Гоголь - Борис Соколов

Под влиянием критики со стороны М. С. Щепкина и других своих друзей этот финал Р. Р. Гоголь во второй редакции переделал. Там Первый комический актер специально комментировал заключительную немую сцену «Ревизора»: «Мне показалось, что это мой же душевный город, что последняя сцена представляет последнюю сцену жизни, когда совесть заставит взглянуть вдруг на самого себя во все глаза и испугаться самого себя. Мне показалось, что этот настоящий ревизор, о котором одно возвещенье в конце комедии наводит такой ужас, есть та настоящая наша совесть, которая встречает нас у дверей гроба».

Причины, по которым Р. Р. не получила разрешения театральной цензуры, в ноябре 1846 г. изложил А. М. Гедеонов в письме П. А. Плетневу: «Что же касается собственно до пиесы, то по принятым правилам при Императорских театрах, исключающих всякого рода одобрения артистов — самими артистами, а тем более венчания на сцене, она в этом отношении не может быть допущена к представлению». 21 ноября 1846 г. Плетнев известил Гоголя: «Твою пьесу „Развязка ревизора“ пропустили, но только к печатанию, а не к представлению, затем что увенчивать на сцене артисты товарища своего, по правилам нашей дирекции, не имеют права…»

Незадолго до смерти, 5 ноября 1851 г., Гоголь читал в доме А. П. Толстого Р. московским актерам, игра которых в пьесе его не удовлетворяла. Присутствовавший на чтении И. С. Тургенев вспоминал: «Гоголь… объявил, что остался недоволен игрою актеров в „Ревизоре“, что они „тон потеряли“ и что он готов им прочесть всю пьесу с начала до конца… Читал Гоголь превосходно… Казалось, Гоголь только и заботится о том, как бы вникнуть в предмет, для него самого новый, и как бы вернее передать собственное впечатление. Эффект выходил необычайный — особенно в комических, юмористических местах; не было возможности не смеяться — хорошим, здоровым смехом; а виновник всей этой потехи продолжал, не смущаясь общей веселостью и как бы внутренно давясь ей, всё более и более погружаться в самое дело, и лишь изредка, на губах и около глаз, чуть заметно трепетала лукавая усмешка мастера. С каким недоумением, с каким изумлением Гоголь произнес знаменитую фразу городничего о двух крысах (в самом начале пьесы): „Пришли, понюхали и пошли прочь“. Он даже медленно оглянул нас, как бы спрашивая объяснения такого удивительного происшествия. Я только тут понял, как вообще неверно, поверхностно, с каким желанием только поскорей насмешить обыкновенно разыгрывается на сцене „Ревизор“». Гоголь пытался дать понять присутствующим, что задача Р. - гораздо глубже, чем насмешить, что пьеса прежде всего направлена на то, чтобы побудить публику к самокритике. Оттого-то и читал он серьезно самые смешные места, но оттого только усиливал комический эффект. Мало находится актеров, способных обнажить внутренний трагизм в гоголевском смехе.

«РАЗМЫШЛЕНИЯ О БОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТУРГИИ»,

трактат, опубликованный посмертно отдельным изданием: Размышления о Божественной Литургии Н. В. Гоголя. СПб., 1857. Более полный вариант, очищенный от цензурных исправлений, опубликован: Сочинения Н. В. Гоголя. 10-е изд. Т. 4. М., 1889. Как вспоминал В. И. Любич-Романович, в гимназические годы «в церкви… Гоголь никогда не крестился перед образами святых отцов наших и не клал перед алтарем поклонов, но молитвы слушал со вниманием, иногда даже повторял их нараспев, как бы служа сам себе отдельную литургию». Замысел книги возник у Гоголя в Ницце зимой 1843/44 г. Работа над Р. о Б. Л. продолжилась в начале 1845 г. в Париже, где Гоголь жил у А. П. Толстого. Здесь Гоголю помогал священник русской посольской церкви отец Дмитрий Вершинский. Гоголь писал 12 февраля н. ст. 1845 г. Н. М. Языкову: «Священник наш хороший и умный человек, и, благодаря ему, я не оставался без русских книг, которые были мне потребны и пришлись по состоянию души».

В письме В. А. Жуковскому из Бейрута, отправленном 6 апреля 1848 г., Гоголь описал Литургию в иерусалимском храме Гроба Господня: «Уже мне почти не верится, что и я был в Иерусалиме. А между тем я был точно, я говел и приобщался у самого Гроба Святого. Литургия совершалась на самом гробовом камне. Как это было поразительно! Ты уже знаешь, что пещерка, или вертеп, в котором лежит гробовая доска, не выше человеческого роста; в нее нужно входить, нагнувшись в пояс; больше трех поклонников в ней не может поместиться. Перед нею маленькое преддверие, кругленькая комнатка почти такой же величины с небольшим столбиком посередине, покрытым камнем (на котором сидел Ангел, возвестивший о Воскресении). Это преддверие на это время превратилось в алтарь. Я стоял в нем один; передо мною только священник, совершавший Литургию. Диакон, призывавший народ к молению, уже был позади меня, за стенами Гроба. Его голос уже мне слышался в отдалении. Голос же народа и хора, ему ответствовавшего, был еще отдаленнее. Соединенное пение русских поклонников, возглашавших „Господи, помилуй“ и прочие гимны церковные, едва доходило до ушей, как бы исходившее из какой-нибудь другой области. Всё это было так чудно! Я не помню, молился ли я. Мне кажется, я только радовался тому, что поместился на месте, так удобном для моленья и так располагающем молиться. Молиться же собственно я не успел. Так мне кажется. Литургия неслась, мне казалось, так быстро, что самые крылатые моленья не в силах бы угнаться за нею. Я не успел почти опомниться, как очутился перед Чашей, вынесенной священником из вертепа для приобщенья меня, недостойного… Вот тебе все мои впечатления из Иерусалима».

Чтобы читать в подлиннике сочинения св. Василия Великого и св. Иоанна Златоуста, посвященные Литургии, Гоголь изучил греческий язык под руководством учителя Ф. Н. Беляева. Вступление к Р. о Б. Л., скорее всего, было написано в конце 1840-х годов, когда по Европе прокатилась волна революций. Там Гоголь утверждал: «…Самое чистое воплощение Его от Чистой Девы было предслышиваемо даже и язычниками; но нигде в такой ощутительно видной ясности, как у пророков».

В качестве источников для Р. о Б. Л. послужили статьи «О православии Российской Церкви» и «О Литургии», опубликованные анонимно в журнале «Христианское чтение», соответственно, в 1843 и 1841 гг. Автором статьи «О Литургии» был известный богослов Андрей Николаевич Муравьев (1806–1874). По свидетельству А.О. Смирновой, Гоголь высоко ценил его работу и говорил ей об А. Н. Муравьеве: «Вот человек, который исполнил долг пред Богом, Церковью и своим народом». При работе над Р. о Б. Л. Гоголь также использовал книгу Ивана Дмитриевского «Историческое, догматическое и таинственное изъяснение на Литургию…» (М., 1803), а также сочинения св. Константинопольских патриархов Германа (645–740) и Иеремии (XVI в.), блаженного Симеона, архиепископа Фессалоникийского (умер в 1429 г.), св. Николая Кавасилы, митрополита Солунского (XIV в.) и ряд других. Кроме того, Гоголь был знаком с русским переводом Старой и Новой Скрижали толкованиями Литургии и других церковных служб, составленными греческим иеромонахом Нафанаилом. Р. о Б. Л. не были окончены. С. П. Шевырев, первым обнаруживший рукопись при разборе гоголевских бумаг, два года спустя, 22 февраля 1854 г., писал А. В. Гоголь: «Когда я в первый раз читал его Размышления о Литургии, мне казалось, душа его носилась около меня, светлая, небесная, та, которая на земле много страдала, любила глубоко, хотя и не высказывала этой любви, молилась пламенно, и в пламени самой чистой молитвы покинула бренное, изнемогшее тело».