Магам можно все (сборник) - Марина Дяченко

— Ну для чего же существуют летние резиденции? — тонко улыбаясь, говорила Оливия. — Конечно, для пикников и прогулок при луне… Для романтических встреч, и не смейся, Вертрана!

Оливия повернулась — и Юта увидела сестру. Верта сдерживала смех; на платье ее, на плече, болталась тонкая траурная ленточка.

Юта обомлела.

Как же так. Как же так, послушайте! Она ведь еще жива… Они похоронили ее, но как же так! Как могут они смеяться, пить вино… Они ведь ДАЖЕ НЕ ПОПЫТАЛИСЬ спасти ее!

Оливия в зеркале поднялась — засуетились многочисленные поклонники. Акмалийка двинулась к двери, за которой виден был пышный экзотический сад, но приостановилась. Спросила вполоборота:

— Кстати, Верта… Что слышно о бедняжке Юте?

Вертрана виновато пожала плечами:

— Ты знаешь, герольды вызывали рыцарей раз двести… Ни один не явился. И почему?

— Почему? — усмехнулась Оливия. — Очаровательная наивность… Да ведь по закону освободителя жениться заставили бы, вот почему. Ты представляешь, жениться на Юте! — и, развернувшись, пустилась прочь, сопровождаемая топотом воздыхателей.

Юта сидела застывшая, оцепеневшая; зеркало погасло, и в мутной его поверхности она увидела себя — некрасивую, нескладную, с крупными каплями слез на впалых щеках… А потом она увидела стоящего за ее спиной Армана.

— Никто не придет, — сказала Юта тихо.

Арман молчал.

— Никто не приедет! — повторила она громче. — Зачем вы похитили меня, за мной же никто не приедет!

— Это не твое дело, — сказал Арман сумрачно.

— Не мое? — пальцы Юты комкали и рвали подол балахона. — Не мое? Надо было сразу и сожрать меня, а не маяться самому и меня… морочить.

Арман смотрел в покрытую паутиной стену.

— Зачем… — голос Юты дрожал. — Если бы вы похитили красивую девушку… За ней бы явились, чтобы биться, сотни рыцарей… Вы же этого хотите? Я знаю, я давно поняла… Так зачем же вы похитили… меня?

Арман спросил медленно:

— Тебя, значит, Ютой зовут?

Юта осеклась, и Арман отвернулся.

Как неуместен был весь этот разговор, особенно сейчас, после долгих часов, проведенных в подземелье, наедине с предками, с родом, с Законом… Он спрашивал у мертвого камня совета, и получал все один и тот же ответ: «Преуспей в промысле…»

Значит, придется отвести Юту в ритуальную комнату. Она права — освободителя ждать уже бессмысленно. Возможно, это… к лучшему? Почему он, Арм-Анн, до сих пор остается недостойным предков, никчемнейшим, ничтожнейшим из рода? Он, чистокровный потомок Сам-Ара! Чем эта принцесса лучше, или хуже сотен других таких же принцесс, нашедших в ритуальной комнате свой ужасный, но такой торжественный конец?

Что-то изменилось в его лице. Юта заметила это мгновенно и сразу же перестала плакать. Новый страх, не похожий на прежние, ползущий и цепенящий страх возник вдруг по неведомой причине и в короткие несколько мгновений завладел принцессой полностью. Арман поднял на нее глаза — и в человеческих чертах его она увидела и костяной гребень, и кривые обнаженные зубы, и отблеск пламени из-под тяжелых надбровных дуг. Дракон.

— Юта, — сказал Арман. Голос его, обычно хрипловатый, сейчас прозвучал, как скрежет. — Юта.

Она не могла произнести ни слова. Арман встал.

Сейчас? Прямо сейчас?

— Пойдем, — сказал он, и слова его упали, как занесенный топор.

Она поднялась, покорная, оцепеневшая под его взглядом. Так смотрел отец его, и дед его, и двести поколений…

Но зрение его помутилось.

Перед ним стояла девушка, жалкая и беспомощная. Лицо ее подернулось дымкой, но он ясно, яснее чем следовало, увидел ее ресницы, стрелочками слипшиеся от слез.

Проклятье.

Юта качнулась, заколебалась, растворилась в накатывающей мути, и по жирному склизкому склону покатились бесформенные комья.

Резко, невыносимо пахло цветами; комья катились и катились, большие, маленькие, пульсирующие; каждый оставлял в покрывавшей склон жиже неровную дорожку, и дорожки эти пересекались, сходились и расходились, и Арман не мог уже на это смотреть.

Двумя руками держа себя за горло, он опустился на каменный пол; Юта, придя в себя, стояла над ним — растерянная, испуганная, дрожащая.

Двести первый потомок никогда не сможет исполнить предначертанное. Род закончился бесславно, произведя на свет несомненного и презренного выродка.

V

Рождается месяц — изогнутый коготь

Первого в мире дракона.

Ночь ненасытна. Небо бездонно.

Надвигался шторм.

Весь день море колотилось о скалы, а под вечер стало тихо и душно, и даже на верхушке башни не чувствовалось ни дуновения. Затишье было нехорошим, многообещающим.

Арман сходил с ума.

Бледный до синевы, отощавший, исполненный едкой иронии, он восседал в кресле перед камином, забросив ноги в сапогах на захламленный стол, прикладывался к бутылке и вслух беседовал с самим собой. Юту, притаившуюся за дверью, бросало в жар от этой беседы.

— И явился на свет двести первый потомок! — провозглашал Арман, сдерживая дикий смех. — И остался в живых… И не подавился вином, вот… — он поднес горлышко к губам и сделал большой глоток, — и не свалился в море… И не окочурился ненароком, как это бывает с вы… выродками… И преуспел… преуспел в промысле, да в каком! Он проникся… преисполнился… возлюбил… голубую шляпку. Шляпку, да! Он задумал сам себя перехитрить… Явится, мол, дурень… недоумок, да… И освободит потомка от… от… Прокля-атье!

Скорчившись, Арман заколотил по столу кулаками. Юта, глядевшая в щелку двери, дрожала, но вот уже час не решалась уйти. Все, все давно стало ей понятно. История Ютиного похищения, лишившись недомолвок и прикрас, оказалась всего лишь глупой ошибкой.

— Он перехитрил себя! — орал Арман злобно. — Но судьбу… Не проведешь, ты… двести первый потомок!

Отчаяние Армана пугало Юту, что-то внутри нее сжималось болезненно, будто предчувствуя беду. Принцесса довольно быстро догадалась, что несчастье Армана связано с неким «промыслом», но что это значит, ведь драконы не занимаются ремеслом?

Юта вспомнила тот жуткий взгляд, который так напугал ее перед тем, как с Арманом случился странный припадок. Почему-то ей стало казаться, что «промысел» и этот взгляд таинственным образом связаны, и по спине ее забегали противные мурашки.

Слово «промысел» встречалось в клинописных текстах, украшавших собой подземелье. Что оно означало? Как это связано с ее, Ютиной, судьбой?

— Потомок Сам-Ара! — выкрикивал Арман, захлебываясь вином. — Почему ты не околел в младенчестве? Почему ты дожил до сего дня, и до этой шляпки, и до этой принцессы?