Век Наполеона - Уильям Джеймс Дюрант

Франции, где история помнит несколько Биронов; сам Байрон с гордостью упоминает в «Дон Жуане» (Канто x, строка 36) предполагаемого прародителя, Радульфуса де Буруна, как пришедшего в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем. В двенадцатом веке Буруны стали Байронами. Некий сэр Джон Байрон так хорошо служил Генриху VIII, что после роспуска монастырей король передал ему за символическую сумму аббатство (основанное около 1170 года) и земли «позднего монастыря и приорства Ньюстед… в нашем графстве Ноттингем».1 После этого несколько баронств Байронов сыграли незначительные роли в английской истории: поддерживали королей Стюартов, последовали за Карлом II в изгнание, лишились аббатства Ньюстед и вернули его себе при Реставрации.

Двоюродный дед поэта Уильям, пятый лорд Байрон (1722–98), красивый и безрассудный, служил на флоте; заслужил прозвище «Злой лорд», живя в аббатстве как грабитель; растратил большую часть своего состояния; убил своего родственника Уильяма Чаворта на импровизированной дуэли в затемненной комнате таверны; был отправлен в Тауэр по обвинению в убийстве; был судим Палатой лордов (1765), объявлен «не виновным в убийстве, но виновным в непредумышленном убийстве»; удалился в аббатство и прожил там в мрачном уединении до самой смерти.

Его брат Джон Байрон (1723–86) стал мичманом, потерпел кораблекрушение и опубликовал «Повествование», из которого его внук взял яркую сцену кораблекрушения в «Дон Жуане». Командуя кораблем «Дельфин», Джон обогнул земной шар. В конце концов он удалился в дом на западе Англии, где его прозвали «Любителем мореплавания», поскольку в каждом порту у него была жена или любовница.

Его старший сын, капитан Джон Байрон (1756–91), отец поэта, в свои тридцать пять лет натворил столько бед, что его прозвали «Безумным Джеком». После службы в американских колониях он провел некоторое время в Лондоне, заставляя своих любовниц оплачивать его долги. В 1778 году он сбежал с маркизой Кармартен; ее муж маркиз развелся с ней, капитан Байрон женился на ней и пользовался ее доходами. Она родила ему троих детей, из которых одна, Августа Ли, стала сводной сестрой поэта и иногда его любовницей.

В 1784 году бывшая леди Кармартен умерла. Через год щеголеватый вдовец женился на шотландке двадцати лет и 23 000 фунтов стерлингов — Кэтрин Гордон из Гайта, простой, но яростной и гордой, с родословной, восходящей к Якову I Шотландскому. Когда она родила поэта, то передала ему еще одну линию выдающейся и суматошной наследственности: Французское происхождение, бурный характер, склонность к грабежам, убийствам и вражде. Сама мать была мешаниной дикой любви и ненависти. Их она тратила то на мужа, который промотал ее состояние, а затем бросил ее; то на единственного сына, которого она баловала лаской, поносила дисциплиной и отстраняла такими эпитетами, как «хромое отродье». Чайльд Гарольд (то есть Байрон) сказал: «Знал бы я, какой плод произрастет из такого семени».2

Джордж Гордон Байрон родился в Лондоне 22 января 1788 года. Его правая нога при рождении была деформирована из-за поворота подошвы внутрь и напряжения пятки вверх. Деформацию можно было бы устранить ежедневными манипуляциями со стопой, но у матери не хватило ни терпения, ни смелости для процедуры, которая показалась бы ребенку намеренно жестокой, да и врачи не были склонны рекомендовать ее. К восьми годам неправильная форма стопы настолько улучшилась, что мальчик мог носить обычную обувь поверх внутреннего ботинка, предназначенного для балансировки и уменьшения искривления. В повседневной жизни и в спорте он стал ловко держаться на ногах, но не мог пересечь гостиную без болезненного осознания своей хромоты. В юности он вспыхивал при любом упоминании о своем недостатке. Это обостряло его чувствительность и вспыльчивость; но, возможно, это же подстегивало его к победам в плавании, ухаживаниях и поэзии, которые могли бы отвлечь внимание от его уродства.

В 1789 году мать вместе с ребенком переехала в Абердин. Через год ее муж бежал во Францию, где и умер в 1791 году, беспутный и нищий. Оставшись с небольшим состоянием, миссис Байрон сделала все возможное, чтобы дать своему сыну образование, подобающее лорду. Она с нежностью описывала его, когда ему было шесть лет, как «прекрасного мальчика, который ходит и бегает так же хорошо, как любой другой ребенок».33 В семь лет он поступил в Абердинскую грамматическую школу, где получил хорошую подготовку по латыни. Благодаря дальнейшему образованию и путешествиям по Греции, Малой Азии и Италии он настолько хорошо знал латинскую и греческую литературу, что только искушенный знаток классической древности может понять цитаты и исторические аллюзии, проступающие сквозь игривость Дон Жуана. Байрон любил историю, очищенную от национализма и мифологии, как единственную истину о человеке; Шелли игнорировал ее, будучи приверженцем идеала, которому история неудобна.

В 1798 году двоюродный дед Байрона, «Злой лорд», умер в Ньюстеде, оставив десятилетнему мальчику свой баронский титул, аббатство, 3200 акров земли и долгов. Они были настолько велики, что доходов хватило только на то, чтобы вдова смогла переехать из Абердина в аббатство и жить там в комфорте среднего класса. Она отправила своего мальчика в школу в Далвиче, а в 1801 году — в знаменитую «общественную» школу в Харроу, в одиннадцати милях от Лондона. Там он сопротивлялся услугам «педерастов», которых обычно требовали от младших старшие ученики; а когда он сам, как человек высшего класса, использовал «педерастию», это было с совершенно революционной вежливостью. Он был беспокойным учеником, нарушал дисциплину, устраивал шалости и пренебрегал порученными занятиями; но он много читал, часто хорошие книги, и дошел до Бэкона, Локка, Юма и Беркли. По-видимому, он утратил религиозную веру, поскольку один из студентов назвал его «проклятым атеистом».4

В семнадцать лет он поступил в Тринити-колледж в Кембридже. Там он снял дорогие апартаменты, а его соседями по комнате стали слуги, собака и медведь. Он покровительствовал местным проституткам и лекарям, а иногда искал более достойной службы в Лондоне. На каникулах в Брайтоне (1808) он взял с собой девушку, переодетую мальчиком; но, с должным беспристрастием, в Кембридже у него развилась, по его словам, «бурная, хотя и чистая, любовь и страсть» к красивому юноше.5 Кроме того, благодаря своей буйности, щедрости и обаянию он завязал несколько прочных дружеских отношений; лучше всего с Джоном Кэм Хобхаусом, который, будучи почти на два года старше его, внес в часто беззаконную жизнь Байрона немного здравого смысла и осторожности. Молодой поэт, казалось, стремился погубить себя нравственной свободой, которая не хотела