Гроза над Миром - Венедикт Ли

 Позади послышался и внезапно смолк шум мотора. Всхлипывая от отчаяния и злости, Полина нащупала в поясе плоский металлический брусочек. «Пистолет последнего шанса». Два заряда. Кого-то еще успокоит навеки. Но, нет,… так она не успеет. Первый же выстрел – себе. Она брела меж смутно виднеющихся надгробий, сжав в ладони жалкое оружие, и вдруг больно споткнулась обо что-то твердое. Неуклюже упала на ворох прелой листвы. Пошарила вокруг себя, снова натолкнувшись на помешавший ей предмет. Маленькая мотыжка, ею выпалывали траву вокруг надгробного камня – кто-то ухаживал за старой, забытой могилой… Кто-то хранил верность памяти ушедшего из Мира. «Меня не вспомнит никто…»

 Предохранителя у пистолета не было, нужно лишь сильно надавить курок и Полина стала разминать ослабевшие пальцы. За шевелящейся листвой подмигивала оранжевым нахальным глазом встающая Обо. Колеблющийся луч упал на каменное надгробие, и Полина увидела портрет, вытравленный черным, на квадрате нержавеющей стали. Приблизила лицо почти вплотную, стараясь разглядеть облик умершего. Женщина. Округлое, довольно приятное лицо, короткие волосы. Полину обдало холодом. Если оставить в стороне то, что особа на портрете выглядела старше нее, Полины и несколько склонной к полноте… В остальном она была копией ее, нынешней! Усталая, глубоко укрывшая в себе давние страдание и скорбь. Человек, под конец жизни разочаровавшийся в избранном пути.

 Используя, как скребок, свой пистолетик, Полина постаралась очистить портрет от присохшей внизу грязи и прочесть имя. Неужели это правда и чародеи из ГИН могут вызвать к жизни мертвого? Неужели там, в могиле лежит она, Полина, а по земле бродит лишенный души ее призрак?! «Бренда Ал…»

Внезапный порыв ветра… портрет осветился, и страшные глаза женщины по имени Бренда обожгли Полину, пронзили мозг, проникли в потаенные глубины ее личности. Со сдавленным воплем Полина попыталась встать, ноги не держали ее. Запрокинула, сжимая руками, голову… Серебряные облака, обрамленные черными верхушками деревьев, закружились вокруг нее в бешеном хороводе, и Полина поняла, что сходит с ума. Эти секунды последние, когда она помнит и осознает себя. Жалобно скуля, она скорчилась у надгробия... Затихла и без чувств медленно повалилась на бок.

 Пини вздохнула с досадой – проспала. Уже час, как надо бы встать – вон, как солнце светит в окно. Новая наложница отца – девушка строптивая, но очень приятная. И она спасла отца! Он, конечно, не подает вида, что признателен… Но то, что он препоручил Наоми (странноватое имечко!) ее, Пини, заботам – говорит о многом.

 Быстро встала, потягиваясь, зарядку делать некогда. Как-то не по себе… Она не надралась вчера, случайно? На радостях… Нет, голова не болит. Странное чувство усилилось, когда стала одеваться. Новое платье! И обувь. Подарочек отца? Сюрприз? И какой странный фасон! Впрочем, ей идет. И, тоже загадка: одевать его привычно, словно носила раньше. С туфлями та же история. Пройдясь по комнате, Пини решила, что и обувка ей нравится. Повернулась к двери и только тут обнаружила, что не знает, куда идти.

 Большая, светлая комната, где она проспала всю ночь и часть утра – ей совершенно незнакома. Она чем-то неуловимо напоминает ее прежнюю, но и только. Потолок выше, окна больше, обстановочка… М-м-да. Шикарная. Картина над дверями изображает вид на Большую бухту из Гнезда. Но она сейчас не в Гнезде! Повернулась, бросилась к окну. Ох ты ж!

 Никогда не видела она таких огромных зданий! У нее кружилась голова, пока она считала этажи. …Девяносто пять, девяносто шесть. Сама она находилась, по всему видно, на этаже где-то пятидесятом. Теперь ясно: она все еще спит. Возможно,… попробовала орхи, дура. Голубеющий вдали изгиб Тонкого мыса показался спасительной соломинкой. Если бред, то бред систематический, в нем есть что-то от правды. Она видит Вагнок, но причудливо измененный.

 Пини отвернулась от устрашающего вида и глубоко подышала, чтоб успокоиться.

 – Я – Картиг Пенелопа, двадцати одного года. Позавчера негодяй Арни устроил на моего отца Вагариуса – Хозяина Острова, покушение, счастливо предотвращенное… – сказала вслух, немного пугаясь своего дрожащего голоса. – Я – совершенно нормальная. Сейчас закрою глаза, открою их снова и проснусь.

 Старательно проделала эту манипуляцию. Ужас не исчез. Беспомощно развела руками, собираясь заплакать.

 Дверь распахнулась. На пороге стоял очень старый человек, одетый в черное, с землистым лицом и ввалившимися глазами. Пожевал бескровными губами, присасывая искусственную челюсть. Наконец сказал:

 – Не стоит волноваться. Рассудок ваш в порядке. А легкая дезориентация вскоре пройдет. Скажите мне: помните ли, что болели?

 Пини вздрогнула.

 – Да! Теперь да. Я, что орхой увлеклась?

 Старец скупо улыбнулся.

 – Отнюдь. Вы благоразумная молодая женщина. Следуйте за мной.

 – З-зачем?..

 Он усмехнулся, оценивающе разглядывая Пини.

 – Вы же хотите получить ответы на ваши вопросы?

 Лифт, движущийся не только вниз, но и горизонтально. Коридор с высоким узорным потолком. Приемная. За ней вторая. Третья. Молодые мужчины в красивых мундирах, такие же эффектные женщины. Одна из них спросила другую:

 – Как там наша жабочка?

 – Дуется.

 – Уже лучше. Вчера так рвала и метала. Ничего, закон этот подправят и снова предложат Госсовету. А там и сама докумекает, что лучше…

 Главная, (Пини ясно осознала это), дверь медленно отошла в сторону. Спутник Пини легонько подтолкнул ее в спину.

 Кабинет правителя. Средоточие власти. Обитель высшей мудрости… И т.д. и т.п. и пр. и пр. А вот и он сам. Вернее, она. Смотрит на Пини, кажется, вот-вот улыбнется. Нарочито скромные жакет и блузка, ни одного украшения, кроме золотых часов, почему-то на правом запястье. Немного смущена, то и дело поправляет и без того хорошо уложенные темные волосы… У Пини отлегло от сердца. Наконец-то знакомое лицо!

 – Наоми!? Ты что здесь делаешь? Где отец?..

 Она подошла к Пини, обняла, усадила на диван.

 – Хорошая моя. Радость моя. Любимая моя, не бойся. Рядом я, рядом доктор Гаяр.

 «Этот ужасный старик», – подумала Пини.

 – Что со мной, Наоми? Что творится вокруг? Этот маскарад… – у нее запершило в горле.

 – Пини, родненькая… Все хорошо. Я не надеялась, теперь сознаюсь, на удачу. Но все обошлось.

 – Что обошлось? – шепотом переспросила Пини.

 Наоми сдвинула брови.

 – Я не собираюсь тебя мучить. Слушай меня: сейчас не двадцать седьмой год, а пятьдесят девятый.

 – Что?! – Пини показалось, что она теряет сознание, но напрасно она ждала – беспамятство не наступило.