Быть зверем - Юрий Стукалин

Я только сейчас обратил внимание, что сижу обнаженным по пояс, а мои руки и тело перемазаны кровью Ника.

– Могу я где-нибудь умыться?

– Да, да, конечно.

Диего проводил меня в ванную комнату, где я смог смыть с себя кровь. Когда я вернулся, старик улыбнулся мне и сказал:

– Твой друг спит. Рана его серьезна, но не опасна. Но какое-то время ему придется провести в постели. А теперь давайте не будем ему мешать, – он жестом указал на дверь другой комнаты.

Мы все вышли, а старуха укрыла Ника одеялом и, погасив свет, последовала за нами. В центре большой комнаты стоял стол. Диего предложил мне сесть, сделал два звонка по телефону и только после этого сел за стол рядом со мной. Мари со старухой прошли на кухню, и по звону посуды я понял, что сейчас меня будут кормить.

– Ты вызвал полицию? – спросил я Диего. Большого желания связываться с мексиканским правосудием у меня не было.

– Нет. Не надо полиции, – спокойно проговорил он. – Я сам найду их.

– Ты знаешь, кто они?

– Нет, но Мари сказала, что вы задали им хорошую трепку и одному повредили ногу.

– Да, а другому, судя по всему, сломали несколько ребер. По крайней мере, мы очень старались.

– Хорошо. Если они обратятся в больницу в округе пятидесяти километров отсюда, я буду об этом знать. – Блеск в глазах молодого мексиканца не предвещал нападавшим ничего хорошего.

– Да… – протянул я. – Судя по твоим глазам, в полицейском участке им было бы безопаснее.

– Так и есть, – и он широко улыбнулся.

– И что ты сделаешь, когда найдешь их?

– Убью, – спокойно ответил он. – А если их первыми найдут мои друзья, то они убьют их. В Мексике нельзя обижать женщин безнаказанно. Особенно если у них есть братья.

В комнату вошел старик. Он отодвинул стул и сел с нами. Диего представил нас друг другу, выложил на стол пачку сигарет, и мы закурили. Старика звали Мигель, и он был отцом семейства.

– У твоего друга на шее интересное ожерелье, – первым делом сказал он, присаживаясь за стол. – Откуда оно у него?

– Его ему подарил старик-официант из Мериды, – ответил я. – Он лакандон.

– Это очень старая вещь. – Мигель на мгновение замолчал, внимательно посмотрел на меня, но потом сменил тему, спросив: – А сами вы откуда?

– Из России.

– Россия?! – Старик был явно удивлен. – Я еще ни разу в жизни не видел ни одного русского. Вы не мафия?

– Нет, – засмеялся я, уже привыкший к подобным вопросам. – Мы не мафия.

– А судя по словам Мари, вы разделались с этими подлецами, как мафия. – У глаз старика заиграли озорные морщинки, и было ясно, что он не совсем верит мне.

– На нашем месте так поступил бы каждый, – выпалил я слоган из пионерского детства.

– Россия очень далеко. Очень. – Мигель покачал головой. – Москва. Снег. Там много снега и холодно, я знаю.

– Да. Когда мы улетали из Москвы, там было минус двадцать.

– Сколько?! – в один голос спросили Мигель с Диего.

– Минус двадцать, – ответил я, не понимая их удивления.

– Минус двадцать? – снова вместе переспросили они.

– Да.

– У меня в холодильнике теплее. – Мигель поежился. – Как же вы там живете?

– Весело, – ответил я, не кривя душой.

В комнату вошли Мари со старухой и начали расставлять на столе тарелки с едой. Радушные хозяева угощали меня, как дорогого гостя. Мигель постоянно пододвигал мне пиалу с сальсой – самым любимым мексиканцами соусом. Но я знал, насколько сальса, подаваемая в Мексике, отличается от мексиканской сальсы, подаваемой в Москве. Это как пиво и безалкогольное пиво. Для меня нет разницы – зальют мне в рот расплавленный свинец, воткнут нож в горло или накормят сальсой – результат будет одинаковым и в том и в другом случае. Смерти своей я не желал, а потому с деланым сожалением отказывался, объясняя, что по рекомендации врача вынужден соблюдать строгую диету. Правда, при этом я поглощал любую другую пищу и думаю, что Мигель прекрасно понял особенности моей странной диеты. После еды он достал из холодильника бутылку текилы, а Мари нарезала лимон и принесла блюдечко с солью.

Текила! Я человек непьющий, но текила – это отдельный разговор. Не верьте псевдознатокам – текила не самогон, текила – нектар! Никто в Мексике не пьет ее так, как советуют в рекламных призывах – лизни, глотни, кусни и прочая ересь. Никто здесь не перемазывает солью края рюмки, и никто не режет лимон тонкими ломтиками. Я бывал и в Мексике, и в Гватемале, много пил ее с жителями этих стран, пил в разных условиях, но ни разу не видел такого безобразия. Вы никогда не поймете вкуса этого чудесного национального напитка такими способами и, как многие мои московские знакомые, будете гордо утверждать, что, да, лизали, пили, кусали – гадость. Но не надо лизать соленых рук, даже если они тщательно вымыты перед этим, и не надо портить текилу тонкой лимонной долькой. Еще один способ, о котором я слышал – пить ее из пупка знойной мулатки. Но по мне, мулатки существуют не для того, чтобы из них пить, и, судя по эротическим приключениям Ника, для знойных мулаток есть много других любопытнейших применений. По-настоящему и в запаршивленных забегаловках, и в шикарных ресторанах – везде и повсюду текилу пьют лишь одним способом. Из чистой, не обесчещенной солью рюмки текилу опрокидывают себе в рот, после чего жадно вгрызаются в обильно посыпанный солью добрый ломоть лимона. Я это знал, и Мигель с Диего это оценили. Надо было снять напряжение, и через час они узнали, как пьют русские, после чего Мари принесла вторую литровую бутылку. О чем мы говорили, распивая ее, никто из нас утром не помнил.

Глава седьмая

6 декабря 1903 года

«Сегодняшней ночью в лагере произошел страшный переполох. Когда все уже были готовы отойти ко сну, раздался приглушенный рык ягуара, и огромная пятнистая кошка вышла из зарослей прямо к нашей стоянке. Индейцы перепугались, но я быстро схватил свой винчестер и пальнул в зверя несколько раз. В спешке я промахнулся, и ягуар моментально скрылся в ночи, но индейцев это нисколько не успокоило. Всю оставшуюся часть ночи они не сомкнули глаз, твердя постоянно, что злой дух посетил их, предвещая каждому неслыханные беды, ибо настоящий ягуар никогда не выйдет к людям, чей лагерь окружен кострами, как наш. Поутру все они были не только подавлены морально, но и не могли двигаться быстро из-за бессонной ночи, а потому нам приходилось устраивать привалы едва ли не через каждые полчаса. К вечеру мы преодолели не более пяти миль пути. Индейцы удручены и напуганы и постоянно молятся, со страхом озирая джунгли. В их глазах я вижу ужас, каковой может испытывать только дикий человек, отягощенный суеверием и первобытным невежеством. С наступлением темноты страх их настолько усилился, что некоторые даже не смогли есть, когда повар позвал их к ужину».