Одинокий голубь - Лэрри Макмуртри

Когда стемнело, она вошла в дом и зажгла лампу в комнате Эльмиры. Заметив, что глаза ее открыты, Клара хотела передать ей ребенка. Но Эльмира снова отвернулась.

– Как зовут вашего мужа? – спросила Клара.

– Я ищу Ди Бута, – сказала Эльмира. Она не хотела называть Джули. Ребенок скулил, но ей было наплевать. Сын Джули, а ей не хотелось иметь с Джули ничего общего.

Клара снова немного покормила ребенка, а потом унесла в свою комнату, где и прилегла ненадолго. Она знала, что долго он не проспит, но ей самой тоже требовалось отдохнуть, а доверить его матери она боялась.

В какой-то момент она услышала плач ребенка, но чувствовала себя слишком усталой, чтобы встать. Она понимала, что следует встать и накормить Боба, но желание спать пересилило, она не могла заставить себя пошевелиться.

Потом она почувствовала руку на своем плече и увидела у кровати Чоло.

– В чем дело? – спросила Клара.

– Они уезжают, – ответил Чоло.

Клара спрыгнула с кровати и бросилась в комнату, где лежала Эльмира, – разумеется, той и след простыл. Она подошла к окну и увидела фургон к северу от загонов. За спиной она слышала плач ребенка.

– Senora, я не мог их задержать, – пояснил Чоло.

– Сомневаюсь, что они послушались бы твоей просьбы, а перестрелки нам здесь ни к чему, – проговорила Клара. – Пусть едут. Если она выживет, то может вернуться. Ты доил корову?

Чоло утвердительно кивнул.

– Жаль, что у нас нет козы, – продолжала Клара. – Я слышала, козье молоко для маленьких лучше, чем коровье. Если в следующую твою поездку в город увидишь коз, давай купим парочку.

Сказав это, она слегка смутилась. Иногда она говорила с Чоло так, будто он, а не Боб, был ее мужем. Она спустилась вниз, развела огонь в печке и принялась кипятить молоко. Когда оно вскипело и остыло, она отнесла немного наверх и дала ребенку, смачивая в молоке кусок хлопковой ткани, которую мальчик потом сосал. Дело шло медленно и требовало терпения. Ребенок был чересчур слаб, чтобы справиться с задачей, но она понимала, что, если не накормит его, он ослабеет еще больше и умрет. Поэтому она капля за каплей вливала в него молоко, когда он слишком устал, чтобы сосать тряпку.

– Я знаю, медленно у нас с тобой получается, – шептала она ему. Когда ребенок наелся, она встала и походила с ним. Ночь выдалась лунная, и она на минутку вышла на веранду. Ребенок спал, прижавшись к ее груди. «Ты мог оказаться и в более худшем положении, – подумала она, глядя на него. – У твоей матери хватило здравого смысла подождать с родами, пока она не добралась до места, где за тобой могут присмотреть».

Потом Клара вспомнила, что так и не накормила Боба. Она пошла вместе с ребенком на кухню и подогрела куриный бульон.

– Сколько же времени уходит на эти подогревания, – пожаловалась она продолжавшему спать младенцу.

Она положила его в ногах Боба и покормила мужа, наклоняя его голову так, чтобы он мог проглотить бульон. Ее удивляло, что он может глотать, хотя не способен даже закрыть глаза. Он был мужчина крупный, с большой головой, и каждый раз ее рука, которой она поддерживала голову, болела.

– Похоже, у нас появился мальчик, Боб, – сказала она. Доктора велели ей разговаривать с ним, они считали, что это как-то может помочь, но Клару это только еще больше угнетало. Ей все напоминало годы их молодости, потому что она любила болтать, а Боб всегда отличался молчаливостью. Она год за годом говорила с ним, не получая ответов на свои вопросы. Он беседовал только на денежную тему. Она могла болтать два часа не переставая, а он за это время мог не вымолвить ни слова. Так что в смысле бесед в их браке ничего не изменилось, разве что ей проще стало решать денежные вопросы, отчего ей тоже становилось грустно.

Она взяла ребенка с постели и прижала к груди – она подумала, что, если он увидит ее с ребенком, ему это может помочь. Боб увидит ребенка, подумает, что это их сын. Может, так он вернется к жизни?

Она знала, что противоестественно для матери бросать ребенка через день после родов. Разумеется, дети – огромная нагрузка. Они появляются, когда в них нет нужды, и требуют к себе бесконечного внимания. Хуже того, они умирают вне зависимости от того, насколько сильно ты их любишь. Смерть ее собственных детей заморозила в ней все надежды крепче, чем суровая зима землю. Они замерзли навечно, так она думала, но ошиблась, надежды стали оттаивать. Сначала они оттаяли немного с появлением девочек, и вот теперь продолжали оттаивать, когда она держала у груди этого мальчика, которому даже не была матерью. Кларе нравилось прижимать его к себе, хотя она понимала, что он слаб и его шансы на выживание незначительны. «Я тебя украла, – думала она. – Ты у меня есть, и мне даже не пришлось ради тебя терпеть боль. Твоя мать дурочка, она отказалась от тебя, но у нее хватило ума понять, что вряд ли тебе выжить с ней и с этими охотниками за бизонами. Но дело тут вовсе не в рассудке, той женщине ты просто не нужен».

Она взглянула на Боба и поняла, что присутствие ребенка никак на него не подействовало. Как лежал, так и лежит. Неожиданно Клара разозлилась, что он оказался таким придурком, вознамерившись объездить кобылу, хотя и она, и Чоло советовали ему оставить ее в покое. И еще она злилась на себя за то, что столько лет прожила с торговцем лошадьми, у которого не хватило ума не связываться с норовистой лошадью.

И теперь он лежит, уставившись в потолок, беспомощнее ребенка. Она снова положила мальчика и снова стала кормить Боба, пока рука, поддерживающая голову, окончательно не онемела. Затем она опустила его голову на подушку и сама доела остаток супа.

76

Большой Звей не понимал, почему Эльмира оставила ребенка. Когда она вышла из дома, малыша с ней не было.

– Запрягай и поехали, – сказала она коротко. Он послушался, но плохо понимал, что происходит.

– Мы разве не возьмем ребенка? – робко спросил он перед самым отъездом.

Эльмира не удостоила его ответом. Она так устала, что даже на это у нее не было сил. Все силы ушли на то, чтобы спуститься по лестнице и подойти к фургону. Звею пришлось самому подсаживать ее в фургон, где она села, откинувшись на бизоньи шкуры, слишком утомленная, чтобы беспокоиться о запахе. Она настолько обессилела, что ей казалось, будто ее и нет вовсе. Она даже не смогла приказать Звею двигаться, это сделал за нее Люк.

– Поехали, Звей, – велел он. – Не нужен ей этот ребенок.

Звей тронул фургон, и вскоре дом уже скрылся из виду. Но он не переставал волноваться. Все оглядывался на Элли, лежащую на бизоньих шкурах с широко открытыми глазами. Почему она не хочет ребенка? За гадка. Он не слишком разбирался в этих делах, но знал, что матери заботятся о детях, тогда как мужья заботятся о женах. По его разумению, он женился на Элли и теперь собирался хорошо о ней заботиться. Чувствовал себя ее мужем. Они ведь так долго вместе ехали в этом фургоне. Люк тоже пытался на ней жениться, но Звей положил этому конец, и с той поры Люк ведет себя лучше.