История России. Век XX - Вадим Валерианович Кожинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вернемся во вторую половину 1930-х годов. Выше было сказано о тогдашнем впечатляющем сдвиге в сфере промышленности. В сельском хозяйстве дело обстояло гораздо скромнее, – уже в силу изложенных только что причин (промышленность зависит от местоположения страны в значительно меньшей степени, чем сельское хозяйство). И в последнее время постоянно высказывается мнение, что сельское хозяйство в тот период было менее эффективным, чем в нэповское время, ибо население росло быстрее, чем урожаи зерновых. Так, по подсчетам Л. А. Гордона и Э. В. Клопова, на душу населения в 1928 году приходилось 470 кг зерна (на год), а в 1938-м – 430 кг. Однако эти стремящиеся к объективности авторы тут же сообщают, что в первом случае перед нами результат труда «50–55 млн. крестьян– единоличников», а во втором – всего «30–35 млн. колхозников и рабочих совхозов» (цит. соч., с.80), – то есть на 40 % меньше.
Это означает, что производительность труда выросло весьма значительно: на одного работающего в 1928 году пришлось 1,4 тонны зерна, а в 1938-м – 2,4 тонны. Разумеется, это было немного в сравнении со странами с более «благополучным» сельским хозяйством. Но и говорить об «упадке» сельского хозяйства в это время (как многие сейчас делают) нет оснований, ибо один работающий производил в 1938 году на 70 % больше зерна, чем в 1928-м.
И последнее. Выше отмечалось, что в глазах идеологов начала века Революция мыслилась как преобразование, долженствующее создать «свободу» промышленной деятельности, которая, в свою очередь, преодолеет прискорбнейшее отставание России от «передовых» стран.
По-своему знаменательно, что после Революции в промышленности действительно произошел беспримерный сдвиг, о чем в книге Л. А. Гордона и Э. В. Клопова сказано так: «К началу 40-х годов по абсолютному объему только в США производилось существенно больше промышленной продукции, чем в СССР» (с. 62). Притом, как отметил М. М. Горинов, «рост тяжелой промышленности осуществлялся невиданными доселе темпами. Так, за 6 лет СССР сумел поднять выплавку чугуна с 4,3 до 12,5 млн. тонн. Америке понадобилось для этого 18 лет»[601].
Что ж, выходит, сбылись те надежды на Революцию, которые питали люди начала века, возмущавшиеся промышленной отсталостью «самодержавной» России… Правда, не нужно доказывать, что Революция – в противоположность упомянутым надеждам – достигла искомой цели на пути не экономической свободы, но невиданного ранее диктата власти в сфере экономики (и, конечно, в других сферах).
Сегодня есть немало охотников доказывать или, точнее, уверять (ибо убедительных аргументов не имеется), что если бы Революция «подарила» России не диктатуру, а экономическую свободу, достижения ее промышленности были бы еще более грандиозны, а к тому же и сельское хозяйство пышно расцвело бы – несмотря на неблагоприятные российские условия.
Подобные «альтернативные» проекты сами по себе могут представлять определенный интерес, но они, строго говоря, ровно ничего не дают истинному пониманию истории и даже (о чем уже шла речь) вредят этому пониманию, ибо при постановке вопроса в плане «если бы… то…» мыслимая возможность затемняет, заслоняет реальную историческую действительность.
И необходимо осознать, что для «альтернативного» мышления типично противопоставление конструируемого им «проекта» предполагаемому «проекту» того или иного «руководителя», «вождя» (будь то Ленин, Сталин, Хрущев и т. д.); это вполне естественно, ибо каждый такой проект являет собой субъективное мнение, которое поэтому предлагается, в сущности, взамен реализованного, но так же будто бы субъективного – ленинского или сталинского – проекта, – а не объективного хода истории.
В этом сочинении я стремился показать, что движение истории определяется не замыслами и волеизъявлениями каких-либо лиц (пусть и обладавших громадной властью), а сложнейшим и противоречивым взаимодействием различных общественных сил, и «вожди» в конечном счете только «реагируют» – притом, обычно с определенным запозданием (как было, например, при введении нэпа или при повороте середины 1930-х годов к «патриотизму») на объективно сложившуюся в стране – и мире в целом – ситуацию.
Наконец, в самом ходе истории есть, как представляется, смысл, который, правда, трудно выявить, но который значительней всех наших мыслей об истории. Никто до 1941 года не мог ясно предвидеть, что страна будет вынуждена вести колоссальную – геополитическую – войну за само свое бытие на планете с мощнейшей военной машиной, вобравшей в себя энергию почти всей Европы. Но вполне уместно сказать, что сама история страны (во всей ее полноте) это как бы «предвидела», – иначе и не было бы великой Победы!
Часть IV
1939-1945
Глава 16
Война и геополитика
Датировка войны в названии этой части моего сочинения может несколько смутить, ибо в сознании большинства людей война датируется 1941–1945 годами. Вполне естественно, что Великая Отечественная война как бы заслонила собой предшествующий период. Тем не менее участие СССР в войне началось уже в 1939 году на тогдашних территориях Польши и – в гораздо больших масштабах – Финляндии. Александр Твардовский в написанном в 1943 году стихотворении назовет финскую войну «незнаменитой», но она все же, увы, имела место. И нельзя полноценно понять войну 1941–1945 годов без понимания того, что происходило начиная с 1939 года и называется в целом Второй мировой войной.
Не умаляя достоинств многих книг и статей об этой войне, приходится все же сказать, что господствующие представления о ней страдают поверхностностью, то есть, в конечном счете, не являются истинными. Делу мешает, в особенности, идеологизированность сочинений о великой войне, – притом даже не столь уж важно, какая именно идеология перед нами – коммунистическая или, напротив, антикоммунистическая, широко внедрившаяся в сочинения об этой войне, публикуемые в последние годы. Толкование столь грандиозного события в свете какой-либо идеологической тенденции заведомо не дает возможности понять ее действительный смысл во всей его полноте и глубине.
Надеюсь, не вызовет спора утверждение, что эта война – одно из наиболее значительных событий Истории во всей ее целостности, кардинально изменившее само состояние мира. Так, например, едва ли можно усомниться, что последствием этой войны явилось потрясение и, затем, быстрое отмирание существовавшей уже более четырех столетий колониальной системы, во многом определявшей бытие Азии, Африки и Латинской Америки – хоть и не была вообще ликвидирована зависимость этих континентов от стран Западной Европы и США.
И есть все основания утверждать, что в этой войне решались именно судьбы континентов, а не только отдельных государств и народов, – притом судьбы в многовековом, даже тысячелетнем плане, а не в рамках отдельного исторического периода; уместно определить эту войну как событие самого глубокого и масштабного геополитического значения.
Понятие о геополитике получило у нас права гражданства совсем недавно.
