Шторм-вор - Вудинг Крис

Люди устали бояться, устали от постоянной войны с призраками, которая продолжалась с незапамятных времен, с самого Угасания, а может быть, и еще дольше. И люди выбрали Протекторат. Новая партия власти построила стены, много стен, чтобы разделить районы и сдерживать призраков. Все вздохнули с облегчением. Протекторат расставил солдат на улицах, и паноптикон стал показывать, как они отважно очищают зараженные районы и возрождают давно покинутые части города. Горожане приободрились.

Затем в один прекрасный день Патриций объявил все остальные партии вне закона. Они, мол, только мешают, вечно жалуются на отсутствие прав и свобод, без конца спорят и ничего не делают. К тому времени, когда Патриций объявил себя единоличным правителем Орокоса, он пользовался поддержкой подавляющего большинства. Хотя на самом деле его партия ничего не добилась: чем больше солдат они посылали против призраков, тем больше множились ряды противника. Зато жители города чувствовали себя более сильными, более защищенными, им казалось, что скоро им уже не нужно будет трястись от страха. Вот так власть Патриция стала абсолютной и не осталось никого, кто мог бы бросить ему вызов.

– Одно оборотни сделали правильно, – прошептал Турпан. – Они сбросили этого покрюченного урода.

Моа тихо фыркнула в знак согласия. Как и Турпан, она ненавидела Патриция. Ведь стены между секторами не столько защищали горожан от призраков, сколько служили целям Протектората. Стены огораживали гетто. Протекторат согнал в один сектор бедняков и больных, политических противников и преступников – всех в одну кучу. Таким образом освободилось место для выращивания пищи, предназначенной «добропорядочным» жителям Орокоса, а также для обучения солдат. Все были счастливы. Все превозносили Патриция за то, что он сделал их жизнь лучше. Все, кроме тех, за чей счет были сделаны эти улучшения, кроме так называемых «выродков», загнанных в гетто. Но их судьба никого не волновала.

– Смотри, – тихо сказала Моа, наблюдая за оборотнями внизу. – А слухи-то, оказывается, не врут…

– Точно, оборотни разбирают здание Протектората, – кивнул Турпан. – А все остальное не трогают.

Ваго вопросительно хмыкнул.

– Мы слышали о призраках кое-что, – принялась объяснять ему Моа. – Все в городе это слышали, но никто не знает наверняка. Они захватывают район и потом… уничтожают некоторые вещи. То, что принадлежит Протекторату. Они сносят все, что построил Протекторат. А остальное и пальцем не трогают. Словно мстят Протекторату.

Тут вмешался Турпан:

– В районе, где я вырос, говорили, что призраки захватывают тела людей потому, что не могут ничего сдвинуть с места, ведь они проходят все на свете насквозь. Другое дело – оборотни. Они запросто сносят то, что построил Протекторат.

– А мне говорили, что призраки не могут слишком долго существовать вне человеческого тела, – прибавила Моа, припомнив один давний разговор.

Это была одна из десятков теорий о призраках, и тогда Моа, помнится, отнеслась к ней недоверчиво.

– Да, я тоже такое слышал. – Турпан повернулся к Ваго. – Как бы там ни было, когда призраки уничтожают все следы владычества Протектората в одном районе, они атакуют соседний. Все скопом. Выбирают сектор и наваливаются на него гуртом, вот как они действуют. Очищают одно место, а потом переходят к другому. Вот почему они не распространились повсюду. Они освобождают город по частям.

– А я и не знала, – сказала Моа, блуждая взором по залитой дождем площади внизу и по молчаливо трудящимся оборотням. – Хотя, если подумать, все должны были слышать об этом – такое трудно не заметить.

– Это замалчивают, – отозвался Турпан.

– Протекторат?

– Конечно, Протекторат. А ты бы захотела, чтобы все об этом знали? Некоторые считают, что во всем виноват Протекторат. Не было бы его, призракам незачем было бы захватывать районы.

– Чепуха! – возразила Моа. – Призраки появились гораздо раньше.

Турпан пожал плечами.

– За что купил, за то и продаю.

Некоторое время они не разговаривали, и только неумолчный стук дождевых капель и плеск воды тщетно пытались отвлечь их от раздумий.

– Надо идти, – наконец нарушила молчание Моа.

Ей было зябко, и она обхватила себя руками за плечи, чтобы согреться.

Турпан уже открыл рот, чтобы согласиться, но тут откуда-то издалека донесся звук, заставивший всех троих замереть на месте. Негромкий потусторонний крик, похожий на песню кита, нарушил покой дождливой ночи.

– Скажите мне, что у меня глюки, – сказал Турпан, когда крик затих.

Не успели Моа и Ваго что-либо ответить, как звук раздался снова, на время заглушив шелест дождя. Оборотни на площади не обратили на него никакого внимания. Турпан мельком удивился их равнодушию к опасности, но тут же забыл об этом. Все мысли вытеснило острое желание убежать и спрятаться, первобытное и глупое.

– Дуем отсюда! – прошептал Турпан, и они пустились бежать по каменному мосту через площадь.

Новый певучий крик обрушился на крыши домов. Сердце Турпана от страха бешено колотилось. Мало им было призраков, мало бандитов, сидящих у них на хвосте, теперь еще и это!.. Если бы он верил в богов, то сейчас от души проклял бы их.

Он не мог видеть этого, но очень ясно себе представлял: вот в самом центре Орокоса темнеет в ночи исполинская громада – Осевая Цитадель, твердыня Функционального века, куда еще никому не удалось проникнуть; а вот высится Нулевой шпиль, узкий черный пик, где находится управление Протектората. Он тоже огромен, но рядом с Цитаделью кажется игрушечным. В небе над Цитаделью мелькают цветные сполохи, и Нулевой шпиль подает сигнал тревоги жителям Орокоса. Все знали, что означает пробуждение Осевой Цитадели.

Надвигался вероятностный шторм.

2. 5

А несколько южнее площади, где Турпан и Моа прислушивались к завыванию сирены Нулевого шпиля, Грач из охотника превратился в жертву, что его совсем не радовало.

Он замер, скрючившись среди стропил недавно покинутого жильцами чердака. На грубом дощатом полу валялось несколько предметов шаткой мебели, которые когда-то составляли всю его скудную обстановку. Над самой головой посланца Аньи-Джаканы стучал по крыше дождь. В руке Грач сжимал длинный зазубренный нож, взгляд его был прикован к люку в полу. Там, внизу, кто-то ходил.

Грача загнали в угол. Подельники бросили его на произвол судьбы и разбежались кто куда. Может быть, их поймали, может, им удалось унести ноги. Ему было наплевать. Сейчас Грача интересовала только собственная судьба. Преследователи ловко окружили его и оттесняли все выше и выше, пока не загнали под крышу, откуда ему было некуда бежать.

Он легонько провел языком по заточенным коричневым зубам. Простым солдатам он бы никогда не попался. Какого крюча здесь делает тайная полиция?

Он-то думал, что поймает Турпана и Моа играючи. По дороге к ним привязался какой-то немыслимо здоровенный тип, и они не нашли ничего лучшего, как взять его с собой. Так что выследить их не составило бы труда и младенцу. В тех редких случаях, когда Грач сомневался, куда свернули беглецы, он просто спрашивал людей на улицах. Такую странную компанию трудно было не заметить.

В общем, разыскать их было легче легкого… Если бы Грач так не влип. А влип он по уши. Он шел за беглецами до ворот района призраков – и напоролся на гнездо тайной полиции. Один из подельников Грача, растяпа чертов, попался агентам на глаза. А агенты тайной полиции – это вам не простофили, от которых можно отделаться, попетляв по переулкам. Эти ребята свое дело знают туго. Словом, как Грач ни старался, стряхнуть их с хвоста ему не удалось.

И вот он очутился здесь. В ловушке. Он понимал, что рано или поздно агенты обыщут чердак, однако пока они точно не знали, где он прячется. Если дойдет до драки, Грач мог бы, пожалуй, справиться с двумя… Если будут подходить по одному.

Убийца настороженно прислушивался. Он знал, что в тени стропил его почти невозможно увидеть – он был весь в черном, а светлые волосы спрятал под капюшон. Люди внизу не разговаривали, но у него был острый слух, и он слышал их крадущиеся шаги, когда они переходили из одной комнаты в другую.