Шаловливый дедушка - Дарья Калинина

Как только с доской было покончено, Нина Сергеевна выскочила в коридор и огляделась по сторонам.

— Что, и свет вырубили? — поинтересовалась она. — Ну, не сволочи ли?

По вполне понятным причинам ее ругательства больно отозвались в наших чувствительных душах.

— Мы все починим, — пробормотал Саша и в самом деле одолжил у Нины Сергеевны стремянку и полез чинить провода.

К тому времени, когда в коридоре должен был вспыхнуть свет, мы уже освободили всех жильцов и устали слушать совершенно нами не заслуженные благодарности. Лично я сгорала от стыда.

— Готово! — закричал откуда-то из-под потолка Саша. — Включайте!

Мы включили. За всеми хлопотами мы совершенно забыли о покойнице, мирно лежавшей в одной из кладовок. Вспомнили мы о ней только тогда, когда из холла раздался душераздирающий крик Нины Сергеевны. Мы бросились туда. Выяснилось, что Нина Сергеевна, мучимая тревогой за сохранность своих банок с консервированными кабачками, хранящимися у нее в кладовке, пошла их проверить.

И как только она добралась до кладовки и присела на какой-то кожаный валик, как она полагала, чтобы пересчитать банки, Саша врубил свет. И несчастная Нина Сергеевна обнаружила, что сидит прямо на мертвом теле. Было от чего завопить.

Но на этом злоключения жильцов несчастливой квартиры не закончились. Внезапно раздался выстрел и в холл влетела вызванная Инной милиция в лице Васи с Димой.

— Всем руки за голову и не двигаться! — завопили они. — Милиция! Бросайте оружие!

Соседи послушно замерли кто где. Нина Сергеевна соответственно осталась сидеть на мертвой женщине в кладовке.

— Все в порядке, — выступила вперед Инна. — Бандитов тут уже нет. Можете убрать оружие.

— А кто кричал? — подозрительно спросил Вася, тревожно отыскивая глазами в густой толпе Маришу.

— Я, — послышался из кладовки слабый голос Нины Сергеевны. — Можно мне уже с этого встать?

А то я как-то неловко себя чувствую.

Парни заглянули в кладовку и остолбенели.

— Это что тут происходит? — наконец пробормотал Дима. — За что вы ее?

— Я! — ужаснулась Нина Сергеевна. — Я сюда банки пришла пересчитать. А она тут лежит. Мертвая женщина. В моей собственной кладовке. Так можно мне с нее встать?

Ее, казалось бы, невинная просьба вызвала живейший интерес и волнение у всех остальных жильцов, которые подступили поближе, чтобы заглянуть в кладовку.

— Всем оставаться на своих местах, — скомандовал Вася. — В квартире произошло убийство. К работе приступает следственная бригада. Большая просьба ко всем — возле места преступления не ходить, так как можете затоптать следы, которые оставил преступник. А вы, — обратился он к Нине Сергеевне, — выходите осторожно, у порога снимите тапочки, на подошвах может остаться кровь.

— А как же быть с бандитским налетом на нашу квартиру? — спросил седенький старичок с длинным крючковатым носом и пронзительными черными глазками под седыми кустистыми бровями.

— Разберемся и с этим, — успокоил его Вася. — Преступники от наказания не уйдут.

При этих словах своего напарника Дима почемуто внимательно посмотрел на меня. Может быть, это было простым совпадением, но лично мне захотелось оказаться подальше от этой квартиры, а еще лучше было бы вообще никогда не попадать в нее.

Затем всех жильцов разогнали по их комнатам, а нас шестерых, за неимением такого количества свободных комнат, приютила Нина Сергеевна. Она все еще дрожала и пила валерьянку.

— Какой кошмар! — сказала она. — Никогда больше не смогу зайти в кладовку. Вера, а что ты пьешь?

Верой звали дочь Нины Сергеевны. Она оказалась сухощавой, несколько перезрелой девицей с быстрыми мелкими движениями и какой-то мышиной внешностью.

— Коньяк, — сказала она.

— Налей всем, — распорядилась мать.

— Тут всем не хватит, — сообщила дочь, враждебно поглядывая на нас.

— Не выдумывай! — осадила ее мать. — Я видела, там вечером еще почти целая бутылка была.

— А сейчас и половины нет, — сказала дочь. — Смотри сама. Кто-то выпил.

В бутылке действительно коньяка сохранилось на самом донышке. Мы подозрительно посмотрели на Веру, но она была трезва как стеклышко.

— Ладно, достань у меня из буфета, — сказала Нина Сергеевна. — Хранила к первому сентября, чтобы отметить с коллегами день начала каторжных работ.

Но, так и быть, откроем. Сейчас она нужнее.

Саша проворно откупорил бутылку, Вера достала стаканы, и мы все выпили по паре глотков оказавшегося удивительно мягким коньяка.

— Вы рассмотрели убитую? — спросила у Нины Сергеевны Мариша.

Та вздрогнула и кивнула.

— Сама не понимаю, как у меня духу хватило, — призналась нам она. — Не знаю, что на меня нашло.

Красивая женщина, должно быть, была. Она и после смерти красавицей осталась. Но мне она незнакома.

Хотела бы я знать, откуда она там взялась? Или это сообщница тех бандитов, которые нас всех заперли по комнатам? Кстати, а вы рассмотрели их?

— Мы? Их.., рассмотрели? — удивилась Мариша. — Ах да, — вспомнила она придуманную нами историю. — Нет, мы их не рассмотрели. Они очень быстро сели в машину и уехали. Но их было четверо.

Четверо мужчин в черных масках. Вот поэтому мы и заволновались о том, как вы тут. Согласитесь, подозрительно, когда среди ночи из дома выскакивают четверо здоровенных парней в масках. По-моему, у них на головах были черные чулки с прорезями для глаз. А машина была тоже черная. Джип. Номера я не запомнила, а вы? — обратилась она к нам.

Никто из нас номера тоже не запомнил. Просто удивительно.

— Как жаль! — расстроилась Нина Сергеевна. — В следующий раз будьте внимательней.

При этих словах матери Вера едва не захлебнулась коньяком, который она под шумок приканчивала в одиночку.

— Там, в кладовке, в колонне еще и дыра откуда-то взялась, — похлопав дочь по спине, озабоченно продолжила Нина Сергеевна.

— В колонне? — вполне натурально удивилась Юля. — В какой колонне?

— Ах, вы же не знаете. У нас раньше в холле стояли четыре колонны. Они нам страшно мешали, вот мы с соседями посоветовались и обшили их досками.

Получились отличные кладовки. Так вот в той колонне, которая в нашей с дочерью кладовке, образовалась дыра. Словно кто-то вытащил из нее с десяток кирпичей. А еще вечером дыры не было. Я ставила в кладовку банки с консервированными заготовками.

Все было в порядке.

— А дверь кладовки вы за собой закрыли? — спросила Инна.

— Конечно, я всегда ее запираю на ключ. У нас тут в квартире есть один субъект, Петр Семенович, вечно пьяный. Всю пенсию на выпивку тратит, а закуску у нас из кастрюль таскает. Прямо ничего оставить на кухне без присмотра нельзя. Даже макарон, и тех обязательно недосчитаешься. Ну, а если бы он добрался до моих заготовок, то нескольких банок я бы точно лишилась. У нас кладовка на двоих с дочерью. Вообще-то кладовок четыре, а комнат в квартире восемь. И в каждой живет по одному человеку. Так что на двух соседей приходится одна кладовка. У нас с дочкой две комнаты и собственная отдельная кладовка. Остальные продукты в кладовках не держат, а только всякую рухлядь, поэтому они у них не запираются. Но я все не могу понять, кому понадобилось ломать колонну? Это даже на Петра Семеновича не похоже.

— А кто еще у вас в квартире живет? — спросила Инна. — Кроме вас с дочерью и Петра Семеновича.

— Еще есть Лев Семенович, — сказала Нина Сергеевна. — Только не подумайте, что они браться.

Упаси бог. Лев Семенович в прошлом дантист. Очень приличный старик. Не пьяница. Среди евреев я вообще пьяниц не встречала. И наркоманы среди них если и попадаются, то единицы. Вот они умеют своих детей воспитывать. Молодцы!

— А кто еще? — спросила Инна.

— Еще Наташа. Наша ответственная по платежам.

Неплохая женщина, только очень уж своей личной жизнью обеспокоена, а она у нее все не складывается. Впрочем, бедняжку можно понять, лет ей уже без малого за сорок, а все не замужем.

— И мужчины к ней ходят?

— Да, один какой-то то ли водопроводчик, то ли грузчик заглядывает. Только не ясно, выйдет у них что или нет. Он больше поесть и чаю, или чего покрепче, выпить приходит.

— Мама, как тебе не стыдно. Это ее брат! — укорила мать Вера.

— Может, и брат, потому что на ночь никогда не остается, — согласилась Нина Сергеевна. — Это вместе с нами уже пять. Еще живет Паша — симпатичный такой молодой человек. Ему вряд ли больше тридцати.

— Что ты, мама. Ему еще и двадцати пяти нет, — сказала Вера. — Он в компьютерной фирме работает.

— Очень положительный. Не пьет, не курит.

И очень аккуратный. Мы по уборке квартиры дежурим неделями, а как его неделя приходит, вся квартира просто сверкает чистотой. А еще у нас есть одна бабка-пенсионерка, но, как и я — еще работает. Врач в детской поликлинике, Серафима Владимировна.