Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

Все сказанное дошло до цели. Цезарь с равнодушным видом наблюдал, как Помпей жадно впитывает его слова. Цезарю не нравился этот человек, но он не мог понять почему. Большую часть детства Цезарь провел среди галлов. И раздражало его вовсе не то, что в Помпее было от галла. Так что же? Пока Помпей сидел, переваривая услышанное, Цезарь размышлял об этой проблеме и пришел к выводу, что ему просто не по сердцу данный человек — тщеславный, почти по-детски сосредоточенный на самом себе, с пробелами в уме и явно не уважающий закон.

— Что хочет мне сказать Красс? — спросил Помпей.

— Ему хотелось бы урегулировать этот вопрос путем переговоров, Гней Помпей.

— На каких условиях?

— Может быть, будет лучше, если сначала ты выдвинешь свои требования, Гней Помпей?

— Пожалуйста, перестань звать меня так! Я ненавижу, когда меня так называют! Для всех я — Магн!

— Это официальные переговоры, Гней Помпей. Обычай и традиции требуют, чтобы в данном случае я обращался к тебе по имени. Ты согласен первым выдвинуть свои требования?

— О да, да! — бросил Помпей.

Он не понимал, почему так раздражен. Наверное, из-за этого свежего, отполированного хлыща, которого Красс послал своим представителем. Все, что говорил Цезарь, имело определенный смысл, но это только больше его раздражало. Он, Магн, должен был задать тон разговору, но беседа обещала закончиться не так, как ему бы хотелось. Цезарь держался самоуверенно, словно именно он контролировал ситуацию. Этот человек красивей покойного Меммия и умнее Филиппа и Цетега, вместе взятых. И он награжден второй по значимости военной наградой Рима, и притом по представлению такого неподкупного человека, как Лукулл. Значит, он должен быть очень храбрым, очень хорошим солдатом. Если бы Помпей знал истории о пиратах, о завещании царя Никомеда, о сражении при Меандре, он по-другому вел бы эту беседу. Афраний и Петрей кое-что слышали о прежних похождениях Цезаря, но сам Помпей Магн — как типично для него! — ничего не ведал. Поэтому беседу вел истинный Помпей, не информированный и не искушенный.

— Твои условия? — настаивал Цезарь.

— Просто убедить Сенат принять решение, позволяющее мне выдвинуть свою кандидатуру на консула.

— Без членства в Сенате?

— Без членства в Сенате.

— А что, если ты убедишь Сенат принять решение, позволяющее тебе выдвинуть свою кандидатуру на консульский пост, а на выборах ты проиграешь?

Помпей засмеялся, искренне развеселившись.

— Я не могу проиграть!

— Я слышал, что борьба предстоит серьезная. Марк Минуций Терм, Секст Педуцей, Луций Кальпурний Пизон Фругий, Марк Фанний, Луций Манлий, а также два главных соперника на данный момент — Метелл и Марк Красс, — с улыбкой перечислил Цезарь.

Ни одно из названных имен не произвело впечатления на Помпея, кроме последнего. Он резко выпрямился в кресле.

— Ты хочешь сказать, что он все же намерен баллотироваться?

— По всей видимости. Если ты, Гней Помпей, собираешься просить его удержать свою армию и не допустить, чтобы Сенат воспользовался ею против тебя, тогда он должен баллотироваться на консула — и должен быть избран, — тихо проговорил Цезарь. — Если на будущий год он не станет консулом, то его обвинят в измене еще до того, как кончится январь. В качестве консула его нельзя будет заставить отвечать за ответственные действия, пока его консульство и последующее проконсульство не закончатся и он снова не станет частным лицом. Значит, консульство ему необходимо. Затем он планирует восстановить все полномочия плебейского трибуната. После этого ему предстоит убедить одного плебейского трибуна провести закон, оправдывающий его действия, то есть отказ передать армию Сенату и двинуть ее против тебя, и убедить остальных девять трибунов не накладывать вето. Тогда, когда он снова станет приватом, его не смогут осудить за измену, которую ты просишь его совершить.

Целая гамма чувств отразилась на лице Помпея: замешательство, просветление, смущение, полное смятение и наконец страх.

— Что ты пытаешься мне сказать? — воскликнул он, чувствуя, как ему не хватает воздуха.

— Мне казалось, я довольно ясно выражаюсь. Если вы с Крассом хотите избежать обвинения в измене из-за игр, в которые ты пытаешься играть с Сенатом и двумя армиями, которые в действительности принадлежат Риму, — тогда консулами будущего года непременно должны стать Гней Помпей и Марк Красс. Вы оба обязаны будете приложить максимум усилий, чтобы восстановить плебейский трибунат в прежнем статусе, — твердо сказал Цезарь. — Единственный способ, которым вы оба можете избежать последствий, — это обеспечить плебисцит от Плебейского собрания, оправдывающий вас обоих в вопросе об армии и манипуляциях сенаторами. Если только, Гней Помпей, ты не перевел свою армию через Рубикон и не вступил в Италию.

Помпей задрожал.

— Я не подумал! — воскликнул он.

— Большая часть Сената, — спокойно продолжал Цезарь, — состоит из овец. Никто не знает об этом факте. Но это делает некоторых людей слепыми относительно другого факта: Сенат содержит в своем составе и определенное количество волков. Я не причисляю к волкам Филиппа. И Цетега тоже, кстати. Но Метелл — это настоящий крупный волк. Катул оснащен когтями, чтобы рвать, а не коренными зубами, чтобы жевать жвачку. И у Гортензия тоже есть когти. Хотя он еще не консул, но его влияние колоссально, а его знание законов поражает. Затем у нас есть мой самый младший и умнейший дядя, Луций Котта. Ты мог бы сказать даже, что я — тоже волк в Сенате! Каждый, кого я назвал, вполне способен обвинить тебя и Марка Красса в измене. И ты должен будешь подвергнуться суду с присяжными-сенаторами. И от многих сенаторов ты получишь щелчок по носу. Марк Красс может избежать этого, а ты — нет, Гней Помпей. Я уверен, у тебя большая поддержка в Сенате, но сохранишь ли ты ее после того, как ты подразнил Сенат призраком гражданской войны и принудил его согласиться на твои требования? Ты можешь удержать свою фракцию, пока ты консул, а потом проконсул. А что будет, когда ты снова сделаешься частным лицом? Не останется у тебя никакой фракции, если только ты не осмелишься продержать свою армию под штандартами всю свою жизнь, — а это, поскольку казна за нее не заплатит, невозможно даже для человека с твоими ресурсами.

Так много последствий! Ужасное ощущение удушья росло. На какой-то момент Помпей почувствовал себя вновь на поле боя при Лавроне — беспомощным, не в состоянии помешать Квинту Серторию заткнуть его за пояс. Затем он собрался с силами, стал суровым, решительным.

— Сколько из того, что ты сказал, понимает сам Марк Красс?

— Достаточно, — спокойно ответил Цезарь. — Он давно в Сенате, а в Риме — еще дольше. Он несколько раз участвовал в судах, он наизусть знает конституцию. Это все содержится в конституции! В конституции Суллы и Рима.

— Значит, ты говоришь, что я должен отступить. — Помпей глубоко вдохнул. — Но я не отступлю! Я хочу быть консулом! Я заслуживаю консульства, и я получу его!

— Это можно организовать. Но только так, как я сказал, — гнул свою линию Цезарь. — И ты, и Марк Красс в курульных креслах, восстановление прав плебейского трибуната и оправдательный плебисцит с последующим решением дать землю обеим армиям. — Он пожал плечами. — В конце концов, Гней Помпей, ты ведь должен иметь коллегу-консула! Ты не можешь быть консулом без коллеги. Так почему коллегой не может быть человек, который находится в таком же невыгодном положении и так же рискует? Вообрази, если вдруг твоим коллегой изберут Метелла? Он вонзит клыки в твое горло с первого же дня. И пустит в ход все свои резервы, чтобы тебе с гарантией не удалось восстановить права плебейского трибуната. Двум консулам, тесно сотрудничающим, Сенат не сможет противостоять. Особенно если их поддерживают десять плебейских трибунов, наделенных прежними полномочиями.

— Я понимаю тебя, — медленно проговорил Помпей. — Да, будет большим преимуществом иметь коллегу-сторонника. Очень хорошо. Я стану консулом с Марком Крассом.

— При условии, — вежливо уточнил Цезарь, — что ты не забудешь о втором плебисците! Марк Красс должен получить землю для солдат.

— Нет проблем! Как ты говоришь, я тоже могу получить землю для моих людей.

— Тогда первый шаг уже сделан.

До этого сокрушительного разговора с Цезарем Помпей считал, что Филипп проведет его кандидатуру на консула, сделает все возможное. Но теперь Помпей сомневался. Видел ли Филипп все последствия? Почему он не сказал ничего об обвинениях в измене и необходимости восстановить полномочия плебейского трибуната? Может быть, Филипп слегка утомлен быть лоббистом, которому платят? Или он уже сдает?

— Я — болван в политике, — произнес Помпей с прямотой, которую он пытался сделать привлекательной. — Дело в том, что политика меня не привлекает. Мне интереснее командовать армией, и я думал о консульстве как о возможности распоряжаться огромным числом людей. Ты заставил меня посмотреть на это по-другому. То, что ты говоришь, имеет смысл, Цезарь. Скажи мне одно: что мне делать? Должен ли я продолжать писать Сенату письма через Филиппа?