Антология мировой фантастики. Том 9. Альтернативная история - Осип Сенковский

Глава 6

Человек без цели

Было так же мало смысла размышлять о причинах взрыва, как и ломать себе голову над тем, как же мне удалось совершить путешествие в 1973 год. События, последовавшие в Катманду после случая с бомбой, промелькнули перед моими глазами слишком стремительно, покуда меня, словно редкостный музейный экспонат, таскали по этому миру. На следующее утро меня погрузили на однорельсовый поезд, следующий в Калькутту. Поезд имел форму воздушного корабля, с той только разницей, что был построен из стали и блестел латунью и цветными лакированными поверхностями. Он тащил за собой пятьдесят вагонов и мчался с устрашающей скоростью, достигавшей на прямых участках ста миль в час. Движущей силой этой невероятной машины был, как я узнал, электрический ток. Сделав несколько промежуточных остановок, мы достигли Калькутты за один день. Калькутта произвела на меня впечатление гигантского города, куда обширнее той Калькутты, что я знал; со сверкающими высотными строениями из стекла и бетона, перед которыми все то, чему я прежде дивился в Катманду, выглядело ничтожно малым. В Общественном Госпитале Калькутты меня обследовали двадцать специалистов, но все они объявили себя бессильными, и было принято решение как можно скорее отправить меня в Англию ближайшим воздушным транспортом. Мысль о том, чтобы преодолеть такое огромное расстояние по воздуху, наполняла меня поначалу беспокойством. Я все еще не мог поверить в существование материала, который был бы одновременно и легче, и прочнее стали, и точно так же трудно было мне довериться человеку, утверждавшему, будто может пролететь четыре тысячи миль без промежуточных приземлений. По целому ряду причин местная администрация предпочитала видеть меня в Англии, и одна из них заключалась, разумеется, в том, что чиновникам не удалось откопать в канцеляриях некоего капитана Бастэйбла, который числился бы в течение последнего десятилетия без вести пропавшим из своего полка. Они также подняли и документацию моего собственного полка и, естественно, установили, что в 1902 году какой-то капитан Бастэйбл действительно погиб в Теку Бенга. И теперь я был не только врачебной загадкой, но и представлял собой проблему для армейской службы безопасности, которая непременно хотела знать, как этот «Таинственный» (как они меня именовали) смог добиться идентичности с человеком, погибшим семьдесят лет назад. Я думаю, они подозревали во мне нечто вроде иностранного шпиона, однако, как я узнал потом, их объяснения на этот счет были такими же мутными, как и мои собственные. Так что я занял место на большом линейном корабле небесных просторов. А. Л. «Огни, Дрездена», корабле, построенном совместными усилиями немецкой фирмы «Крупп „Крупп — металлургический и машиностроительный концерн в Германии, основан в 1811 г.“. Воздушный Транспорт, А. О.» и британским предприятием «Виккерс „Виккерс — английский военно-промышленный концерн.“. Императорские Воздушные Пути Сообщения». Зарегистрированы «Огни Дрездена» были как чисто британская собственность и несли соответствующие опознавательные знаки, однако капитан и добрая половина команды были немцами. Как выяснилось, немцы были первыми, кто применил воздушный транспорт в широких масштабах и, между прочим, закрывшаяся компания «Цепеллин» «Цепеллин, Фердинанд (1838 — 1917) — немецкий конструктор дирижаблей, граф, генерал. Организатор производства (с 1900 г.) и серийного выпуска дирижаблей жесткой конструкции „цепеллин“.» распространила развитие воздушных кораблей по всему миру, пока Великобритания в сотрудничестве с Америкой не разработала боровое волокно и метод, с помощью которого корабли можно было поднимать и опускать без балласта. «Огни Дрездена» были оснащены прибором, который мог нагревать или остужать гелий при большой скорости и сложных маневрах. На борту огромного лайнера находились также новейшие модификации электрической счетной машины, которую люди 1973 года называли «компьютер» и которая была в состоянии корректировать курс корабля автоматически, без участия человека. Природу тяги я так и не смог до конца изучить. Это была одна-единственная огромная газовая турбина, и она приводила в движение гигантский винт — или, лучше сказать, пропеллер. Этот аппарат находился между больших хвостовых стабилизаторов. Возле него имелись также вспомогательные моторы. Они служили также для того, чтобы корректировать курс, обеспечивать повороты до 360 градусов, угловые отклонения, маневрирование, а также взлет и посадку корабля. Однако я еще не вполне описал непосредственное, чрезвычайно внушительное впечатление, производимое этим могучим воздушным судном. Оно было добрых тысячу футов в длину и триста в высоту (при этом большую часть высоты занимала, разумеется, газовая камера). У него имелись три палубы, расположенные одна над другой; внизу размещался первый класс; что до третьего, то он был па самом верху. Эта цельная гондола была в действительности нераздельна с газосодержащей камерой. Впереди, в сужающемся носу корабля, располагалась рубка, где постоянно несли службу более дюжины офицеров, выполняя всю сложную «мыслительную работу» корабля. Три причальные мачты требовались «Огням Дрездена», чтобы авиалайнер уверенно чувствовал себя на земле, и когда я впервые увидел его в аэропарке Калькутты (расположенном в десяти милях от города), у меня захватило дух, ибо рядом с этим кораблем все остальные — а среди них было несколько и довольно крупных — выглядели рыбешками возле кита. Я слышал уже, что он может взять четыреста пассажиров и пятьдесят тонн груза. Увидев корабль, я поверил в это. Лифт доставил меня и несколько других пассажиров через металлические клетки причальной мачты наверх, на посадку, где имелись крытые сходни, ведущие в коридор внутри корабля. Я ехал первым классом вместе с моим сопровождающим, неким лейтенантом Джаггером; под его надзором я находился до самого прибытия в Лондон. Условия проживания на этом корабле были настолько комфортабельными, что затмевали решительно все, что можно найти в классе «люкс» океанских путешествий наших дней. Оглядевшись, я начал понемногу успокаиваться. А когда «Огни Дрездена» снялись с якоря и с удивительной грацией взмыли в небо, я почувствовал себя едва ли не увереннее, чем на земле. Перелет из Калькутты в Лондон длился (с короткими остановками в Карачи и Адене) всего семьдесят два часа! Три дня, за которые мы пролетели Индию, Африку, Европу и три больших океана, при всевозможных погодных условиях! Я видел проплывающие внизу города, видел пустыни, горы и леса, исчезающие подо мной. Видел облака, выглядевшие живыми существами; проплывал над тучами, покуда внизу шел дождь, а у нас было спокойно и солнечно! Над нами расстилалось голубое небо, в то время как люди на земле мокли от дождя! Я питался за столом, который стоял так же надежно, как в отеле «Риц» (и кушанья были такими же дорогими, как там), пока мы пролетали над Индийским океаном; я наслаждался ужином в то время, как внизу проплывали пылающие пески Сахары. К тому времени, как мы прибыли в Лондон, полет стал для меня совсем естественным делом. Без сомнения, это был самый удобный способ путешествия, и к тому же самый аристократический. вынужден признаться, постепенно я начал считать себя счастливейшим человеком в истории нашего мира. Меня выхватили от смертельной опасности землетрясения 1902 года и уложили на колени комфортабельного существования 1973 года, в мир, который, судя по всему, решил большинство своих проблем. Разве это не величайшая удача, в которую почти невозможно поверить? Должен сознаться, именно так я тогда и думал. Мне только предстояло еще свести знакомство с Корженевским и другими. Прошу простить мне отступление. Я должен рассказывать историю так, как она происходила, и дать вам представление о моих чувствах по мере того, как развивались события, а не говорить о том, что думал об этом впоследствии. Итак, на закате третьего дня мы пролетели канал «Имеется в виду Ла-Манш.», и я смог увидеть, как далеко под нами вынырнули белые скалы Дувра. Вскоре после этого мы описали круг над огромным аэропарком Крэйдона в Сарри и начали посадку. Крэйдон был самым большим аэропарком Лондона, поскольку, само собой, такую огромную гавань не разместишь в Пикадилли. Крэйдоновский аэропарк был, как я позднее выяснил, самым большим в мире и располагался на территории свыше двенадцати миль. Здесь царило оживленное движение, о чем вряд ли стоит упоминать отдельно, десятков больших и малых, старых и новых, военных и гражданских кораблей. Те из нас, кто проделал весь путь из Индии, не должны были проходить таможенной инспекции, и мы прошли через вокзал прибытия и заняли места в специальном поезде на Лондон. И снова я был околдован всем тем, что разворачивалось вокруг меня, и был благодарен спокойному, ободряющему присутствию лейтенанта Мика Джаггера, который сопровождал меня на новое место и сейчас занял место рядом со мной. Лейтенант Джаггер достал в Крэйдоне газету и теперь протянул ее мне. Я с благодарностью взял. Размеры и самый вид газеты были мне непривычны, как и часть сокращений, однако я понял содержание большинства статей. Это была первая газета, увиденная мною со дня моего прибытия в 1973 год. У меня было десять минут просмотреть ее, прежде чем мы прибыли в Лондон. За это время я узнал о новой конвенции, подписанной великими державами. Она закрепляла общие цены на многие товары (как отвратительно было бы это представителям «свободного рынка»!) и согласовывала различные основополагающие законы, которые служили только к пользе граждан всех государств, подписавших конвенцию. В будущем невозможно станет больше, сообщала газета, чтобы какой-нибудь преступник совершил злодеяние в Тайване и, к примеру, бежал через море в Японскую Манчжурию или Британский Кантон. Закон был единогласно принят всеми великими державами, ему препятствовало значительное число лиц, находящихся не в ладах с правопорядком, — группы нигилистов, анархистов или социалистов, каковые, как поведала мне газета, имеют своей целью только разрушение во имя собственных прихотей. Было еще несколько других сообщений, часть их была непонятна, а часть незначительна, но я пробежал глазами все упоминанию нигилистах, поскольку они находились в известной связи с моим приключением в первый дань в Катманду. По мнению газеты, эти акты насилия абсолютно бессмысленны, ведь вся цивилизация неудержимо движется к миру, порядку и законности для всех и каждого. Что же на уме у этих безумцев? Некоторые из них, естественно, были националистами всех мастей, требующими независимости для своего региона задолго до того, как эти регионы подготовлены к независимости. Но все остальные — чего добиваются они? Разве возможно сделать Утопию лучше? Так спрашивал я сам себя. И вот мы прибыли на станцию Виктория, где в общем и целом еще сохранился викторианский вокзал, каким я помнил его с 1902 года. Когда мы вышли из поезда и направились к выходу, я увидел, что, несмотря на ночь, город лучится огнями. Электрическое освещение всех возможных цветов и сочетаний исходило из каждой узкой башни и каждого круглого купола. Залитые ярким светом подъезды, пандусы и скаты, и на всех уровнях вокруг этих башен двигался моторизированный транспорт. Машины поднимались вверх, спускались вниз, и казалось, будто они висят в воздухе. В этом новом Лондоне не было отвратительных рекламных щитов, не было светящихся рекламных надписей и безвкусных лозунгов, а когда мы съехали вниз по одному из скатов, я установил, что не было здесь больше и убогих трущоб, так хорошо знакомых мне по Лондону 1902 года. Нищета побеждена! Болезни изгнаны! Разумеется, нужда здесь никому не известна! Надеюсь, мне удалось хотя бы частично передать чувство восторга, которое я ощутил при первой своей встрече с Лондоном 1973 года. Не было ни малейшего сомнения в его красоте, чистоте, удивительно хорошо организованных удобствах для жителей. Без сомнения, все люди здесь отлично питались, они приветливы, хорошо одеты и во всех отношениях чрезвычайно довольны своей судьбой. Весь следующий день доктор Петере водил меня по Лондону в надежде, что знакомый пейзаж пробудит мое сознание ото сна. Я играл с ним в эту игру, поскольку у меня не было слишком большого выбора. В конце концов они откажутся от этого, я отдавал себе в этом отчет. Тогда я буду свободен и смогу выбирать, чем мне заняться. Возможно, я опять пойду на службу в армию, потому что привык к солдатской жизни. Но пока я не определился, я — человек без определенной цели. С тем же успехом я мог делать то, чего ожидали от меня другие. Куда бы я ни пришел, я удивлялся переменам, происшедшим с этим некогда грязным городом, покрытым пеленой тумана; Туман относился уже к области прошлого, воздух был чистым и свежим. Деревья, кусты, повсюду — цветы, где только были клочки зелени. Вокруг в больших количествах летали птицы и бабочки. На прекрасных площадях плескали фонтаны; мы то и дело натыкались на духовые оркестры, развлекающие публику, кукольный театр или каких-нибудь негритянских певцов. Не все старые здания исчезли. Я видел мост Тауэр и сам Тауэр такими сверкающе-чистыми, будто их только что построили; как и собор св. Павла, и здание Парламента, и Букингемский дворец (где была резиденция нового короля Эдуарда — Эдуарда VIII, в те времена довольно пожилого человека). Как всегда, британский народ взял самое лучшее из новшеств и сохранил лучшее из старого. Постепенно я стал смотреть на свое пребывание в 1973 году как на дивный отпуск. Отпуск, который, если мне повезет, будет длиться вечно.