Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта - Генрих Эрлих

Юрген посмотрел на часы: 12.59. Вскинул глаза и увидел, как клубятся дымом «Катюши».

— Ложись! — крикнул он, падая на пол.

Интенсивная артподготовка продолжалась ровно полчаса. Старые стены хорошо держали удар, но вся площадь была буквально перепахана разрывами снарядов и мин. Если бы Юрген сам не бывал под такими бомбежками, он бы не поверил, что там может остаться кто–нибудь живой. Но вот русские по сигналу бесчисленных красных ракет двинулись вперед, и из укрытий на площади то там, то тут стали раздаваться отдельные выстрелы.

— Взвод! Огонь! — крикнул Юрген и припал к пулемету. Надо было удержать русских, не дать им разогнаться в атаку, надо было дать товарищам внизу, на площади, время очухаться и прийти в себя.

Тут подоспела неожиданная подмога, застучали пулеметы со стороны Бранденбургских ворот. Их перекрестный огонь прижал русских к земле, а когда те бросились во вторую атаку, то ожили огневые точки на площади. Их было немного, но они были.

Русские упорно ползли вперед под шквальным огнем, пользуясь как укрытиями многочисленными воронками, перевернутыми орудиями, разметанными бетонными блоками дотов. Они миновали ров с водой, забросали гранатами выдвинутые вперед и сохранившиеся огневые точки, заняли траншею, в которой вскипел и затих короткий бой. Они уже достигли середины площади, им оставалось пройти метров сто пятьдесят, полуминутный рывок.

Юрген невольно посмотрел на часы. Полшестого. Вот это да! Бой без перерыва продолжался четыре часа. Он резко задвигал плечами, разминая затекшие мышцы. Русские там, на площади, похоже, тоже выдохлись. Всякое движение прекратилось, все живое глубоко забилось в укрытия, на площади не было ничего, что бы можно было взять на прицел. Стрелковый огонь сам собой утих. Наступила минута поразительной тишины.

— В коридор! — крикнул Юрген. — Все в коридор!

Русские как будто ждали его команды, — на здание и на площадь обрушился шквал артиллерийского огня. Бомбардировка была короче, чем днем, но снарядов было выпущено не меньше. Когда через пятнадцать минут они вернулись в зал, то оконный проем, где занимал позицию Фридрих, было разнесен вдребезги, вся комната была завалена обломками кирпича, автомат, который забыл растяпа Граматке, превратился в искореженный кусок металла. Ближе к левому углу по капитальной стене тянулась широкая трещина, еще два–три прямых попадания, и на этом месте будет зиять огромный провал.

Но хуже всего дела обстояли на площади. Повторный обстрел превозмог силы оборонявшихся, они стали отходить назад. Некоторые, наверно, тронулись рассудком, они выскакивали из укрытий под ураганный огонь и бежали к подъезду Рейхстага в надежде укрыться за его толстыми стенами. Их тела теперь алели свежей кровью на узкой полоске вздыбленной земли, видной из амбразур первого этажа. Другие, сохранившие остатки выдержки, отползали по ходам сообщения или двигались рывками от воронки к воронке. Но и у этих часто нервы не выдерживали, особенно когда до цели оставались считанные метры, они вскакивали, бросались вперед и падали, сраженные автоматным огнем русских. Ни один из них даже не оглянулся назад. Пусть не для того, чтобы послать пулю в сторону противника, но хотя бы посмотреть, что происходит за их спиной. Их гнал ужас, он был за их спинами, они боялись посмотреть ему в глаза.

Русские рванули вперед сразу по окончании артобстрела. Юрген с товарищами встретил их огнем перед последней траншеей, но большая часть все же скатилась в нее. Русские теперь повторяли путь немецких солдат, прошедших здесь всего несколькими мгновениями раньше, они ползли по ходам сообщения, не встречая сопротивления, или двигались рывками от воронки к воронке, спасаясь от огня немецких пулеметов и автоматов. А когда до цели оставались считаные метры, они вскакивали, бросались вперед и… пропадали из поля зрения Юргена.

Он мог только предполагать, как они скапливаются слева и справа от главного входа, скрываются за толстыми колоннами, готовятся к броску внутрь здания. Как они это сделают, он знал почти наверняка.

Перед глазами промелькнуло несколько зеленых ракет, взмывших от главного входа. Прорвавшиеся туда русские как будто сигнализировали своим: путь свободен. «Шалишь!» — подумал Юрген и немного передвинул пулемет, готовясь остановить вторую волну наступления противника.

Со стороны главного входа донеслись разрывы нескольких гранат, потом еще нескольких. Раздался треск автоматных очередей, крики, стоны. Хрюканье русских автоматов перекрывало стрекот немецких. Возбужденные крики рвущихся вперед русских перекрывали стоны раненых и изувеченных немцев. «Это было просто, — подумал Юрген, — слишком просто».

И еще он подумал, что их батальон не дал бы русским ворваться внутрь здания через главный вход. Но начальство рассудило иначе и поставило их сюда, к окнам первого этажа. Что ж, у них и здесь работы хватало. Сейчас к русским спешит подкрепление…

— Взвод! Огонь!

По коридору пробежала группа солдат, взвод, автоматически отметил Юрген. Звуки стрельбы со стороны вестибюля усилились, потом вновь пошли на спад.

— Взвод! Внимание! Ко мне! — на пороге зала стоял Вортенберг с автоматом в руках, китель на левом плече был разодран в клочья, по щеке тянулась широкая кровавая полоса.

Юрген выскочил в коридор и сразу окунулся в непроглядную муть. Он прижался спиной к стене, пытаясь хоть что–то разглядеть сквозь дым и гарь. Над головой чиркнула по стене пуля, осыпав щеку Юргена пудрой штукатурки. Вот, еще и пыль, подумал он, и так ни хрена не видно! Просвистело еще несколько пуль.

— Наши впереди есть? — спросил Юрген у Вортенберга, припавшего на одно колено рядом с ним.

— Когда шел, были, теперь, боюсь, уже нет.

Юрген вскинул автомат, ударил очередью вдоль по коридору, потом, посмотрев на Вортенберга, чуть скорректировал высоту, запустил веер пуль на уровне живота. Раздались крики раненых, запульсировали вспышки ответных выстрелов. Кто–то дико завизжал. Граматке, сказал Красавчик. Граматке, удостоверился Юрген, посмотрев на извивающееся на полу тело. На брюках, в паху и на бедрах, быстро расплывалось мокрое пятно. Кровь, однако, отметил Юрген. Он пригнулся, схватил Граматке за шиворот и потащил волоком к двери, из которой они выскочили минутой раньше.

— Примкнуть штыки! — крикнул он напоследок через плечо.

— Вы ведь не бросите меня, обер, вы ведь не бросите меня, — повторял Граматке.

— Еще как брошу, — сказал Юрген, затаскивая тело в зал.

— Вы не можете! — заверещал Граматке. — Вы вытащите меня отсюда, обер!

— Вытащу. Потом. А пока лежи и не дергайся. Если что — коси под жмурика, — Юрген, не церемонясь, швырнул Граматке к основанию стены и поспешил обратно в коридор.