О Понимании - Василий Васильевич Розанов

ними в природе, есть вместе и единственное в ней, о чем мы уже несомненно знаем, что оно устроено по целям, некогда прошедшим через сознающую мысль. Не менее любопытно, что аналогия между предметами искусственными и организмами увеличивается по мере того, как первые являются произведением более совершенной и сильной мысли: так, в искусственных механизмах есть уже движение – это слабое подобие жизни, хотя однообразное, чуждое именно той свободы и разнообразия, которые присущи живым организмам. Вдумываясь в эту аналогию и в то направление, в котором возрастает она, невольно склоняешься мыслью – не следует ли и причину организмов искать в том, что так же аналогично с разумом человека, как самые организмы – с творимым им? и что природа этих двух источников, одного известного и другого неизвестного, разнится не в сущности, но только в силе и в совершенстве?

10

Говоря «целого человечества», мы разумеем всех людей, с которыми соприкасалась эта сила. Высочайшее проявление такой силы духа мы находим у наиболее даровитых личностей из наиболее даровитых народов. Таких личностей, самых сильных в истории, мы думаем, было три: Цезарь, Иннокентий III и наш государь Петр I. В первых двух особенно поражает нас удивительное соединение желания с тонким и проницательным умом, что давало возможность им не только страстно стремиться к задуманной цели, но и господствовать над средствами. В третьем из названных людей не было этого умения избирать пути с minimum’ом сопротивления, и, кроме того, история не так хорошо подготовила для него путь, как для первых двух. Так что это был, по всему вероятию, наиболее сильно желавший человек на земле.

11

См. выше стр. 146, 148 и 149.

12

См. выше стр. 43, 44, 45.

13

См.: Лобачевский. Полное собрание сочинений по геометрии. Казань, 1883 г., изданное Казанским университетом и содержащее в себе «Воображаемую геометрию», «Новые начала геометрии с полною теориею параллельных» и «Пангеометрию»; а также все, что говорит об этом предмете Ващенко-Захарченко в своем прекрасном труде «Начала Эвклида с пояснительным введением и толкованиями» (Киев, 1880 г.). Глубокая оригинальность идей, соединенная с совершенною скромностью; мужество в продолжении изыскания, встреченных повсюду равнодушием и не доставивших автору при жизни ничего, кроме насмешек; наконец, строгость суждений и прекрасный, повсюду исполненный изящества и достоинства язык – все эти редкие черты, столь отличительные для гения, лежат и на творениях Лобачевского, память которого для нас должна быть тем более дорога по смерти, чем менее он был понят и оценен при жизни. Его идеи нашли себе продолжателей в западноевропейской науке, и здесь они вызвали уже обширную литературу; что касается до нас, то, если мы бессильны пока воздать ему эту лучшую награду за совершенный труд, мы не должны забыть воздать ему меньшее и на что способны – сделать его имя столь же дорогим для себя и его идеи столь же понятными и распространенными, как это сделали мы относительно других немногих деятелей русской науки – Ломоносова, Карамзина и др.

14

См. выше стр. 99, 100 и 111.

15

В связи с этим см. сказанное выше на стр. 228 и 229.

16

Любопытный пример путаницы понятий представляет тот факт, что спиритуалисты всегда стремились утвердить свою веру в существование духа указанием на такие чудеса, а материалисты стремились поколебать эту веру и поддержать свое неверие доказательством, что таких чудес нет. При этом спорные чудеса всегда были фактами влияния духа на вещество (он сказал, чтобы гора сдвинулась, – и гора сдвинулась, или в новейшее время: спирит захотел, чтобы стол поднялся, – и стол поднялся) и вещества на дух (животный магнетизм, месмеризм). Между тем в действительности каждая из ожесточенно споривших сторон спорила не за то, что защищала, но за то, что опровергала, т. е. не за себя, а за противную сторону. И в самом деле: существование психических явлений – мышления, чувства, воли – всегда было фактом, который не вызывал опровержений и не нуждался в подтверждениях по своей очевидности для всякого. Весь вопрос был в том, что скрывается, как производящий источник, за этими явлениями – вещество ли или нечто отличное от него, что как таковое и получало особое название – духа. Теперь, когда спиритуалисты, думая поддержать свою веру в существование духа как начала, отличного от материи, приводили факты, что человек своим мышлением или желанием приводит в движение вещество, то этим они доказывали только, что дух сам есть вещество или, что то же, что духа как начала, отличного от вещества, – нет; а когда материалисты утверждали, что таких фактов движения вещества духом нет и не может быть, то они утверждали именно то, что в человеке есть нечто несомненно нематериальное, т. е. дух. Потому что, повторяем, во все времена спора существование явлений, материальность или духовность источника которых возбуждала сомнения, оставалось общепризнанным (с той и другой стороны) фактом.

17

Я мыслю, имею идеи нравственного, стремлюсь к целям; возможно ли усомниться в этом? Итак, если не как дух мыслю я, то вещество мыслит во мне и через меня; следовательно, есть вещество мыслящее, стремящееся и чувствующее, – т. е. одухотворенное.

18

Творчество религиозное следует различать как первоначальное – когда появляется религиозное учение, и как вторичное – когда, придя почему-либо в упадок и исказившись, оно очищается и оживляется; и далее, в первом (первоначальном) следует различать установление истинной религии и религий не истинных – тех, которые мы называем ниже попытками человека найти религию (т. е. истинную). За исключением установления учения этой последней (религии истинной), все прочие виды религиозного процесса суть явления творчества как похождения из субъективного духа форм жизни. В религии же истинной человеческий дух является не творящим, но воспринимающим и передающим. Об этом подробнее см. ниже, в Учении о формах жизни. Под Откровением там разумеются древнебиблейские откровения пророкам.

19

Мы разумеем здесь религиозные учения, не подвергшиеся позднейшим осложнениям.

20

Напр., в поэзии этою двойственностью внешней формы и внутреннего содержания запечатлена поэзия Байрона, Гейне, Лермонтова, – всегда так глубоко непонятая.

21

О настроении как особой форме чувства см. выше стр. 368.

22

Если не ошибаемся, у Плутарха в жизнеописании Перикла.