Стадия зеркала. Когда женщина знает, чего хочет - Этери Чаландзия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В моей жизни все оказалось еще веселее.
Уже второй посетитель, посмотревший мою квартиру, заявил, что ему все нравится и завтра у нас сделка. У меня от такого счастья задергалось веко, но мой риелтор почему-то совсем не радовался, руки незнакомцу не целовал, молчал и непринужденно улыбался. Я еще не знала, что непринужденная улыбка этого человека не сулит ничего хорошего. После того как перспективный покупатель, практически мой новый родственник, ушел, мой враг внимательно осмотрел меня, что-то прикидывая, явно остался недоволен осмотром и сообщил, что за завтрашний день мы должны найти мне новую квартиру. Я прямо села в компот от «радости».
Конечно, я не планировала посвятить остаток жизни поискам жилья, но заставлять меня всего за день из-под палки найти квартиру своей новой мечты в городе с пятнадцатимиллионным населением было как-то бесчеловечно. Я поделилась паническими сомнениями с риелтором, он горестно кивнул, очевидно, своим подтвердившимся опасениям, и затем в пять минут обрисовал мне образ идеального клиента, которому я, понятное дело, совсем не соответствовала. В двух словах это было полено с деньгами. Мне надо было перестать создавать проблемы профессионалам и хорошим людям и прекратить уже, наконец, заблуждаться на предмет того, кто тут главный. По наивности и незнанию я и правда думала, что именно я – гвоздь программы. Оказалось, я просто досадное недоразумение на чужих профессиональных и жизненных маршрутах.
Вечером того же дня из моего факса вылез рулон бумаги с распечатанными адресами. Я прикинула свои возможности и городские пробки и поняла, что даже муха под героином не сможет пролететь по намеченному маршруту. Но отступать было поздно. Я уже являлась частью живой цепочки, которая называлась альтернативой, а у моего виска, как пуля, с тихим свистом, висел риелтор. Обдумывая завтрашнее адское расписание, я повалилась спать. Мне все больше начинала нравиться моя старая берложка.
Из пятнадцати тысяч квартир мы смогли посмотреть только пять. Большинство других были или проданы, или не существовали в природе. Но мне хватило и тех, что мы увидели. В первой, похоже, жили какие-то неизвестные науке страшные звери, которые ползали под паркетом и обоями, взрыхляя и то и другое, грызли кирпич и переваривали цемент. Хозяева, когда решили расправиться с мутантами, просто поставили посреди помещения бидон с масляной краской розового цвета, протянули бикфордов шнур и рванули все это к известной матери. Единственным местом, куда не дотянулась взрывная волна поросячьего цвета, была ванная, но там были свои проблемы, и через полупрозрачный потолок явственно просматривались ноги соседа. Едва унеся собственные из этого, кстати, совсем недешевого логова, мы продолжили наш путь страданий.
Следующая, не менее дорогая квартира располагалась на последнем этаже старой пятиэтажки без лифта. Карабкаясь вверх по узкой лестнице, засиженной санками, велосипедами, рельсами и соплами реактивных самолетов, я постепенно вычеркивала из воображаемого списка имена родных и близких. Было очевидно, что, несмотря на всю их любовь ко мне, до последнего этажа не дойдет никто. В конце концов из соседней квартиры к нам, гордо подбоченясь, вышла пьяная женщина с железными зубами, я поняла, что я и тут не жилец, и поспешно ретировалась. Риелтор что-то кричал в лестничный проем о совокупной глупости всех женщин на земле, но я плохо себя вела, проявляла твердость и трусость и продолжала убегать. В третью квартиру мы не попали, потому что женщина отказывалась показывать свою жилплощадь незнакомым бандитам, а ее риелтор застрял где-то во Фрязине. Оставив эту чужую драму за спиной, мы посмотрели еще две берлоги, и на город опустилась ночь. Под испепеляющим взглядом своего Вергилия я понимала, что теперь самое подходящее для меня место жительства – картонный ящик из-под холодильника. Мы расстались врагами, а наутро я влюбилась в первую же квартиру, которую увидела.
Активизировался второй этап гонки – продажа собственности. Я уже знала, что в центре полно отвратительного и дорогого жилья. В большинстве квартир предлагалось ознакомиться, до какого состояния можно сгноить паркет, разрушить потолок, развалить стены и какое количество неизученной флоры и фауны можно вырастить на обычной батарее. Позже, когда я показывала свою музейного вида квартирку потенциальным покупателям, я глазам своим не верила, когда эти люди приподнимали брови и крутили носами. Их вид словно говорил: «Хороший паркет, деревянные окна, кондиционер, красивая ванна… Ну, не знаем, не знаем, зачем нам все это? Мы любим грязь, слизь, тараканов размером с тарелку и крыс, загрызающих котов. А тут вы с вашими изяществами!» Я только руками разводила. Видимо, эти люди заводились только при виде сгнивших ванн и трещин размером с человеческую голову.
Тот покупатель, который едва не стал моим родственником, с ходу согласившись купить мою квартиру, пропал. А ведь с таким чувством грезил, в какой цвет перекрасит стены, как расставит новую мебель и какую хорошую женщину наконец заведет. Я было затосковала от этих рассказов, но уже на следующий день шустрый дядя исчез со всех радаров, на телефонные звонки не отвечал и никакой заинтересованности к своей будущей жизни в моих стенах не проявлял. Это, конечно, несколько расстраивало мои планы, но в глубине души я была рада, потому что большинство его идей были просто возмутительны. Риелтор философски отнесся к пропаже человека, небрежно заметил, что это еще ничего, хуже, когда они с деньгами пропадают, и, не обращая внимания на звук моего упавшего тела, продолжил делать вид, что днем и ночью занят только одним – продажей и покупкой моей недвижимости.
Теперь я, как элитная проститутка, по нескольку раз на дню принимала посетителей в своей квартире и устраивала так называемый показ. Дело было довольно хитрым, потому что я с таким вдохновением расписывала достоинства жилья, что у людей возникал резонный вопрос: «Зачем же продавать такое счастье?!» Эту часть брал на себя риелтор. При приближении людей с большими деньгами он преображался на глазах. Горной серной принимался гарцевать по паркету, демонстрируя исключительное качество полов, в красках описывал добродетели соседей и преимущества окон, выходящих на север и во двор. Если он видел, что посетитель хмурился, он принимался авторитетно доказывать, что здесь все нужно переделать ко всем чертям и тогда этот медвежий угол станет нормальным жилищем.
Он прихватывал очередного растяпу за локоток и отводил гулять вдоль плинтуса, по секрету нашептывая одному ему известный способ безошибочно вписать холодильник между стеной и кофеварочной машиной. Не знаю, что он там нашептывал на самом деле, но покупатели один за другим пропадали навек. В какой-то момент мне стало казаться, что квартира проклята и нужны священники, цыгане или новый риелтор, чтобы дело сдвинулось.
Я звонила своему в пять часов утра, с ходу сообщала, что только что сжевала и выплюнула наш контракт и больше не хочу ни покупать, ни продавать, ни есть, ни спать, ни душ принимать, ни нравиться мужчинам. Я уже была готова переселиться в городскую канализацию, когда все часы пробили, и настало время сделки.
Как ни странно, но самые яркие впечатления у меня остались от вязаной сумочки с аппликациями, в которой покупательница привезла деньги в банк. Сама процедура была долгой, нудной, все собравшиеся из последних сил старались напрячься, сосредоточиться и понять, на чем их собираются провести, и косились друг на друга, ожидая последней непредусмотренной протоколом подставы. Мы все время подписывали какие-то бумаги, и я так устала, что не глядя подмахнула бы договор о самосожжении. Единственное, что меня развлекало, это тканевые ежики на сумке с деньгами. Учитывая сумму, лежащую внутри, это было настолько безумно и трогательно, что как-то скрашивало бесчеловечный процесс превращения квартиры в кучу денег. Наконец, пересчитав эту кучу вдоль и поперек и расставив везде, где надо, свои закорючки, мы организованной шеренгой двинулись в банковское хранилище.
Постепенно закончился привычный мир и розовый мрамор, исчезли расфуфыренные служащие и посетители, похожие на проворовавшихся Ротшильдов. Мы оказались в длинном и сыром коридоре. По моим прикидкам, он находился значительно ниже уровня моря и, судя по его наклону, стремился еще ниже. В коридоре мы встретили человека-гориллу. Я вежливо сказала «Здравствуйте», но примат меня не заметил. Он откручивал вентили на двери, больше напоминавшей переборки подводной лодки. Я хотела было как-то ненавязчиво пошутить, разряжая напряжение, но нас без лишних разговоров загнали внутрь. Горилла принялась ловко задраивать входную дверь. «Мне бы маме позвонить!» – пискнула я, но меня толкнули за решетку. Решетку тоже закрыли. Я оказалась в центре города под землей в обществе безумной женщины с ежиками на вязаной сумке, двумя психопатами-риелторами, гориллой и безмолвной женщиной-проводником. Меня в полуобморочном состоянии подтолкнули к ячейке, ежики исчезли, ключи провернулись, и я решила, что с этого места дальше могу ничего не помнить.