Фантастический бестиарий - Кир Булычёв

Кто собрал все эти мифы и проследил родословные героев? Был ли гений, который собрал всех сказителей (вероятно, в дописьменный период) и повелел им месяц за месяцем исполнять свой, еще не систематизированный репертуар? Уговаривал ли он коллег там — то сменить герою имя, а там — местожительство, вносил ли свои предложения, предлагал сюжеты — неизвестно. И наконец, была ли создана «Всеобщая таблица мифической Эллады», куда более подробная и логичная, чем история реальной Греции, и впитавшая в себя все возможные сюжеты и коллизии будущей мировой литературы?

Впрочем, все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, лучше считать, что мифология — самоорганизующаяся система, сродни живому телу. Ведь никто не спрашивает у правой руки, откуда она знает, что ей надо расти из плеча, притом именно из правого. Так уж получилось.

Пожалуй, еще более любопытно, как с распространением письменности, с развитием в Элладе наук и изящных искусств громадная, сложная и гармоничная крона древа мифологии начинает раздражать куда менее доверчивых и наивных греков и их учеников — римлян. Я не говорю еще о таких чудесных скептиках, как Плиний, которые, полагая себя интеллигентными людьми, считали неприличным верить в сказки. Нет, перед Плинием я преклоняюсь, он бы и в летающую тарелочку не поверил, пока не потрогал бы ее своими руками. Я имею в виду модификаторов и модернизаторов, которые всегда плодятся вокруг стареющей идеологии. С презрением относясь к системе отношений в мире мифа, свежеиспеченные «ащуги», которые не задали себе труда прочесть накопленное ранее, создавали конъюнктурные варианты более рационального, измельченного толка. И вот уже миф может восприниматься с усмешкой.

Можно провести аналогию. С детства мы твердили фразу из Коммунистического манифеста: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». Мы повторяли ее с умилением либо внутренней дрожью, с надеждой, но только не с улыбкой, хотя, если вдуматься, фраза сомнительная. Увидеть светлое будущее в виде бродячего призрака — значит допустить, что оно может сгинуть с первым криком петуха. Недавно я прочел дополнение к этой фразе: «С протянутой рукой», и стало смешно — миф умер.

Так и с мифами греческими. Ехидна и ее страшные потомки пугали многие поколения детей и взрослых. Но на закате мифотворчества появляется новый миф, следуя которому мы должны поверить, что славный богатырь Геракл повстречал Ехидну, влюбился в это страшилище, забыл о своих подвигах и три года нежился в ее змеиных объятиях, прижив с ней троих детей. Один из сыновей, Спиф, стал основателем скифского народа.

Еще обиднее наблюдать крушение мифа в «постмифе» о горгоне Медузе. То ли от шутовства, то ли от необразованности автор придумал миф — перевертыш, в котором Медуза — прекрасная девица, у нее трогательный роман со старым, по активным Посейдоном, которому она и преподносит Пегаса и Хрисаора.

Таких «постмифов» немало, они по — своему накладываются на совершенную «таблицу мифологии» и разрушают ее логику. Мы постараемся, рассказывая о целой группе удивительных и связанных тесными родственными узами выдуманных тварей, игнорировать подобные модернизации, лишь учтем, что и в «таблице» встречались разночтения, как бывают они в настоящей истории.

Некоторые противоречия лишь кажутся таковыми, например, существуют тезки. В исландских сагах, описывавших, как правило, реальных лиц, авторы выходили из положения, добавляя к имени название места жительства. В Греции это не было принято делать, поэтому разобраться с тезками было сложнее. Человек, например, узнает, что девушка с красивым лошадиным именем Гипподамия одновременно выходит замуж за Пелопса, за Пейритоя, остается притом наложницей Ахилла и предметом вожделений Агамемнона. Ну и что в том странного? Вы же, уважаемый читатель, знаете Татьяну, вышедшую замуж за Васю, и другую Татьяну, отвергнувшую притязания Пети.

В древности спорили о том, кто же родители Ехидны. Некоторые утверждали, что это бог смерти Тартар и богиня Земли Гея. Но мне кажется более органичной и генетически объяснимой версия, по которой отец ее — единоутробный брат Пегаса великан Хрисаор и мать — Каллироя. Посудите сами — Хрисаор, зачатый горгоной Медузой одновременно с Пегасом от Посейдона, появился на свет не из утробы, а из крови предательски убитой Персеем на берегу Океана матери. Братья (конь и человек) в сознании греков были связаны с рекой Океан, то есть были существами водными, да и отец их — царь морской.

Медуза несет в себе змеиное начало (очевидно, по происхождению она — один из демонов подземного мира), к тому же отец ее, Форкий, — морское божество, брат старца Нерея. Так что она, как это вам не покажется странным, — кузина прекрасной Амфитриты, законной жены Посейдона, от которого произошли не только грайи и горгоны, но и дракон Ладон (пресмыкающееся), тот самый, что тщетно защищал от Геракла волшебные яблоки Гесперид и был убит на посту.

Хрисаор, о внешности которого ничего вроде бы не известно, за исключением того, что он был велик, весь в отца, влюбился в Каллирою, речную нимфу, океаниду (дочь Океана). От этой любви и родилась почему — то Ехидна. Но если вспомнить, кто бабушка и дедушка Ехидны, и привлечь к объяснению генетические законы Менделя, то останется удивляться образованности создателя «периодической таблицы мифов».

Именно от бабушки Медузы Ехидна получила нижнюю, змеиную, половину тела, тогда как верхняя, включая голову, принадлежала вполне миловидной девушке, похожей на мать — нимфу.

Можно представить, какая паника царила в доме великана Хрисаора, когда пришло время показать отцу новорожденную. Няньки, бабки, повитухи, да и сама молодая мать трепетали, что отец возопит: «С каким паршивым драконом ты мне изменила!» и всех убьет.

Но обошлось. Хрисаор подивился на дочку, которая двигала ручками и махала хвостиком, и сказал:

— Ну вся в мою покойную маму!

Ехидна росла, травмированная двусмысленностью своего положения, и, хотя дома ей говорили, что она не хуже иных девочек, Ехидна стала злоязычной, насмешливой, можно сказать, ехидной девочкой.

Когда она выросла, несмотря на красоту и происхождение из хорошей семьи, замуж ее так долго не брали, что она совсем озлобилась и, к огорчению родных и близких, бросилась в объятия стоглавого Тифона, сына Геи и Тартара. Это подтверждает, кстати, мое убеждение в том, что Ехидна никакого отношения к Тартару не имела — никогда бы она не пошла за родного брата!

Если Ехидна в бестиарий входит лишь относительно, потому что она всего — навсего неудачливая женщина со змеиным хвостом, то Тифон, конечно же, рожден для бестиария.

Итак, Тифон — тварь о ста головах, которая говорить не умеет, зато рычит, воет, лает, квакает и произносит множество неприятных звуков, потому что головы — то у него не человеческие, а разнообразные звериные. Эта тварь своими ста пастями порождала вихри, что сносили в море все живое и уничтожали посевы.

Вот этому — то монстру досталась молодая Ехидна. Но не следует думать, что невеста была несчастна и лишь безысходность толкнула ее на этот брак. У Тифона были такие связи через родителей и такие далеко идущие планы, что любая девушка, заткнув уши воском, разделила бы с Тифоном ложе.

Впоследствии, не без подстрекательства Ехидны, Тартар начал бороться за верховную власть с самим Зевсом. Борьба шла с переменным успехом, на каком — то этапе Тифон даже взял штурмом Олимп и боги в ужасе бежали в Египет. Зевса Тифон поймал, вырезал ему жилы на ногах и бросил в киликийскую пещеру. Если бы не Гермес и Пан, пришедшие на помощь Зевсу и укравшие его жилы у Тифона, быть бы Ехидне верховной богиней Олимпа. Но в конце концов Тифона победили… Ехидне пришлось одной воспитывать детей, тогда как Тифона уложили под землю. Там он содрогается, отчего извергается Этна и случаются другие землетрясения.

Дети у Ехидны родились один другого страшнее: во — первых, Химера, о которой говорилось выше, во — вторых, Кербер, он же Цербер, в-третьих, Лернейская гидра, в-четвертых, Немейский лен, в-пятых, Сфинкс.

Тут генетика беспомощно разводит руками, а нам остается лишь констатировать сказочные факты, не делая обобщений, но и памятуя, что и у крокодила есть друзья.

***Немейский лев***

Представьте себе, как подрастали, резвились, баловались любимые малыши Ехидны, как выползала в садик молодая мать, садилась за вышивание, поглядывая на львенка, которому суждено было прославиться под именем Немейского льва, как весело лаял и ластился к маме песик Кербер, как гонялся по травке за гидрочкой неуклюжий увалень Сфинкс…

Но вот пронеслись годы, выросли, возмужали дети Ехидны. Каждому было определено дело.

Лев поселился в Немейской долине в Арголиде. Он, говорят, вырос в крупного хищника и считался неуязвимым. Обитал он в пещере с двумя выходами и, если кто — нибудь желал поставить его неуязвимость под сомнение, уходил запасным выходом подальше от греха.