Самые знаменитые пророчества и предсказания - Коровина Елена Анатольевна

Были в жизни репортера Бловица и совершенно деликатные дела. Собственно, сии происшествия вообще казались бы невероятными, если бы не касались хитроумнейшего репортера мира. Так, народная молва повествует о секретном поручении, которое ловкач выполнил по просьбе некоего европейского монарха. Тот, влюбившись по уши в молодую оперную примадонну, снялся вместе с ней на фотографии. В те времена еще не умели делать никаких фотоколлажей, так что появление монарха и его пассии на фотокарточке вместе являлось самой компрометирующей уликой, способной вызвать скандал в монаршем семействе.

Умница Бловиц пообещал честолюбивой примадонне огромную статью в «Таймс» в обмен на фотографию, однако осторожная оперная дива ответила, что у нее таковой нет. Тогда Стефан придумал очередную уловку. На следующий день в холле гостиницы раздался истошный крик:

— Пожар!

Естественно, постояльцы похватали саквояжи с самыми ценными пожитками, а примадонна выскочила из номера со шкатулкой, отделанной инкрустацией и… страусовыми перьями.

Ловкий репортер понял: вот его шанс!

— Вы лгали мне! — без обиняков заявил он диве и открыл шкатулку.

Там действительно лежало фото с монархом. Певица была столь изумлена, что согласилась вернуть фотографию монарху, естественно, за «скромное» вознаграждение. Ну а Бловиц вписал в счет своего королевского клиента особые чаевые за… «организацию ложного пожара».

Увы, история просочилась наружу. Правда, без указания имен. И через пару лет в искаженном виде появилась в английском журнале «Стрэнд». Рассказ назывался «Скандал в Богемии» и повествовал о капризном короле Богемии и певице Ирэн Адлер. Этим рассказом автор, доктор Артур Конан Дойл, начал свой культовый сборник «Приключения Шерлока Холмса».

В октябре 1889 года Бловица пригласили написать про рейс легендарного Восточного экспресса, впервые отправлявшегося по маршруту «Париж — Стамбул». Лучшие мастера мира подготовили специальный локомотив и роскошные вагоны — спальный, пульмановский и ресторанный, отделанные панелями орехового дерева, темно-лиловым бархатом, светильниками, созданными в одной из знаменитых ювелирных мастерских Амстердама. Впоследствии кто только не станет писать об этом легендарном экспрессе — даже сама королева детектива Агата Кристи опубликует свой бестселлер. Но в том первом рейсе из пишущей братии был лишь Стефан Бловиц. Остальные приглашенные — только особы королевской крови. И потому, когда репортер отправился в вагон-ресторан, при входе случилась заминка. Метрдотель в белой отутюженной паре громко объявлял имена входящих:

— Король Румынии Карл Первый! Султан Турции Абдул Хамид Второй!

Глаз метрдотеля скосился на низкую фигуру журналиста, и, узнав его, он гаркнул:

— Король репортеров Бловиц!

За столиком Стефан обнаружил по правую руку короля Швеции, по левую — короля Румынии, а напротив — принца Астурийского. Кровь прилила к голове Бловица: вот и исполнилось пророчество цыганки — он сидит за одним столом с королями и принцами. Но помогли ему не какие-то там «пух и перья», а блестящее перо журналиста. И отныне весь мир будет знать, что пресса — настоящая, реальная власть.

Чудак среди звезд

Звезд с неба хватать не будет.

Какой-то примитивный ребенок!

Младенец заорал, едва гадалка, пахнувшая дешевым табаком, произнесла эти слова. А уж когда она попыталась разжать ему кулачок, заверещал так, что даже его бедная мать заткнула уши. Гадалка оторвалась от ребенка и зло процедила:

— Чего такому гадать? Ничего из него не выйдет!

Домой мать вернулась не в духе. Сунула младенца Анри в колыбель и проворчала отцу:

— Мало того что на докторов для этого мальчишки уходит уйма денег, так и гадалке пришлось заплатить зря. Ничего толкового она не сказала!

Отец, мсье Руссо, почтенный житель небольшого французского городка Лаваль, только плечами пожал. Ему сейчас не до глупой жены, орущего сына и всяких там гадалок — надо бежать в свою жестяную лавку, куда только что привезли новую партию утюгов, тазов и сковородок.

Отец ругался. Недавно мать показала несколько картинок, нарисованных робкой рукой 8-летнего Анри, директору школы искусств. Тот пришел к отцу Руссо и начал уговаривать отдать мальчика учиться рисованию. Отец выпроводил директора, а сына выдрал:

— Будешь ходить в обычную городскую школу, дурь и выветрится!

Но «дурь» оказалась сильна — мальчишка то и дело хватался за карандаши, вынуждая отца браться за ремень. Но и порки не помогли — выпускные экзамены бедняга Анри не сдал.

С тех пор ему всю жизнь твердят: ничего из тебя не выйдет! Недоучившись, Руссо поступил на военную службу, но ушел в отставку через четыре года. Потом кое-как пристроился в налоговое управление Парижа, но и оттуда его выпихнули на крошечную таможню на окраине столицы. А все потому, что вместо службы Анри Руссо то и дело марал бумагу. Даже принимая грузы, ухитрялся корябать свои дурацкие рисунки прямо на упаковочной таре.

Кажется, всем приятно доводить неудачника — и не только людям. С недавних пор на ночных дежурствах Руссо начал сталкиваться с разными привидениями. Таможенники часто говорили об этих призраках, но видеть их еще не приходилось — то ли те боялись людей, то ли стеснялись. Но вот Руссо даже привидения не постеснялись. Особенно доводил его один пренеприятный тип, появлявшийся исключительно по средам. Неожиданно возникал из темноты и начинал издеваться над бедным дозорным: показывал нос, орал благим матом. А когда выведенный из себя Руссо пытался подстрелить этого хулигана, тот, крякнув, испускал зловонные газы. Руссо мутило, и ружье выпадало из рук. В конце концов, доведенный до отчаяния, он даже начал менять свои дежурства по средам на другие дни. И вот что удивительно — проклятый призрак никогда не появлялся перед другими дозорными.

В ту ночь Руссо крутил головой, пытаясь запомнить звездный узор на небе, чтобы потом зарисовать. И тут со стороны винного склада раздалось какое-то препротивное дребезжание. Руссо подошел поближе. Посреди винных бочек стоял… скелет, отчетливо белеющий и выделывающий костями разные фортели, будто танцуя. Руссо жалостливо взглянул на беднягу. Того, видать, передергивало после обильной попойки. Анри нацедил стаканчик и поднес бедолаге, да споткнулся, и вино выплеснулось мимо скелета. Раздался жуткий вопль, и из-за бочек вылетел один из сослуживцев Руссо:

— Придурок, ты мне на лицо налил!

На крик прибежал и другой сослуживец.

— Представляешь! — отплевываясь, вопил первый. — Я соорудил скелет и дергал его за веревочки. Думал напугать нашего идиота. Да увидев такое, любой бы ума лишился, а нашему хоть бы что! Такому примитиву просто нечего лишаться…

Приятели ушли, а Руссо улыбнулся. Вот простофили! Разве можно спутать игрушечный скелет с настоящим привидением? Руссо снова задрал голову к небу. Но звезды кружились в каком-то замысловатом танце, как их нарисовать?! Надо обладать особым талантом. А он — примитив… Видать, права была гадалка — ничего из него не выйдет!

В 1885 году 41-летний Руссо впервые выставил два своих полотна в Салоне на Елисейских Полях. Но там его тоже осмеяли. Обозвали блаженным, дурачком, бездарем. Один из его пейзажей какой-то варвар порезал на мелкие кусочки. Другой «доброхот», думая позабавить мэтра импрессионистов Писсарро, подвел его к картине «Карнавальный вечер» с грустными Арлекином и Коломбиной. А знаменитый художник пришел в восторг и начал нахваливать всем знакомым живопись «этого Таможенника». Так Руссо и получил свое прозвище. Правда, другие художники зовут его Безумным Таможенником, ну да пусть! Главное, теперь, уйдя из таможни, он может рисовать мир своей мечты.