетикой: активные ударные, пронзительное гитарное соло и рвущий душу вокал. Пьер любил эту группу. Часто слушал именно в машине. Но никогда не думал, что музыка «Металлики» ему идет. Как вообще такое может быть? Ох уж эти русские! Они такие поэтичные в глубине души, тонко чувствующие, неравнодушные… живые. И это Пьеру в них нравилось. Особенно в женщинах. Не люби он Сашу, все равно выбрал бы себе только русскую. Потому что в каждой, самой отъявленной на первый взгляд стерве живет жена декабриста.

Пьер и теперь включил «Металлику». Под активные ударные, гитарное соло и рвущий душу вокал он ехал по Москве. Он обожал этот город. Полюбил его не сразу, но навсегда. В нем была женская душа. Такая же, как и в россиянках. Циничный с виду город имел податливую душу. И открывался тем, кто искренне к нему проникался.

Доехал Пьер до Сашиного дома за двадцать пять минут, удачно припарковался. В гостях у нее он уже бывал, но лишь однажды. Саша тогда вечеринку для узкого круга друзей устраивала. Квартира Пьеру понравилась – уютная. Единственное, что вызвало неприятие, так это огромная фотография на стене, на ней Саша и Артур сидят в обнимку на белой лошади. Они смотрят не в камеру, а друг на друга, соприкасаясь носами. И было ясно, что для этих двоих не существует никого и ничего в данный момент, кроме них и их любви…

– Нравится? – спросила тогда Саша.

– Хорошее фото, – сдержанно ответил Пьер.

– Это картина! Моя подруга Дашуля написала ее по фотографии, сделанной на сотовый телефон. Здорово, правда?

– Да, она настоящий талант.

– Кстати, не замужем. Могу вас познакомить, она только что приехала…

И, не дожидаясь согласия Пьера, потащила его к подруге. Дашуля оказалась симпатичной барышней. И неглупой. Пьер с удовольствием общался с ней. А когда вечеринка закончилась, вызвался проводить. Но, попрощавшись с Дашей, он не спросил у нее телефона, хотя она ждала этого. И выбросил бы ее из головы насовсем, если бы Саша периодически не напоминала ему о своей подруге.

С той вечеринки прошло полгода. Но в квартире Саши ничего не изменилось. Даже растреклятая картина осталась на прежнем месте. А он-то надеялся, что Саша сняла ее.

– Спасибо, что приехал, – проговорила она, проведя его на кухню. Пьер не сразу привык к тому, что русские принимают самых близких людей именно там. В Сашиной он еще не был, но в кухнях своих русских друзей он провел гораздо больше времени, чем в гостиных. – Чай будешь?

– Нет, спасибо.

– Кофе?

– Давай поедим? – предложил он.

– Не хочу! – Она мотнула головой. От резкого движения резинка, держащая волосы, слетела, и кудри рассыпались по плечам. Как же она была красива в этот момент! Бледная, с лихорадочно блестящими глазами и растрепанными волосами, она походила на… Марию Магдалину. Католику Пьеру именно ее образ казался самым прекрасным.

– Сашенька, надо поесть. Я тебе приготовил салат и оладьи. Все еще теплое. Давай, а?

– Какой ты заботливый… – И она на него посмотрела с умилением. Не как на мужчину, а как на какого-нибудь милого щеночка породы чау-чау.

– Я еще и вина принес. Купил вчера, в машине оставил, а сейчас решил захватить. Давай выпьем? Розовое под салат с морепродуктами подойдет, пусть и не идеально.

– Хорошо, давай…

– Штопор можно?

Саша подала штопор. Пьер открыл вино, разлил по бокам. Хозяйка тем временем разложила по тарелкам салат. Принюхавшись к нему, выдохнула:

– Обалденно пахнет!

– Кунжутными семечками, я знаю, ты любишь их. – Он поднял свой фужер. – Давай выпьем за все хорошее.

Она молча кивнула и, чокнувшись с Пьером, сделала глоток.

– Приятное…

– Но ты больше любишь шампанское?

– Да. Не из-за вкуса, по мне, нет ничего лучше холодного чая, просто этот напиток очень романтичен.

И стала еще грустнее. Пьер знал почему. С Артуром они пили именно шампанское.

– Говорила сегодня с мужем? – спросил он, сделав маленький глоточек. Ему садиться за руль, поэтому много употреблять нельзя. Но и не составить Саше компанию тоже нельзя.

– Нет.

– Почему? Он же звонит тебе каждый день.

– Я не беру трубку. И скайп отключила. Не готова я пока разговаривать. Не знаю, что сказать. Мне нужно время на осмысление.

Она сделала глоток вина и насадила на вилку гребешок.

– Знаешь, что особенно неприятно? – Она выпила еще, а вилку вернула на тарелку. – Что он, не скрываясь, встречается со своей пассией. Пусть я далеко. Но там, на острове, есть люди, которые знают и меня, и его. Следовательно, могут рассказать мне о том, что видели Артура… – Она схватила вилку, отправила в рот гребешок и стала яростно жевать. Вкуса, Пьер был уверен, она при этом не ощущала. – Значит, ему все равно? Он не боится последствий? Даже если отбрешется…