Франклин Делано Рузвельт - Рой Дженкинс

Реакцией Рузвельта на все эти проявления оппозиционности: препятствия со стороны Верховного суда, классовая враждебность со стороны правых, популистские высказывания демагогов — стала вторая волна еще более радикального «нового курса», в чем‑то более дерзкого, чем первая. В конце января 1935 года Рузвельт не смог провести предложение о том, чтобы США вошли в юрисдикцию Всемирного суда международной юстиции. Тридцать шесть сенаторов проголосовали против: этого было достаточно, даже четыре голоса оказались лишними, чтобы не получить необходимые две третьих большинства. Это оказалось двойным ударом, поскольку, во — первых, Рузвельт не привык проигрывать и, во — вторых, он думал, что это был бы неплохой компромиссный шаг между вступлением США в Лигу наций (которое, как он полагал, находится за пределами его политической правоспособности) и ничегонеделанием для преодоления политики изоляционизма (что разочаровало бы многих, в особенности Элеонору Рузвельт). В начале 1935 года у Рузвельта наблюдалось подавленное настроение — что было ему неприсущее, вне зависимости от обстоятельств. Его поведение описывают как «раздражительное, беспокойное и даже нерешительное» [61]. В этой цитате «даже» — это лишнее слово, поскольку Рузвельт редко бывал раздражительным и беспокойным, однако часто проявлял нерешительность, обдумывая предмет обсуждения, прежде чем прийти к какому‑либо решению. Признаться, в январе этого года у него действительно хватало причин для нерешительности.

Основными оставляющими второго «нового курса», который также являлся прелюдией к предвыборной кампании 1936 года для переизбрания ФДР на второй срок, стали: первое, Закон Вагнера о трудовых взаимоотношениях, который возродил к жизни пункт 7 (а) NIRA, несмотря на то, что Верховный суд признал первоначальный закон недействительным. Второе, Закон о социальном обеспечении, который вместе с пенсиями по возрасту и выплатами по безработице давал американцам более скромную социальную защиту, чем та, которую Герберт Асквит, Дэвид Ллойд Джордж и Уинстон Черчилль ввели в Британии во время правления либералов в период до 1914 года. Третье, Банковский закон 1935 года, который реорганизовал Федеральную резервную систему и в целом усилил федеральные полномочия по надзору до такой степени, что это весьма обеспокоило сильную оппозицию в лице сенатора Картера Гласса, которого Рузвельт чуть было не назначил министром финансов в 1933 году. Четвертое, Закон о холдинговых компаниях в сфере коммунального хозяйства, который существенно ослабил влияние крупных электро— и газоснабжающих компаний, — картина во многом сопоставимая с той, что наблюдалась в отношении железнодорожных трестов в 1900–х. Это стало одной из причин, почему Уэнделл Уилки, либеральный оппонент ФДР, в 1940 году стал кандидатом от Республиканской партии на пост президента. Пятое, ассигнование пяти миллионов долларов для Администрации программ общественных работ для неквалифицированной рабочей силы (WPA), что возродило из пепла прежнюю программу помощи, которую курировала Администрация гражданских работ (CWA) во главе с энергичным Гарри Гопкинсом. Шестое, самое важное и наиболее провокационное (для ненавистников Рузвельта) из всего списка, Закон о доходах 1935 года. Согласно этому закону, повышалась процентная ставка подоходного налога на высокую прибыль, увеличивался налог на недвижимость и акты дарения; Закон коснулся и корпоративной прибыли, распределенной или нераспределенной. И это было сделано безо всяких извинений, без малейшего намека на то, что такая расправа учиняется только лишь вследствие экономического спада, что она болезненна для самого президента даже больше, чем для его народа. Нет, напротив, ФДР, представляя этот законопроект, заявил, что «огромные накопления богатства не могут быть оправданы на основе личной и семейной безопасности».

Период 1935–36 гг. можно назвать переломным моментом в отношении позиции и стратегии Рузвельта как кормчего государства. Первые два года в Белом доме его политический корабль держал курс на достижение консенсуса, двухпартийной системы и попыток примирить между собой основные группы и классы. Он стремился оставаться в лагере имени самого себя как можно дольше. После критического периода в политической жизни, к которому приложил руку Верховный суд, упразднив Национальную администрацию восстановления (NRA), а также в связи с ростом враждебности к его особе на востоке страны, откуда ФДР был родом, он стал менее открытым к сотрудничеству. Конечно, Рузвельт очень хотел видеть в своем лагере преобладающее большинство — и этой цели он добился в ноябре 1936 года. Но он отошел от своего прежнего комплексного восприятия и вооружился мнением, что некоторые хорошо подобранные враги могут на деле способствовать укреплению энтузиазма большинства.

Можно говорить о двух проявлениях этого нового умонастроения ФДР. Во — первых, его реакция на признание Национальной администрации восстановления недействительной. Нет никакого сомнения, что это решение Верховного суда США его сильно задело, в особенности, потому что влиятельные либеральные судьи Луи Брандейс и Бенджамин Кардозо поддержали предсказуемых консерваторов, вследствие чего Верховный суд вынес единогласное решение. ФДР осудил его на пресс — конференции четыре дня спустя в заявлении, которое заняло полтора часа и прозвучало скорее как альтернативное и высшее суждение, нежели политическое опровержение. Он забраковал ограниченное толкование Верховным судом Статьи о международной торговле, на которой основывалось решение Суда. Такая узость толкования, настаивал он, используя очень звучную фразу в его изложении, «вернула Америку в „лошадиные“ (доиндустриальные) времена» (эта фраза была сказана, скорее, в погоне за политическими очками, а не только для оценки действий Суда). Эта продолжительная пресс — конференция и связанные с ней события проложили дорогу в двух направлениях, маршрут на начальном этапе повторял первоначальное направление, но в дальнейшем разветвлялся. Первый путь был изложен в его обращении к многочисленной публике в крытом комплексе «Мэдисон — сквер — гарден» в Нью — Йорке в конце кампании 1936 года.

«В течение двенадцати лет эта страна страдала от глухоты, слепоты и немощности правительства… Девять лет издевательств золотого тельца и три долгих года бедствий! Девять лет бюрократии и три долгих года в очередях безработных. Девять лет иллюзии и три года отчаяния!» Влиятельные силы, продолжал он, пытались вернуть нас к мысли, что «лучшее правительство — это равнодушное правительство… Никогда раньше за всю историю США эти силы не объединялись так настойчиво против одного кандидата, как это происходит сегодня. Они единодушны в своей ненависти ко мне — и я рад их ненависти… Я бы хотел сказать о своей первой администрации, что в ней силы эгоизма и жажды власти встретили достойного противника. Я бы хотел сказать о своей второй администрации, что в ней они встретят своего победителя».

Этот новый тон его выступления совершенно отличался от манеры 1932 года. Тогда всех необходимо было привести в умиротворенное состояние духа. Теперь необходимо было спровоцировать (влиятельное) меньшинство, чтобы содействовать воодушевлению большинства. Такая тактика сработала блестяще. Результат президентских выборов 1936 года превзошел все возможные надежды демократов. Республиканцы в президенты США выдвинули весьма умеренного кандидата, губернатора штата Канзас Альфреда М. Лэндона, который в 1912 году был членом «партии сохатого». С ним «в связке» на пост вице — президента шел либеральный издатель из Чикаго Фрэнк Кнокс, еще один сторонник «дяди Теда» в 1912 году. Рузвельт назначит его министром военно — морских сил тогда же, когда назначит Стимсона на пост военного министра США, то есть, когда события в Европе заставят ФДР рассматривать этих двух руководителей, в первую очередь, как серьезных администраторов, а не деятелей, которые подходят с политической точки зрения. Помимо этого, оставалась угроза образования третьей партии. Отец Кофлин нашел себе замену в обличье Уильяма Лемке, конгрессмена от Северной Дакоты. Норман Томас продолжал в одиночестве пахать свою социалистическую борозду. Кроме них, своих кандидатов выдвинули Коммунистическая и Партия прогибиционистов США. Рузвельт разбил их всех в пух и прах. Он получил 61 % голосов. Он обошел популиста Лемке почти на один миллион голосов избирателей. Он отбросил лично им (Рузвельтом) уважаемого Томаса с 800 тыс. голосов в 1932 году до приблизительно 200 тыс. голосов в 1936–м. Что еще более важно, Лэндон получил преимущество только в двух штатах — в Вермонте и в штате Мэн. Это была наиболее решительная победа со времен ранних дней республики, и она была завоевана, несмотря на беспрецедентную враждебность прессы. В сорока шести штатах, которые отдали за Рузвельта свои голоса, у него была незначительная поддержка со стороны печатных изданий. Более того, он одержал победу вопреки воле тех, кто считал себя прирожденными лидерами американского общественного мнения. Некоторые демократы, например Эл Смит, и, по крайней мере, восемьдесят процентов представителей высшего класса, к которому принадлежал и сам Рузвельт, — уверенно проголосовали против него. Но их голоса мало весили по сравнению с масштабной поддержкой синих воротничков, фермерских штатов (Лэндон проиграл даже в родном штате Канзас), нижнего среднего класса США. Это были первые воистину классовые выборы в истории Америки и вместе с тем эти выборы были парадоксальны и типичны для многих подобных состязаний во всем мире в связи с тем, что защитником санкюлотов стал президент, являющийся выходцем, наряду с Джорджем Вашингтоном, из самых аристократических кругов США.