Метаморфозы вампиров (сборник) - Колин Уилсон

Животные являются почти машинами: они живут по своим рефлексам и привычкам. Это также во многом относится и к людям; но мы, в отличие от животных, обладаем сознанием, которое по существу означает свободу от привычек и способность создавать нечто новое и оригинальное. И теперь меня раздражало чувство, что то, что я упустил, и было одной из тех тысяч привычек, которые мы всё ещё воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Я боролся за полный контроль над своим сознанием, но не мог разглядеть чего-то укоренившегося, препятствовавшего этому.

Я попытаюсь выразиться яснее. Тревожившее меня было связано с тем самым гигантским приливом жизненной энергии, с помощью которой я разгромил Паразитов. Несмотря на все мои усилия уловить источник этой энергии, он до сих пор ускользал от меня. Многие люди знают, что внезапно возникшая чрезвычайная ситуация пробуждает в них такие внутренние силы, о которых они и не догадывались. Например, война может превратить ипохондрика в настоящего героя. Это происходит потому, что жизнь большинства людей управляется подсознательными силами, о которых они не знают. Но я-то знало них. Я мог погрузиться в свой разум, как инженер в машинное отделение корабля — но, тем не менее, я не мог достигнуть этого источника настоящей внутренней энергии. Почему? Ведь битва с Паразитами дала мне возможность вызвать эту гигантскую энергию. В моих неудачах достичь корня жизненных сил было что-то неразумное.

Всю ночь я ломал голову над этой загадкой. Я пытался погрузиться в свой разум как можно глубже — но это было бессмысленно. На моём пути словно стояло невидимое препятствие — или, может быть, дело заключалось в моей собственной слабости и недостаточной концентрации. Похоже, Паразиты в этом замешаны не были — во всяком случае, я не видел ни одного из них.

К рассвету я изрядно устал, но всё-таки отправился вместе с Райхом, Холкрофтом и братьями Грау на космодром в Аннаполисе для заключительной проверки — мы отнеслись к ней весьма серьёзно. Мы расспросили всю команду, подготавливавшую нашу ракету к запуску, задавая им, казалось бы, обычные деловые вопросы. Все они казались абсолютно честными и очень дружелюбными. Мы спрашивали их, как проходила работа, и они отвечали, что всё прошло как обычно гладко, без каких-либо помех. Вдруг Холкрофт, молча наблюдавший за нами, спросил:

— Все ли члены команды здесь присутствуют?

Полковник Месси, возглавлявший группу, пожал плечами:

— Все инженеры здесь.

Но Холкрофт настаивал:

— А кроме инженеров?

— Только один, но без него вполне можно обойтись. Это Келлерман, помощник лейтенанта Косты. На это утро у него назначен приём к психиатру. — Главной задачей Косты было программирование электронного мозга ракеты, который согласовывал её системы функционирования — подачу топлива, температуру, контроль воздуха и так далее. Я сказал небрежно:

— Я понимаю, что это неважно, но мы всё-таки хотели бы его увидеть. Это лишь формальность.

— Но лейтенант Коста знает о компьютере гораздо больше, чем Келлерман. Он ответит на любые ваши вопросы.

— Всё равно, мы хотели бы увидеть его.

Связались с психиатром космодрома. Он сказал, что Келлерман ушёл от него полчаса назад. Проверка на контрольно-пропускном пункте выявила, что двадцать минут назад Келлерман покинул базу на мотоцикле. Коста сказал неловко:

— У него есть девушка в университете, и я иногда разрешаю ему съездить к ней на перерыв. Думаю, к ней он и поехал.

Райх сказал с напускным равнодушием:

— Было бы неплохо, если бы вы послали кого-нибудь за ним. И не могли бы вы тем временем проверить все цепи электронного мозга?

Через час проверка показала, что компьютер в полном порядке. Но связной, посланный за Келлерманом, вернулся ни с чем. Каллермана никто не видел. Коста сказал:

— Ну, может, он поехал в город купить что-нибудь. Конечно, это нарушение устава, но, думаю, он решил, что мы не заметим этого из-за занятости...

Полковник Месси попытался сменить тему, но Райх сказал:

— Извините, полковник, но мы не полетим на этой ракете до тех пор, пока не поговорим с Келлерманом. Не объявите ли вы его всеобщий розыск?

Очевидно, они сочли нас за ненормальных, да к тому же ещё и хамов, но у них не было другого выхода, кроме как подчиниться. Выслали десяток машин военной полиции, вся местная полиция была также оповещена. Проверка в местном аэровокзале показала, что человек, соответствующий описанию Келлермана, несколько часов назад вылетел в Вашингтон. Поиски немедленно переметнулись туда, где полиция также была поставлена в известность.

Наконец, в три тридцать пополудни — часом позже запланированного времени нашего старта, Келлерман был найден. Он вернулся назад из Вашингтона, и его опознали в местном вертолётном вокзале. Он отпирался, заявив, что улизнул с базы, чтобы купить своей подруге обручальное кольцо, думая, что никто этого не заметит. Но, стоило лишь нам увидеть его, как мы поняли, что наша предосторожность была оправдана. Он представлял собой любопытный образчик расколотой личности, большая часть которой была совсем незрелой. Паразиты этим и воспользовались — им не надо было даже захватывать его мозг, а всего лишь перестроить несколько второстепенных центров. Остальное доделало его ребяческое желание чувствовать себя чем-то значительным. Механизм вроде этого иногда заставляет малолетних преступников устраивать крушения шутки ради: желание вступить в мир взрослых, совершив поступок со взрослыми последствиями.

Захватив Келлермана, нам не составило труда вытащить из него всю правду. Он сделал мельчайшую перестройку в системе регулировки температуры корабля: так, чтобы в открытом космосе температура медленно повышалась — слишком медленно, чтобы мы заметили это. Но рост температуры автоматически вызвал бы нарушения в некоторых цепях электронного мозга — а именно воздействовал бы на тормозной механизм корабля, и когда мы приблизились бы к орбитальной станции, наша скорость была бы слишком высокой, и мы просто врезались бы в станцию, уничтожив друг друга. Вполне естественно, что обыкновенная проверка электроники не смогла выявить этого дефекта: в конце концов, электронный мозг состоит из нескольких миллиардов различных цепей, и вся "проверка" заключается лишь в том, чтобы убедиться в правильной реакции главных соединений.

Мы предоставили Келлермана его собственной судьбе — я догадываюсь, что он предстал перед военным трибуналом и был расстрелян — и в четыре тридцать наконец-то взлетели. К шести мы набрали скорость четыре тысячи миль в час и двигались в направлении Луны. Гравитационный механизм на корабле был старого типа: пол был магнитным, а мы носили специальную одежду, притягивавшуюся к нему, и всё это давало ощущение обычного веса. Как следствие первые два часа мы все испытывали обычное для космических полётов головокружение.