У истоков Руси: меж варягом и греком - Владимир Егоров

Достоверность последней цитаты и ее «историческую весомость» я, мой дотошный читатель, не проверял, оставляю ее на совести С. Лесного. Единственное, что напрашивается на комментарий, — это этническое лицо бастарнов. Никто кроме Лесного бастарнов славянами не считал и не считает, для всего ученого мира они так и остались германским племенем. Некоторые ученые мужи допускают у бастарнов сильный кельтский компонент. Дальше других идет, следуя за Лесным, М. Щукин, для которого бастарны — особый индоевропейский народ «между кельтами и германцами». По Щукину, бастарны создали зарубинецкую археологическую культуру рубежа эр в Среднем Поднепровье, а затем приняли участие в этногенезе славян37.

Между тем, С. Лесной не зря приводит обе цитаты рядом, корреляция между ними очевидна. Трудно посчитать случайными хорошее совмещение во времени и почти полное совпадение по месту, причем во второй цитате появляется непосредственно Норик. Наконец, в обеих цитатах фигурирует одно то же имя Аврелий, причем во второй на выбор даже два Марка Аврелия: действительно «выведенный из числа живых» своими взбунтовавшимся войском, но не генерал, а сам император Проб; и действительно «начальник римских войск» Кар, который однако не только благополучно остался в числе живых, но даже занял место убитого Проба. Чтобы хоть как-то разобраться с этими марками аврелиями, обратимся к нашей «палочке-выручалочке», к энциклопедиям:

«Проб Марк Аврелий (Marcus Aurelius Probus) (232–282) — римский император с 276. Родом из Иллирии… Упрочил власть Рима в Галлии и по всей рейнской границе, оттеснив в 277 вторгнувшихся в Галлию франков, алеманнов и др. племена. Его меры по укреплению дисциплины в армии вызвали восстание солдат, во время которого П. был убит».

«Кар Марк Аврелий (Marcus Aurelius Carus) (ок. 222–283) — римский император с 282. Родом из Нарбонской Галлии (Евтропий: 9; 18)… Император Проб назначил его префектом претория. После гибели Проба избран императором… Убит молнией в Месопотамии».

Есть неясности с местами рождения обоих Марков Аврелиев. У Брокгауза Проб родился не в Иллирии, а в Паннонии. Зато у Лесного уроженцем как раз Иллирии, конкретно Нароны в южной Далмации, оказывается Кар, что противоречит Евтропию, который считает Кара выходцем из Нарбонской Галлии, то есть с юга Франции. Но для нас несущественно, кого из них имел в виду Прокоп Слобода. Бог с ними со всеми. По-настоящему неприятны два других расхождения.

Во-первых, у Слободы нехорошего римского генерала убивает местное крапинское население, ведомое вельможами Чехом, Лехом и Русом, а у римских историков восстание поднимают солдаты регулярной римской армии, которые в III веке были поголовно наемными и служили, где прикажут, но никак не на своей родине.

Во-вторых, как же нам быть с бастарнами? Теперь в предки славян напрашиваются не только иллирийцы-норики, но и германцы-бастарны. Не пущать? Или же считать нориков не иллирийцами, а бастарнов не германцами?

— Бэрримор, могут бастарны оказаться славянами?

— Простите, сэр?

— Ах, черт, тебе же нужно по-английски. Окей. Can the Bastarnae have been the Slavs?

— Сэр, я всегда был против рабства, даже если в рабов превращают ублюдков.

И Бэрримор удаляется в любимую буфетную с высоко поднятой головой38.

Проблема бастарнов остается нерешенной, и как следствие «повисает» объяснение событий, описанных в «Повести», через чешскую легенду. Тем не менее, трудно отделаться от впечатления, что подобное предание могло быть известно автору «Повести» и использовано им в меру понимания как самого текста, так и необходимости его привлечения к повествованию. Симптоматично отсутствие в «Повести» праотцев Чеха, Леха и Руса, так как последний из троицы слишком явно противоречил постулированной «Повестью» варяжской этимологии руси.

И еще одно небольшое попутное измышление. Ты, мой внимательный читатель, не мог не заметить, что только что рассмотренная увлекательная версия формально противоречит тексту «Повести». В перечислении народов на закладке «Потомство Иафета» подряд друг за другом идут и римляне и волохи, то есть, вроде бы, котлеты-римляне отдельно, а мухи-волохи тоже сами по себе, и соответственно права отождествлять римлян легенды Слободы с волохами «Повести» у нас нет. На самом деле это препятствие трудно воспринимать всерьез.

«Повесть»— творение коллективное. Своеобразный творческий коллектив, в котором ни один соавтор не был знаком с другими, включал несколько византийских и болгарских писателей, Нестора и Сильвестра, а также тьму переписчиков, четыреста лет копировавших друг у друга страницы «Повести». При этом каждый из них допускал ошибки и описки, а многие норовили улучшить текст, сделать его либо более понятным современникам, либо более лояльным к тогдашним властителям. Так в тексте появлялись вставки и комментарии, которые, однако, никак не выделялись и не помечались. Вот пара типичных примеров из самого начала «Повести», уже встречавшихся нам ранее в «Размышлениях».

Пример 1. В легенде о призвании варягов оригинального текста «Повести» эти самые варяги, включая варягов русь, появляются и действуют как нечто само собой разумеющееся. Но уже с XI века Русь не знает варягов, и для ничего о них не ведающего читателя XIV века «заботливый» переписчик вводит комментарий — дедуктивное определение варягов-руси на базе индуктивного определения (в форме перечня) варягов вообще: «Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, — вот так и эти». Не знаю, полегчало ли читателю XIV века, а вот некоторые читатели XX века, доморощенные шерлоки холмсы, ухватившись за эту в общем-то бессмысленную вставку, начинают «высчитывать», кто же такие варяги русь и где их географическое место среди прочих варягов. И ответы получают самые разнообразные. Смешно, кабы не грустно.

Пример 2. Древний оригинал «Повести» зачем-то дает большой и подробный перечень стран и народов, островов и полуостровов, рек и морей, якобы полученных в наследство Иафетом (при чтении «Размышлений» мы его пропустили). Вот какова «Иафетова часть» мира в «Повести»: «Иафету же достались северные страны и западные: Мидия, Албания, Армения Малая и Великая, Каппадокия, Пафлагония, Галатия, Колхида, Босфор, Меоты, Деревия, Сарматия, жители Тавриды, Скифия, Фракия, Македония, Далматия, Малосия, Фессалия, Локрида, Пеления, которая называется также Пелопоннес, Аркадия, Эпир, Иллирия, славяне, Лихнития, Адриакия, Адриатическое море. Достались и острова: Британия, Сицилия, Эвбея, Родос, Хиос, Лесбос, Китира, Закинф, Кефаллиния, Итака, Керкира, часть Азии, называемая Иония, и река Тигр, текущая между Мидией и Вавилоном; до Понтийского моря на север: Дунай, Днепр, Кавкасинские горы, то есть Венгерские, а оттуда до Днепра, и прочие реки: Десна, Припять, Двина, Волхов, Волга, которая течет на восток в часть Симову».

Завершает длинный список уже знакомый нам первый перечень народов Иафетовой части: «В Иафетовой же части сидят русские, чудь и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочская чудь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, ливы».

Читателю, да и самому переписчику в Печерском монастыре XV века значительная часть географических названий в приведенном отрывке уже ничего не говорит. Нет в Речи Посполитой никакой мери, веси, ями и прочая. Зато есть поляки, под властью которых находится Киев и которые (о ужас!) никак не отражены в оригинале текста. И ужаснувшийся переписчик добавляет от себя перечень современных ему народов. Поскольку таковых он лично знает мало, перечень получается недлинным, зато политически грамотным, возглавляемым уже не традиционной чудью, а ляхами: «Ляхи же и пруссы, чудь сидят близ моря Варяжского». Географически более подкованным оказывается другой доброхот-переписчик, который расширяет коротковатый список: «Потомство Иафета также: варяги, шведы, норманны, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и прочие». Этой второй добавке мы уже уделили внимание на закладке «Потомство Иафета». К этому еще можно добавить, что наш «редактор», конечно, знать не знает античных римлян. Для него римляне — это ромеи, то есть византийские греки, а волохи — это влахи, то есть современные ему румыны. Поэтому мы с тобой, мой уважающий себя читатель, не будем уподобляться доморощенным шерлокам холмсам и делать далеко идущие выводы о невозможности идентификации римлян и волохов на основании этой вставки.

Между тем именно с древними румынами-влахами связано другое возможное измышление загадочного этногенеза славян в «Повести».