Виртуальный свет. Идору. Все вечеринки завтрашнего дня - Уильям Форд Гибсон

Молодой парень с темным ежиком по-военному, черная куртка, на подбородок натянут черный шарф. Кажется, и не видит Райделла, просто идет себе, руки в карманах. Райделл тихонько двинул за ним, держа дистанцию футов в пятнадцать.

Он пытался представить себе это место, как оно выглядело раньше, еще обычным мостом. По дороге, где он шел сейчас, когда-то катили миллионы машин. Тогда здесь был хороший обзор, просто фермы, перила и дорожный настил; теперь это был настоящий туннель, стены собраны из всяких отходов: досок, пластика – всего, что люди смогли отыскать, и скреплены чем попало, лишь бы не развалились, и не разваливаются ведь, несмотря на вечные здешние ветра.

Однажды он был проездом в Луизиане, и что-то в облике этого места напомнило ему тамошние байу[125]: кругом болталась всякая всячина, трубы и кабели и какие-то штуки непонятного назначения, и все это отчасти смахивало на испанский бородатый мох, мягко размывающий контуры. И освещение сейчас было тусклым, словно бы смотришь под водой, – просто флуоресцентные лампы со свалки, подвешенные футов через двадцать, одни вовсе не светят, другие едва мерцают.

Он обошел большую лужу, образовавшуюся там, где какой-то торговец сбросил на землю куски грязного наколотого льда.

Впереди он увидел, как парень в черном шарфе сворачивает в кафе, одну из тех забегаловок, каких здесь пруд пруди, – два маленьких столика и стойка, за которой уместятся четверо, от силы пятеро. Здоровенный блондин, похожий на штангиста, как раз выходил из дверей, когда «шарф» зашел внутрь, и здоровяк всего на миг скосил глаза на Райделла, и этого хватило, чтобы Райделл понял.

Классическая смена филеров. Ему сели на хвост, причем как минимум трое.

Здоровяк направился в сторону райделловского ночлега, Острова Сокровищ и Окленда. Загривок у него был толщиной с Райделлово бедро. Проходя мимо, Райделл быстро заглянул внутрь кафешки, увидел, что «шарф» заказывает кофе. Невинный, как младенец. Райделл не стал оглядываться, потому что знал – сделай он так, и они поймут. Поймут, что он догадался. Поймут, как сам он понял, когда здоровяк выдал себя неосторожным взглядом.

Пояс, который он пропустил через вещмешок, начал резать ему плечо сквозь нейлоновую куртку; Райделл шел и думал про Лейни, Клауса и Петуха – все они явно считали проектор чем-то чрезвычайно важным и ценным. Поэтому-то за ним следят – из-за проектора или из-за того таинственного человека, про которого говорил Лейни. Человека, которого нет? В любом случае, Райделл не мог припомнить, чтобы у него на мосту были когда-то серьезные враги, хотя в этом трудно быть уверенным. Еще он подумал, что вряд ли эти парни обычные грабители, очень уж уверенно выглядят.

Он сунул руку в карман куртки и нащупал нож. Нож был на месте, чему Райделл порадовался, а вот мысль о том, чтобы и вправду кого-нибудь порезать, не радовала совсем. С ножами ведь какая штука: люди, готовые пустить нож в ход, обычно даже не догадываются, как это грязно. Это вам не кино, на самом деле кровь из людей брызжет, как из свиней на бойне. На Сансет-стрип возле «Дракона» ему доводилось иметь дело с порезанными. И еще одно: кто знает, может, порезанный болен какой-то заразой? Им с Дариусом полагалось в таких случаях надевать защитные очки, чтобы кровь не попадала в глаза, но обычно все случалось слишком быстро и про очки они не вспоминали, а там уже было поздно.

Но главная проблема с ножами – даже с такими, что режут железо, как спелые бананы, – в том, что от них мало толку, когда начинается пальба.

Кто-то подвесил над закрытым ларьком старое зеркало для наблюдения за воришками, и, проходя мимо, Райделл попробовал глянуть, не идет ли кто следом, но увидел только толпу.

Он стал беспокоиться: он делал в точности то, чего, вероятно, от него и ждали, – вел их прямиком к тому месту, где собирался ночевать (это если они еще сами не знают). Ну, придет он туда, и что дальше? Окажется, считай, в ловушке, единственный выход из конуры – хлипкая лесенка, бери его голыми руками. Можно, конечно, просто шагать себе вперед, но толку-то что?

Надо бы, подумал он, выкинуть фортель, которого от меня не ждут. Перевернуть, так сказать, столы, ну или как-то еще избавиться от этих типов, кто бы они там ни были. А затем позвонить Лейни и попытать его на их счет.

В Ноксвиллской академии был преподаватель, который любил толковать о нелинейном мышлении. Что, по сути, не очень-то сильно отличалось от того, что Дариус говорил о наркоманах-нелинейщиках, совсем съезжавших крышей возле «Дракона». Вот и Райделлу сейчас требовалось выкинуть нечто радикальное – неожиданный ход конем.

Глянув направо, Райделл заметил, что стена там на самом деле представляет собой огромный холст, натянутый на каркас из бруса и покрытый многолетними напластованиями краски. Фреска не фреска, нет времени вглядываться.

Открывшийся кнопарь оглушительно щелкнул, наверняка они это услышали, так что Райделл на ходу широко махнул керамическим лезвием вниз и вбок, прорезав дыру в виде перевернутой буквы «Г». Пригнувшись, он проскочил в отверстие как во сне, холст затрещал, краска посыпалась. Он очутился в тепле, в ярком свете и в компании незнакомцев, сидящих вокруг стола с картами в руках, около каждого горками навалены перламутровые фишки. Дама – пирсинг на сосках обнаженной груди, окурок сигариллы в уголке рта – встретила взгляд Райделла и сказала сквозь зубы:

– Повышаю.

– Не обращайте на меня внимания, – услышал Райделл свой голос и увидел, как мужчина с лысой татуированной головой, по-прежнему держа в одной руке карты, поднял из-под стола другую руку, в которой был пистолет.

В ту же секунду до Райделла дошло, что он так и держит у всех на виду раскрытый черный кнопарь. Озноб пробежал по его позвоночнику, а ноги автоматически понесли мимо стола, человека с картами и глубокой, бесконечной, огромной черной дыры, окруженной поблескивающим кольцом нержавеющей стали на конце пистолетного дула.

Сквозь толстый занавес из коричневого велюра с запахом старинных кинотеатров, и дальше, по-прежнему невредимый. Щелкнув на ходу кнопкой, закрыл нож, также на автопилоте. Убрал в карман. Перед ним грубо сколоченная лесенка. По ней наверх, и как можно скорее.

Вылез наружу через квадратный проем в деревянном настиле из горбыля, увидел узкий проход между стенами, выпиленными из облупившихся рекламных щитов, огромный женский глаз на обрывке заляпанной выцветшей афиши, будто устремленный в бесконечную даль.

Стоп. Отдышись. Сердце как молот. Слушай.

Хохот.