Гибель парома «Эстония». Трагедия балтийского «Титаника» - Рабе Ютта

11. Обсуждались вопросы охраны погибшего парома.

12. Обсуждалось содержание и смысл команды «Мистер Скайлайт».

13. Пирьяо В. проинформировал, что финская газета в Хельсинки сообщила, что один из эстонских членов комиссии замешан в торговле оружием.

14. Считается принятым к сведению, что некая финская газета в Хельсинки сообщила, что один из эстонских членов комиссии замешан в торговле оружием.

При этом особое внимание должно быть уделено пунктам 2, 5 и 14, поскольку пунктом 2 как бы утверждается, что Эстония отказывается от последующих важных потоков информации. Пункт 5 ясно отражает политические последствия гибели «Эстонии», что очень ловко формулируется как «проблема самой Эстонии», хотя в действительности осенью 1994 года все западные страны были обеспокоены отношениями между НАТО и Россией, поскольку, по мнению русских, НАТО продвинулось на Восток и попытается утвердиться в маленьких прибалтийских странах. Из-за этого уже накопился достаточно большой конфликтный потенциал. Пункт 14 отражает состояние удрученности и подавленности, которые овладели в этот период Эстонией, впрочем, как и шестью другими восточноевропейскими государствами, причиной чего служили распад прежней коммунистической идеологии и введение рыночных отношений.

При этом с захватывающей дух скоростью укоренялись коррупция и организованные мафиозные структуры. В результате политики, министры и высокопоставленные государственные служащие оказались замешанными в различных криминальных делах. Так было и с эстонским министром внутренних дел Хейки Арике, который к этому времени подозревался в связях с торговцами оружием. Впоследствии суд объявил его невиновным, хотя он, как министр внутренних дел, оформлял документы для торговли оружием и лично занимался его отправкой в Чечню. Однако его адвокаты сумели убедить судью в том, что для такой торговли эти документы вообще не требовались. И на этом основании с него было снято обвинение, хотя фактически состав преступления был налицо.

Для «независимой комиссии», какой задумывалась JAIC, это было плохим началом.

Для работы этой комиссии были характерны порочные методы: запугивание свидетелей[26] и сокрытие их показаний[27] вплоть до заявлений о потере пленок с записями показаний[28], уничтожение вещественных доказательств[29], использование фальшивых документов[30] и общая тактика расследования, которая с самого начала была направлена на доказательство того, что причиной катастрофы были лишь конструктивные дефекты судна, а это взваливало всю ответственность на судостроительную верфь[31], что повлекло за собой в знак протеста уход из комиссии части ее членов[32].

Комиссия попыталась вызвать у стран-участниц впечатление ее добросовестного отношения к расследова-тельной деятельности, что привело к тому, что в этих странах, то есть Швеции, Эстонии и Финляндии, были приостановлены собственные расследования, ведшиеся силами прокуратуры и полиции, или же их расследования были подчинены и приспособлены к работе комиссии JAIC. В 1966 году я запрашивала ведущих служащих криминальной полиции Стокгольма, Олофа Палмгрена и Бо Виде, о состоянии начатого ими собственного расследования. Вот ответ Бо Виде: «В день или спустя два дня после этой аварии генеральный прокурор начал предварительные следственные действия с целью выяснить, имеется ли кто-нибудь, кто несет ответственность за техническую неисправность на пароме. Эти мероприятия до сих пор не закончены. Мы ждали, когда аварийная комиссия придет к определенному выводу. Лишь после этого прокурор должен был заявить о своей позиции, исходя из которой мы продолжили бы свое расследование. То есть мы ожидали, что именно аварийная комиссия объявит, что же на самом деле произошло. Когда перед нами будет лежать окончательное заключение аварийной комиссии, мы сможем начать свою работу в части выявления преступных действий, чем мы, собственно, и должны только заниматься».

Аналогичный вопрос я задала весной 1996 года руководству криминальной полиции в Турку Юхану Салонену и Калле Пухолайнену, и получила от них точно такой же ответ. Их коллега Курт Алопаеус заявил буквально следующее: «…сейчас мы не расследуем ничего масштабного, мы должны лишь ответить на вопросы комиссии JAIC, которые она ставит перед нами. А комиссия, конечно, отразит все это в своем заключении».

Весной 1996 года я еще раз побывала в Эстонии и задала там такой же вопрос старшему инспектору криминальной полиции Принту Мяннике, на что получила совершенно идентичный ответ: «Мы ждем результатов работы комиссии. И хотя у нас всех всегда имеются определенные задания, на этот раз мы сначала подождем, что будет написано в заключении комиссии».

Таким образом, комиссия JAIC добилась-таки своего, сведя на нет деятельность правоохранительных органов в деле «Эстонии». И это при том, что эта комиссия никогда не стремилась выявить виновных, поскольку, как мне сказал в своем интервью весной 1996 года член комиссии Уно Лаур, «наше сообщение никого не обвинит».

При катастрофах масштаба той, что произошла с паромом «Эстония», было бы естественным ходом дел, когда следственная комиссия сначала выслушивает спасшихся пассажиров и членов команды. Однако комиссия с самого начала проявляла к этой стороне расследования очень мало интереса. Пассажиры ею сразу же были квалифицированы как дилетанты и объявлены людьми, находящимися в состоянии шока, а из членов команды были опрошены лишь единицы. Когда же в их показаниях возникли противоречия, единственным главным свидетелем был избран тот, чьи показания «гармонировали» с представлениями о происшедшем самой комиссии[33]. Примечательно в связи с этим то, что важнейшие обстоятельства и факты были скрыты от общественности. Перечень их достаточно велик, однако существует один особенно впечатляющий пример: финскому центру спасения МССИ и финской спасательной службе в целом были брошены серьезные упреки со стороны шведских членов комиссии, а именно в том, что сигнал бедствия не был своевременно транслирован в Швецию, вследствие чего было потеряно драгоценное время, в течение которого можно было бы спасти много человеческих жизней.

И действительно, шведские спасатели были уведомлены о катастрофе финскими коллегами лишь в 1.52, то есть почти через 56 минут после получения теми сигнала бедствия.

Действительное развитие событий становится ясным из показаний капитана парома «Мариэлла» Ян-Торе Тёрнроса, а также наблюдений, сделанных его офицером Ингмаром Эклундом. Вот, например, выдержка из телефонного опроса Тёрнроса, который проводил шведский следователь Ларс-Эрик Андерссон 6.10.1994 года:

Т. Другие обстоятельства, которые, как я полагаю, следует упомянуть и которые вы, человек, расследующий это дело, должны взять себе на заметку. После того как «Эстония» послала сигнал бедствия, только «Европа» и мы сразу же ответили на него, и, кроме того, у нас действительно были проблемы по установлению контакта с береговой охраной. Но неверно было бы утверждать, что они тоже приняли сигнал бедствия, как об этом написали газеты. На «Европе» этот сигнал услышали только тогда, когда мы позвонили им по сотовому телефону. «Европа» вызвала Турку, позвонив им по сотовому телефону, а мы позвонили в Хельсинки. После того как с «Эстонии» послали сигнал бедствия, на него ответили только мы и «Силья Европа».

А. Означает ли это, что спасательная служба на берегу не подтвердила получение сигнала бедствия?

Т. Они никогда этого не подтверждали.