Пророчество Гийома Завоевателя - Виктор Васильевич Бушмин

Король сделал несколько привалов, во время которых шутил и балагурил со своими воинами, не забывал общаться с командирами наемников, расспрашивая об их житье-бытье на родине. Король, казалось, вовсе и не думал о предстоящей схватке с родным братом. Рыцари удивлялись каменному спокойствию своего короля, не задумываясь о том, что и он может переживать, мучиться и страдать от таких же мыслей.

«Брат. Да, спасибо тебе, батюшка! Даже на смертном одре ты исхитрился переполошить всех! Прости меня, Господи. Определил бы точнее свою волю – глядишь, все было бы совсем по-другому…

Я верой и правдой служил Роберу, был бы знатным принцем крови, братом короля, получил много владений, замков и титулов. Ни о чем не думал, кутил и гулял себе! Так, ведь нет! Теперь, из-за всей этой чехарды, усиленной природной и наследственной алчностью, мы идем с мечами друг на друга! Мало того! Мы еще и тащим, словно баранов на заклание, своих подданных! Бред какой-то!»

Стараясь заглушать такие мысли, проскакивающие в его голове и смущающие его разум, Гильом Рыжий практически всю дорогу до Кана пил вино. Он напивался до такой степени, что еле держался в седле. Чтобы не потерять рассудок и не сболтнуть в беспамятстве из-за выпитого вина, король пел песни и болтал со своими рыцарями, которые с нескрываемым удивлением смотрели на своего монарха…

К концу второго дня арьергард, наконец, прибыл к городу Кан.

Гильом был прав в своих догадках – Гуго де Биго не взял сходу Кан. Он расположился шатрами на равнине, раскинувшейся возле восточных стен города, и занимался «ерундой», обмениваясь герольдами с графом города Кан мессиром Ангерраном де Тилли и епископом города – монсеньором Може де Брион.

Гильом выслушал доклад Гуго, но ничего не сказал. Король поднял свою голову и пристально посмотрел в глаза великого коннетабля Англии. К его удивлению, мессир Гуго де Биго не отвел глаз, его глаза не бегали, спокойно выдержав взор монарха.

«Великолепно. Какая выдержка! Ладно, посмотрим, что день завтрашний мне уготовит…» – Гильом приказал армии отдыхать.

Монахи и священники засуетились, призывая армию к вечерней молитве. Король вздохнул, и пошел в первых рядах слушать проповедь архиепископа. К его удивлению, монсеньор Ансельм воздержался от миролюбивых тем, посвятив свою проповедь осмыслению Десяти Христовых Заповедей. Гильом молча слушал архиепископа, но мысли его кружили совершенно в другом месте. Он вдруг вспомнил себя молоденьким мальчиком, когда они вместе со старшим братом Робером жались от испуга десятилетними отроками за спины рыцарей охраны во время битвы при Гастингсе.

Гильом улыбнулся, вспомнив об этом. Да, его брат Робер был зачат еще до брака его отца с Матильдой Фландрской. Гильом Незаконнорожденный силой взял девушку из соседнего графства. Ее отцу, скрепя сердцем, пришлось дать согласие на свадьбу – живот у невесты принял уже угрожающие размеры.

«А, ведь мы с братом Робером родились в один и тот же год. Он – в середине января, а я в начале декабря 1056 года! Да! Не снасильничал бы мой отец тогда – неизвестно, как было сейчас…»

После молитвы король ушел спать. Гильом даже и не заметил, как резко и глубоко «нырнул» в сон…

Ему снова снился один и тот же сон. Он, снова и снова, видел себя десятилетним мальчиком, которого крепко держал за руку его братишка Робер во время жуткой битвы при Гастингсе. Кто-то крикнул, что их отец убит! Они испуганно прижались друг к другу, словно маленькие волчата, и озирались по сторонам, не веря услышанному и ища глазами своего отца. Весь мир, казалось, в эту секунду рушился перед ними. Они тихо плакали, но старались (как учил их отец) не показывать окружающим свою минутную слабость.

«Как только враг увидит вашу слабость или неуверенность, он вас тут же «проглотит»!» – не раз поучал их Гильом Завоеватель, трепля их рыжие и непослушные гребешкам вихры…

Гильом Рыжий внезапно проснулся, вынырнув из навязчивого и повторяющегося из ночи в ночь сна. Он тихо встал с походной постели и, завернувшись в меха, тихо вышел из палатки, увидев новую зарю, занимавшуюся на востоке. Небо было просто прекрасным. Кровавая и, несколько розоватая, заря окрасила восток неба. Запад был еще погружен в иссиня-черное звездное покрывало, а, между ними, словно это было местом покоя – простиралось плавно-переходящее в более нежные тона небо нового дня.

«Вот, я и увидел мгновение, отделяющее миг прошлого от мига, когда наступит сегодня. – Улыбнулся Гильом. – Я увидел, как бывшее и будущее только определяются между собой…»

В этот момент он услышал разговор нескольких рыцарей, которые не спали и разговаривали, сидя у костра:

– Да. Страшное будет утро. – Сказал один воин, старый и седой рыцарь. Его худое, украшенное волевыми морщинами, лицо косо освещалось бликами костра, делая его похожим на призрак.

– Верно, мессир Ги. – Согласил второй воин, значительно моложе. – Как же не хочется, Боже мой, поднимать меч на братьев и родичей. Неужели, наш король и герцог не могут просто поговорить? Они же, черт возьми, братья!

– Тише, – сказал третий рыцарь. – Еще, чего доброго, нас услышат слуги короля. Не сносить нам всем головы после этих слов и мыслей.

Гильом тихо вошел в палатку.

«А ведь верно! Неужели нельзя договориться? – Вдруг, эта простая и прямая, словно стрела, мысль пронзила короля. Гильом потряс головой, прогоняя это невесть откуда взявшееся наваждение. – Нет! Тогда, спрашивается, для чего я затеял всё это?»

Король стукнул кулаком по опоре палатки, чуть не переломив ее…

Герцог Робер, как ни странно, тоже очень плохо спал этой ночью. Эго мучили кошмары. В них, этих жутких и леденящих душу снах, Робер видел себя каким-то жутким и изможденным стариком, хотя прекрасно понимал, что он – не старик. Он сидел в какой-то жуткой темнице, что-то вроде комнаты в башне, его длинные, рано поседевшие, волосы спутанными прядями опускались на плечи. Мышь, тихонько повизгивая, деловито и абсолютно безбоязненно, сновала по углам его крохотной камеры…

Робер проснулся весь в поту. Он с шумом выдохнул, вытер пот, стекавший с его лба.

– Кошмар какой-то! – Вздохнул герцог Робер. – Надо же такому привидеться!..

Герцог крикнул оруженосцев и слуг, приказав им подать воды для умывания и начать облачать его в доспехи. Слуги проворно исполнили приказания Робера и, через час, герцог любовался своим грозным видом в услужливо поданное и отполированное большое блюдо, на котором обычно подавали практически целиком жареного кабана.

– Да! Не врал мэтр Леонардо, предлагая мне приобрести у него эту кольчугу! – Вслух произнес Робер, осматривая свое отображение. – Ладно сидит на мне,