Саня Дырочкин — человек общественный - Семён Ласкин

Я оглянулся: продавщицы были заняты разговором и не обращали на нас внимания.

Севка времени даром не терял, подобрал для себя подходящий тазик. Ничего тут не скажешь, щит получился отменный.

— Могу звёздочку вооружить за одну секунду, готов спорить.

Спорить было не о чем.

— Все на борьбу с ветеринаром! — шёпотом воззвал Байкин. — Мы бы этому Кролику показали, как отказываться ехать к больному, как лечить за деньги! Я бы пощекотал его своей пикой!!! Я бы заставил его умолять о прощенье!!

И Севка сделал решительный выпад и пикой кольнул воображаемого ветеринара.

— Могу представить, как бы он заверещал от страха!..

Мы совершенно забыли за разговорами про Екатерину Константиновну.

Я оставил Севку в хрустальном отделе, а сам пошёл напомнить бабушке, где мы её ждём. Оказалось, Екатерина Константиновна уже стояла с кастрюлькой в кассу, но вдруг передумала и снова пошла в отдел, выбирать другую.

«Мы никогда, наверное, не уйдём отсюда, — вздохнул я про себя. — А нужно ведь ещё идти за картошкой».

За окном редкие хлопья мартовского снега медленно ложились на мокрый асфальт, таяли.

Мне захотелось показать Севке возникшую на улице красоту, кружащиеся и тающие снежинки, но Байкина на прежнем месте не оказалось.

Я пошёл его поискать, и тут нечто странное предстало перед моими глазами. «Марсианин!» — невольно подумал я.

На «марсианине» были Севкины вполне земные брюки и Севкины ботинки! Зато голова «марсианина» ярко сверкала.

«Да это же Севка в хрустальной вазе!» — сообразил я.

— Байкин, снимай сейчас же! Увидит продавщица! — бросился я к нему.

Тяжёлая ваза глубоко сидела на Севкиной голове, даже закрывала подбородок. Байкин поддерживал вазу руками.

Бабушка тоже увидела незнакомое чудовище в вазе и сразу понеслась к нам, расталкивая людей в проходе.

— Сева, что ты наделал?! — сердилась бабушка, хватаясь руками за вазу, вернее, за Севкину голову.

Ваза не поддавалась. Севка согнулся, и чем сильнее бабушка тянула вазу, тем активнее бодал бабушку Севка.

— Зачем ты её надел?! — причитала бабушка, стараясь освободить внука.

Севка сохранял спокойствие.

— Я рыцарь! — сообщил он бабушке из вазы. — Это мой шлем!

— Ты дурачок, а не рыцарь! — возмущалась бабушка. — Разве рыцари разгуливали в вазах!

Кажется, Севка и сам уже всё понимал. Впрочем, не понять случившегося было трудно. Севкин нос крепко держал вазу. Нос был как выступ.

Продавщица из отдела ваз, наговорившись с подругой, тем временем вернулась в свой отдел и… обомлела.

— А что покупатель делает в вазе?! — прошептала она. — Зачем он туда забрался?!

— Мальчик хотел поиграть… — виновато объясняла бабушка, дёргая за вазу.

— Как это поиграть?! Ваза стоит девяносто восемь рублей семьдесят копеек?! — говорила продавщица.

Услыхав про такую сумасшедшую сумму, бабушка ещё сильнее потянула вазу.

— Ты мне оторвёшь голову! — стонал Севка из вазы. — Ой, больно!

— Снимай сам, — советовал я.

— Не мучайте меня! Подождите! Я немного посижу в вазе! — умолял Севка.

В отдел прибывали люди. Тревожный гул нарастал со всех сторон. Каждому не терпелось извлечь Севку.

Появился директор, солидный человек с усами золотистого цвета и курчавой бородкой. Он медленно обошёл Севку в вазе.

Продавщица кинулась объяснять ситуацию.

— Гм! — обдумывал директор чрезвычайное Севкино положение. — Тянуть, кажется, бесполезно. Будем вывинчивать.

— Как… вывинчивать?! — с ужасом повторила бабушка, отпуская Севку.

— Крутить по часовой стрелке. — И директор показал нужное направление руками.

Он осмотрел магазин, увидел стол, на котором обычно заворачивают товары, и распорядился:

— Мальчика положим сюда… Вы, бабушка, держите пострадавшего за ноги, а я покрепче зажму вазу и буду медленно поворачивать её на голове, пока она не останется в моих руках…

— Кто она?! Голова?! — как эхо произнесла бабушка.

— Конечно, и такое возможно, — кивнул директор, — но я бы хотел всё-таки вывинтить вазу, а голову мальчик пусть уж носит. Она ему пригодится. — И прибавил: — Хотя было бы не худо, если бы его голова стала чуть умнее.

Директор повернул Севку к столу, на котором заворачивают товары.

Байкин шёл, как слепой, вытянув руки. Сквозь толстый хрусталь многое не рассмотришь. Да и тяжеленная эта ваза! Севкина голова опрокидывалась то назад, то вправо, то влево, — слабоватой для такого веса оказалась Севкина шея.

— Сюда, сюда! — подталкивал Байкина директор.

— Держись, Севка! — подбадривал я друга.

— Держусь! — донеслось из вазы. — Как считаешь, Дырочкин, если они меня не вывинтят, жить в вазе можно?

За меня ответил директор:

— Если не вывинтим, то вам, бабушка, придётся внести в кассу девяносто восемь рублей семьдесят копеек и мы охотно разобьём вазу. Молотков в нашем магазине полно.

— Но я не рассчитывала на такую большую трату! — проговорила бабушка, слегка бледнея. — Я шла за кастрюлькой!

Севка забрался на стол, стараясь лечь осторожно, но так стукнулся вазой, что хрусталь загудел.

— Хороший хрусталь! — похвалил директор. — Чешский! Слышите, какой чистый звук?!

Он поплевал на ладони, готовясь вывинчивать вазу.

— Ну, мальчик, — предупредил директор, — сейчас потянем. Конечно, будет слегка неприятно, может, больно, но нужно терпеть. Ты сам придумал себе эту пытку.

— Лежи, Севка, — шепнул я.

— Ле-ежу, — отозвалось из вазы.

— Значит, так, — продолжал директор. — Если твой нос слегка сплющится, не огорчайся. Красота для мужчины значения не имеет. Главное — ум и сила!

Севка не отзывался. Возможно, он был с директором не согласен.

— Начали! — скомандовал директор и медленно стал поворачивать вазу.

Вместе с вазой поворачивалась и Севкина голова. Когда директор повернул голову до предела, Севка заорал:

— Бо-о-ольно!

Пришлось ставить голову на прежнее место.

— Заплатили бы, уважаемая, в кассу девяносто восемь рублей семьдесят копеек и ваза ваша, — снова предложил директор. — А дальше делайте с хрусталём всё, что хотите.

— У меня нет с собой таких больших денег! — напомнила бабушка.

Севкино положение становилось крайне серьёзным.

— Но может, товарищ директор, вы посидите с моим внуком, а я съезжу в сберкассу? Нужно как-то освобождать человека.

— Почему я должен его караулить?! — возмутился директор. — У меня план! Покупатель! Продажа хозяйственных товаров! А если и другие начнут надевать мои вазы, как шляпы?!

Бабушка растерянно молчала.

— Екатерина Константиновна, — сообразили, — поезжайте в поликлинику к моей маме. А я посижу у директора как заложник.

— Мне нужен не ты, а ваза! — возмутился директор. — Или деньги. На другое я не согласен.

Народу набилось полно.

И все начали давать советы.

— Могу вам оставить паспорт, — оживилась бабушка после чьей-то подсказки.

— Нужно же иметь сердце!

— Пусть едут! — разрешил кто-то в толпе.

— Вы так можете довести бабушку до инфаркта!

— Что бабушку?! А ребёнка?!

— Вот если бы это был его мальчик!

Директор чесал затылок.

— Ладно, рискну, — сказал директор. — Давайте паспорт, пишите расписку. Но если в вазе окажутся царапины, то вы всё равно должны будете её купить. Испорченную мы не примем. Это вам не бутылка за двадцать копеек.

Бабушка была на всё согласна. Севкин вид разрывал её душу.

Наконец мы вывели Севку из магазина. Идти в вазе ему было совсем неудобно.

Люди шли рядом, давали советы:

— А вы бы обмотали ему голову шарфом и вели, как слепого. По крайней мере, никто ничего не спросит.

Севка на всё соглашался.

— Терпи, — утешал я. — Моя мама поможет.

— А если она не поможет?! Как я буду кормиться?! — канючил Севка.

Мне захотелось его рассмешить.

— Придётся ставить тебя на голову, а суп наливать в вазу, — сказал я.

Но Севку моё остроумие оскорбило. До поликлиники он брёл молча.

В детской поликлинике оказалось полно народу. Мамы и бабушки стояли в очереди в регистратуру, толпились у дверей кабинетов. Но стоило нам появиться, как очередь расступилась: такой «головы» никто никогда не видел.

— Простите, — мягко спросил маленький старичок в школьных ботинках. — У вашего мальчика голова в гипсе?

— В вазе, — ответила бабушка, ошарашив старичка.

— Какой такой вазе?

— В хрустальной, — пояснил я. — Девяносто восемь рублей семьдесят копеек штука.

— Девяносто восемь?! — ахнул старичок. — Нет, люди теперь живут не по средствам! Плохо им было в тёплых шапках?!

Я побежал к маминому кабинету, но, как оказалось, кто-то уже успел перепутать меня с Севкой.