Восемь бусин на тонкой ниточке - Елена Михалкова

Но пообщаться с внуком очень хотелось. Может, хоть этот окажется по духу настоящим Олейниковым?

И вдруг Борис нашел его сам. Позвонил, сказал: хочет познакомиться.

Николай Михайлович пригласил внука к себе домой и с волнением ждал его визита.

Борис не разочаровал его: высокий, мускулистый – не то что эта рохля Иннокентий. Выглядит старше своих лет, улыбается так, что видны розовые блестящие десны, а глаза при этом сверлят деда.

В общем, внук Николаю Михайловичу понравился.

Борис не стал ходить кругами и сразу изложил свое дело. Ему нужны деньги. Он вложит их в свой бизнес, сейчас как раз удачное время для этого. А проценты будет возвращать с прибыли.

– Откуда же я тебе возьму деньги? – прищурился старик. – Сказать, какая у меня пенсия?

– У вас гараж стоит в центре города, – невозмутимо ответил Ярошкевич. – Он вам не нужен. Продайте – вот и деньги.

Николай Михайлович крякнул и почесал в затылке. Значит, внук разведал обстановку, прежде чем идти в гости…

– Ну так что? – поторопил его Борис. – Согласны?

– Подумать надо. Не гони коней! – осадил парня старик. – Придешь через неделю – дам ответ. Напиши-ка мне на бумажке, сколько хочешь получить и какие проценты будешь мне отдавать. Да поразборчивей пиши! У меня глаза не казенные.

Через неделю Борис позвонил деду и услышал в ответ, что тот согласен на его предложение. Только ежемесячный процент Николай Михайлович увеличил: не шесть, а десять процентов. Ярошкевич пытался протестовать, но старик оборвал его:

– Будешь платить как миленький! А нет – так иди к лихим людям, занимай у них. Потом пожалеешь, что не у меня взял, а поздно будет!

Борис тут же пошел на попятный. Старик удовлетворенно усмехнулся: куда внуку против него! Мал еще, сопляк.

Судьба гаража была решена, и вскоре Николай Михайлович передал Борису требуемую сумму. Под расписку, конечно же. Составляя документ, Олейников сделал вид, будто задумался на секунду, поднял от бумаги выцветшие глазки и проскрипел:

– А что, Боренька, может, и тринадцать процентов мне дашь? А? Я человек старый, мне деньги не лишние…

И подвинул к себе цепкой лапкой уже приготовленную пачку денег.

К его удивлению, Ярошкевич согласился, не раздумывая:

– Конечно, дедушка, пишите. Только не тринадцать, а четырнадцать. Тринадцать – нехорошее число.

Николай Михайлович просиял:

– Ай да внучок! Ай да щедрая душа!

– Я еще пока ничего не заработал, – улыбнулся Борис, снова сияя деснами. – Вот заработаю – тогда буду щедрым.

И добавил прочувствованно, поставив подпись на расписке:

– Спасибо, дед!

Олейников светился от удовольствия. Наконец-то в его отпрысках нашелся достойный продолжатель семейных традиций! Чувство гордости не помешало ему выжать из внука все, что можно. Но деньги деньгами, рассуждал Николай Михайлович, а родственные чувства идут в балансе отдельной строкой.

Он спрятал расписку в буфет и приготовился ждать первых поступлений.

Борис сразу пустил деньги в оборот: взял в аренду машину, развозил по ночам ящики с водкой, договорившись с районными ларьками. Где он закупал водку, Борис так и не рассказал деду. Он был скрытен, но зато раз в неделю, а то и чаще, находил время, чтобы заехать к Николаю Михайловичу и привезти продукты, хороший коньяк или просто сигареты.

«Заботится, – умилялся Олейников. – Как же у моей дуры Раисы такой отличный парень вырос? Мои, мои гены!»

И вдруг в один день все оборвалось. Ни визитов, ни звонков… Олейников выждал пару дней, затем позвонил сам. Он готовился объясняться с Раисой, но трубку взял Борис.

– Куда пропал? – спросил Николай Михайлович.

– Извини, сейчас не до тебя, – без всякого почтения ответил внук, проглотив обычное слово «дед». – И не звони мне. Понадобишься – сам позвоню.

Николай Михайлович взбеленился. Никто никогда не позволял себе так разговаривать с ним! Даже глупая овца, его дочь, и та посмела только молча повесить трубку.

– Ах ты, щенок!

Олейников сверился с календарем и перезвонил снова.

– Я же сказал тебе… – начал Борис, но старик перебил его.

– Платить пора! – визгливо выкрикнул он. – Ясно тебе? Срок подошел по расписке. Чтобы сегодня же был у меня с деньгами, пакость ты эдакая!

Внук помолчал немного.

– По какой еще расписке?

– Хорош дурачка корчить! – взвился Николай Михайлович. – По твоей расписке, по которой ты мне денег должен! С процентами!

– Дед, – дружелюбно сказал Ярошкевич. – Ты бредишь. Иди проспись.

– Верни деньги!

– Какие деньги? Я тебе ничего не должен. Завязывай с выпивкой, иначе крыша съедет окончательно.

Швырнув трубку, Николай Михайлович ринулся к буфету. Там, в ящике, лежала заветная расписка. Он прижмет этого подлеца к ногтю! Он покажет ему, как хамить деду!

Олейников выдвинул ящик, перерыл бумаги и замер. Где расписка? Она была здесь, он положил ее под книжку с рецептами…

Где же она?

И вдруг старик вспомнил, что всего неделю назад Борис привез ему лекарства. Перед глазами его встала картина: Ярошкевич, ссутулившись над ящиком, раскладывает таблетки, приговаривая: «Сиди, дед, сиди, я сам!»

Олейников сообразил, что за несколько месяцев внук незаметно изучил всю его квартиру, обшарил все ящики до единого. У него не было повода исследовать буфет, но старик сам предоставил ему такую возможность, попросив разложить лекарства и рецепты по местам.

– Спер у меня расписку, сволочь! – взвизгнул Николай Михайлович.

Теперь ему стала ясна и причина удивительной покладистости Бориса, и его готовность к помощи. Деда затрясло от бессильной злобы. Как?! Его обманули?! Провел какой-то мальчишка, сопляк?!

Старик отчетливо осознал, что всю операцию Ярошкевич задумал еще тогда, когда пришел к нему первый раз. Вор, паршивый вор!

«Паршивый вор» в этот момент сидел в кресле, с усмешкой разглядывая расписку. Вовремя же он ее раздобыл! Борис уже начал бояться, что старик оказался умнее, чем он думал, и не хранит документ в квартире.

Он представил лицо деда в ту секунду, когда тот обнаружил пропажу бумажки, и расхохотался. Жаль, что нельзя сыграть второй раз шутку со старым козлом.

«Прилив бывает и в делах людей…» Этот прилив вынес Бориса к нужному берегу.

«Вынесет и в этот раз, – уверенно подумал Борис. – Если только рыжая музыкантша мне не помешает».

Глава 5

– Вот что, голуби мои, – зычно объявила Марфа по окончании завтрака. – Помощниц своих я отпустила, надеясь на то, что вы будете мне помогать по хозяйству. Но если кто хочет позагорать на лужайке, я возражать не буду.

Желающих позагорать не нашлось.

– Матвей, колодец давно пора почистить, займись-ка этим, – распорядилась старуха. – Картошка мокрецом поросла, прополоть ее надобно – это, Гена, для тебя работа. Борька, ты на колку дров отправляйся, Иннокентию я сейчас покажу, что делать. А ты, Мария, через пять минут со мной пойдешь.

Марфа вывела Анциферова, всем лицом изображавшего горячий энтузиазм, но вскоре вернулась и поманила Машу. Не задавая лишних вопросов, Успенская последовала за ней.

Солнце уже начинало припекать. День обещал быть знойным, но в тени деревьев пока лежала густая утренняя прохлада и влажная трава холодила ноги. Возле курятника оживленно переговаривались куры, из деревеньки за полем доносился собачий лай, и Тявка жадно прислушивалась к нему, вскинув уши.

Старуха уверенно ковыляла к коровнику. Но они не зашли внутрь, как ожидала Маша, а обогнули его по тропинке. За коровником, привязанная к колышку, паслась белая коза. Жесткая шерсть на загривке торчала в разные стороны.

– Познакомься – подружка моя. Джолька ее зовут, – представила козу Марфа Степановна.

– Почему Джолька? – удивилась Маша. – Это же собачье имя.

– Не собачье, а человечье, – строго ответила старуха. – В честь Анджелины Джоли. Знаешь такую актрису? Ее, я слыхала, признали самой красивой женщиной в мире. И коза моя красавица. Вот и назвала.

Коза повернула к Маше умную длинную морду, и Успенская вгляделась в раскосые янтарные глаза с белыми ресницами.

Марфа отвязала козу и подергала за веревку.

– Пошли, рогатая!

По дороге к лесу она объясняла Маше:

– На выпас я вожу Джольку в одно место за ельником, где хорошая трава. Оставляю там на целый день. Украсть ее здесь некому, в этот лес мало кто захаживает.

– Почему?

– Боятся его деревенские. Суеверные люди, глупые – верят, что там леший обитает.

– А вы не верите, Марфа Степановна?

– Верю, – неожиданно ответила Олейникова. – Только он в чаще живет, в самой глубине леса. До нее и захочешь – не доберешься: леший тебе глаза отведет, палок под ноги напихает, комарье нашлет. А там, куда мы с тобой идем, только дятлы водятся.

Они вошли под своды леса, и Марфа сразу свернула на широкую тропинку. Коза весело бежала перед ней, словно собака на поводке.