Водоворот - Ларри Бонд

Иэн просто скрежетал зубами. Сейчас, когда они находятся в самом центре наиболее сенсационных событий за всю современную историю ЮАР, его оттеснили в сторону, даже «спасибо» не сказали. Господи, да о какой карьере может идти речь, когда он просто катится по наклонной плоскости! Он ушел в небытие, даже толком этого не осознав.

— О Боже!.. — испуганный шепот Эмили вернул его к реальности.

Форстер продолжал занимать весь экран, монотонно зачитывая список тех, кого назначил во «временное» Правительство национального спасения. Кронье, де Вет, Герцог, Клоппер, Малербе, Маритц, Пинаар, Смит и ван дер Хейден. Иэн еще раз повторил про себя список. Некоторые имена оказались ему незнакомы, но те, что были знакомы, принадлежали крайним консерваторам. Все как один были африканерами. Форстер явно не собирался делиться местами в правительстве с южноафриканцами английского происхождения и прочими «иностранцами». Минуточку… ван дер Хейден?

Он внимательно посмотрел на Эмили.

Ошарашенная, она невидящим взором глядела на экран, затем медленно перевела глаза на Иэна и кивнула.

— Да, это мой отец.

Иэн вытянул губы трубочкой, изображая свист. Он знал, что отец Эмили находится на государственной службе, но ему почему-то казалось, что он скорее занимается страхованием урожая или сопоставляет показатели внешнеторгового оборота. В воображении Иэна его образ совсем не вязался с представлением о человеке, который может занять пост номер два в службе безопасности ЮАР.

Вдруг он поймал себя на мысли, что на мгновение — да, всего лишь на какое-то мгновение — подумал об Эмили не как о красивой и умной женщине, которая любит его, а как о возможном источнике информации, через который можно проникнуть в святая святых нынешнего правительства ЮАР. Вдруг он заметил грусть в ее глазах и понял, что этого-то она и боялась больше всего. Ее страшило, что обретенная ее отцом власть изменит что-то в их отношениях.

Ни слова не говоря, Иэн обнял ее, крепко прижав к своей груди. Он нежно гладил ее по шее и волосам, но взгляд помимо его воли был прикован к высокому человеку с мрачным лицом, заполнявшему телеэфир словами, обещавшими месть и новый виток расовой ненависти.

Претория, административный центр ЮАР, жил своей обычной жизнью под безоблачным голубым небом. Несмотря на несколько новых административных зданий из стекла и бетона, которые немного портили вид, Претория все же скорее напоминала спокойный, девятнадцатого века университетский городок, нежели процветающую и суетливую столицу современного государства. Ряды джакарандовых деревьев, дающие тень широким улицам, и множество ухоженных, усаженных цветами садов помогали поддерживать иллюзию.

На невысоком холме, обращенном к центру города, расположились Юнион-Билдингс, два длинных трехэтажных строения, соединенных полукружием колоннады, каждый — в кольце аккуратного, прилизанного сквера. В этих, как две капли, похожих друг на друга зданиях разместились тысячи чиновников, некоторые совсем незначительные, другие — могущественные. Из их кабинетов исходил непрекращающийся поток директив, отчетов, инструкций и запросов, призванных управлять суверенной Южно-Африканской Республикой.

Внешне ничего не изменилось. Многочисленные министерства и ведомства функционировали по однажды заведенному распорядку, продолжая проводить умеренную политику, разработанную теми, чьи тела покоились сейчас в сотнях миль отсюда во временном морге возле Кейптаунской железной дороги. Но все государственные чиновники знали, — время этой политики уже прошло, и она умерла вместе с человеком, впервые сформулировавшим ее.

Теперь у Южной Африки были гораздо более жестокие вожди.

Чтобы избежать электронного подслушивания, члены новоиспеченного Государственного совета безопасности собрались в маленькой комнатке глубоко под землей, в подвалах Юнион-Билдингс. Пятнадцать человек, ответственных теперь за внешнюю политику, военное ведомство и силы безопасности, спокойно сидели за прямоугольным столом. Все они были обязаны своим назначением одному человеку, Карлу Форстеру, и все твердо знали, что их будущее зависит от того, насколько послушны они будут его воле.

Теперь им предстояло услышать, какой именно будет эта воля.

Форстер разглядывал карту, разложенную перед ним заместителем министра правопорядка. На карте красными кружками были обозначены наиболее неспокойные черные пригороды. Другие цвета отражали различную степень сопротивления, которое оказывали там, в прошлом властям Претории. Кружки были усеяны какими-то условными обозначениями — за ними стояли шестьдесят тысяч полицейских, находящихся на действительной службе и в резерве, которые только ждали команды.

Форстер решительно кивнул.

— Превосходно, Мариус. Именно такой план нам и нужен. Надо с самого начала показать каффирам, кто в доме хозяин, и тогда потом удастся избежать гораздо большей беды. А?

Мариус ван дер Хейден аж покраснел от удовольствия, услышав такую похвалу.

— Так точно, господин президент. Надо только хорошенько пройтись по всем тауншипам и вычистить оттуда самых опасных заговорщиков и оппозиционеров. Как только они окажутся в специальных лагерях, нам будет гораздо легче поддерживать порядок.

Форстер оторвался от карты и обвел взглядом остальных членов Совета.

— Вопросы есть?

Один за другим, все отрицательно покачали головой.

Всех членов специально подобранного кабинета Форстера серьезно волновала проблема безопасности, вставшая сейчас особенно остро. Политика заигрываний, в течение целого ряда лет проводимая покойным Хеймансом и его либеральными приспешниками, позволила черным выдвинуть собственных лидеров и создать сеть организаций, вокруг которых сейчас могли объединиться непримиримые противники восстановленной системы апартеида. Такого допустить было никак нельзя. Черное движение против апартеида нужно сокрушить, и сделать это необходимо немедленно.

То, что предлагал ван дер Хейден, было просто, прямолинейно и обещало большое кровопролитие. Вооруженные отряды полиции, усиленные бронемашинами, совершат массированный налет на наиболее радикальные тауншипы, обыскивая дом за домом в поисках опасных агитаторов. За сопротивление при задержании — расстрел на месте. При попытке сопротивления законным действиям полиции — тоже расстрел. Расстрел ждет и тех, кто попытается ускользнуть от облавы. Те же, кому удастся избежать расстрела, будут посажены в специальные трудовые лагеря, где им некого будет агитировать за неповиновение властям.

Форстер наклонился и одним росчерком пера утвердил целую кипу ордеров на арест.

— Мариус, ваш план одобрен. Жду от вас немедленных действий.

— Я готов приступить сию же минуту, господин президент.

Со своего места рядом с Форстером Эрик Мюллер с плохо скрываемым презрением наблюдал, как этот тучный, с виду напоминающий пивной бочонок человек поспешно собрал свои бумаги и карты и стремительно вышел из комнаты. Типичный провинциальный полицейский болван. В своей попытке подавить любое внутреннее сопротивление новому режиму, так называемый план ван дер Хейдена опирался лишь на грубую силу и превосходство в технических средствах. А где же изящество, где игра?

Лично он предпочел бы более тонкий подход: тщательно продуманные аресты, политические убийства, шантаж. В глубине души Мюллер просто недоумевал. Конечно, разработанная ван дер Хейденом операция «Очистительный огонь» соответствовала стремлению нового президента к решительным действиям. Кроме того, этот житель Трансвааля был открытым, душевным человеком и добрым малым, а Форстеру нравились такие. Значит, так тому и быть. Ничего, новоиспеченный заместитель министра выиграл пока лишь первый раунд. Мюллер направит свою энергию на то, чтобы утвердиться в области спецопераций и разведдеятельности на территории иностранных государств.

Это было следующим вопросом на повестке дня заседания Государственного совета безопасности. Мюллер почувствовал на себе испытующий взгляд Форстера.

— А сейчас директор Управления военной разведки Мюллер доложит нам о том, какой урок мы собираемся преподать соседним государствам за помощь нашим врагам. Эрик, я правильно говорю?

— Да, господин минис… господин президент. — Мюллер вовремя спохватился. Хотя Форстер возглавлял исполнительную власть в стране всего два дня, он уже показал себя человеком, небезразличным к громким титулам. Мюллер кивнул референту и стал, прищурившись, наблюдать, как тот разворачивает крупномасштабную карту юга Африки.

Затем он поднялся, склонился над картой и провел пальцем по неровной линии, обозначающей мозамбикскую границу.