Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП) - авторов Коллектив

— Идите! Идите все!

Белые тела напирали со всех сторон. Когти, вопли, кровь, ихор. Омытый кровью Годэндаг стоял на вершине горы из голых переплетённых тел и сам сражался как демон. Но их было слишком много. Постепенно его начали теснить.

А затем раздался крик. Вдали рыцарь увидел Тельрамунда, чей изуродованный доспех заляпали ихором и кровью. А за ним Фастлиннера, затем Франоша.

Крик раздался вновь.

— Люди в безопасности!

Годэндаг улыбнулся, несмотря на усталость.

— А теперь, — сказал он, убирая цепной меч, — настало время мелтаганов!

Железные Рыцари глядели на тела павших. Годэндаг и Франош наблюдали, как с визгом закрываются врата.

— Что-нибудь?

Франош покачал головой.

— Прости. Ничего, — он смахнул со лба брызги крови. — Тебе не приходило в голову, что демон мог лгать?

Годэндаг выглядел задумчивым.

— Не думаю. Он знал слишком много.

— Значит, Железное Братство существует в варпе. История правдива.

— Возможно… — Моргенштерн взял Франоша за руку, призывая к молчанию. Келра, рядовая Имперской Гвардии, вошла в комнату.

— Так ты справился, Годэндаг. Башня в безопасности. Горожане спасены. Спасибо.

— Мы сделали это не ради благодарности. Надевайте шлемы, братья. Пора уходить.

— Но…

— Спасибо, сестра, — сказал Годэндаг. — Мы сами найдем отсюда выход.

Джонатан Грин

Освободитель

Стоит отметить, что дезертирство в рядах великих Адептус Астартес случается крайне редко. Впрочем, как бы больно мне ни было писать эти строки, прецеденты все же имеют место. Те, кто изучал труды Бельтешаззара и мастера Флавия Виктора могут перешептываться о темных днях Великой Ереси, но с огромной неохотой мне все же придется предоставить свидетельства того, что это не единственный случай братоубийственной войны, когда космические десантники пытались разрушить славный Империум Человека, с непосильным трудом созданный ими в минувшие времена.

Подсчитано, что на каждый из миллиона миров Империума приходится по одному космическому десантнику, и этого, казалось бы, незначительного количества достаточно, чтобы защитить человечество от коварства чужаков, еретиков и сил варпа. Но хватит ли их, если хотя бы один из братьев отвернется от света Правды Императора и подобно безумцу набросится на своих товарищей?

Поэтому я призываю вас, неважно, ученик вы ордоса, высокопоставленный дознаватель или даже лорд-милитант Благословенной Инквизиции Его Императорского Высочества, пристально следите за отпрысками примархов, гордыми воинами Адептус Астартес, ибо только один Император безгрешен.

Он всегда знал, что рано или поздно этот день придет.

Небеса Константиниума — цвета сырого мяса, облака — багровые, словно свежепролитая кровь или раскаленное железо, их озаряют пожары, бушующие в старом квартале Экклезиархии в Сиртусе. Великий Собор, освященный теперь в честь Константина Освободителя — величественное здание в честь неуемных стремлений единственного человека, размерами с целый городской район — горит.

Небо цвета сырого мяса прошито черными следами десантных капсул, снижающихся «Громовых ястребов» и зенитного огня. В воздухе витает запах пылающих прометиевых заводов и приторный аромат смерти.

Он оборачивается к стоящему рядом Иконоборцу из почетной гвардии. Окаймленные золотом доспехи воина покрыты вмятинами и шрамами от сражений, в которых ему довелось участвовать за минувшие годы. В некоторых местах броня настолько иссечена, что под золотыми и красно-черными цветами проступили проблески синего и белого — отголосок того, кем когда-то был воин; тех, кому он когда-то служил.

— Брат Маймон, — обращается он к Иконоборцу, — скажи мне, кто идет к нам с мечом и огнем, с молотом и болтером.

Иконоборец пристально всматривается в приближающиеся корабли, эзотерические системы визора захватывают падающую, маневрирующую машину. Сетка прицеливания фокусируется на символах ордена, выведенных на раскалившемся от вхождения в атмосферу корпусе, и увеличивает метки и инсигнию Адептус Астартес. Иконоборец видит латунно-серый крест на фоне черного щитка.

Освободитель без шлема, как всегда с того самого дня, когда обрел титул и освободил Нова Терру, как в прошлом называлась планета; когда люди взирали на лицо своего спасителя и видели в нем могучего ангела мщения, которым он был — ангела мщения, которым он остается.

— Железные Рыцари, мой лорд, — отвечает Иконоборец Маймон, голос его разносится гулким рычанием.

— Железные Рыцари? — Освободитель смеется. — Что ж, поглядим, какое железо справится с доспехами праведности.

Уставшим взглядом он осматривает разбитые стены бастиона у себя за спиной. После тринадцати лет войны с Империумом у него осталось лишь непокорство и презрение к больной Империи человечества.

С момента, когда он отринул обеты братства и подчинения, Константин знал, где-то глубоко в душе, что этот день однажды наступит. Не начни он погром на остальных мирах Виридисского субсектора, возможно, возмездие пришло бы не так скоро, но все же оно было неизбежным. Этот день был столь же неотвратимым, как гнев Ложного Императора.

Он отворачивается от бреши, пробитой в феррокритовых стенах бастиона — разлома высотой в сотню метров, его сплавившиеся от жары края похожи на потекший грим — и смотрит на нижние уступы твердыни. Горит почти весь Сиртус. Столица выглядит так же, как много лет назад, когда он освободил этот мир, вот только тогда он предал жителей города мечу и поджег улицы. Константин медленно переводит взгляд на озаряемый огненной бурей силуэт Великого Собора.

Золоченое сооружение со строгими очертаниями, стоящее перед разрушенной базиликой, словно движется в мареве пожара. Одну минуту циклопическая статуя улыбается людям Сиртуса, в следующую она уже разъяренное божество, ее лицо — маска ненависти к высокомерным захватчикам, которые осмелились посягнуть на то, что принадлежит ему по праву, на то, ради чего он так долго боролся и с таким трудом обрел. На то, что он получил благодаря огромной личной жертве — величайшей из всех, на которые когда-либо шли в Константиниуме.

На узких улочках между многоквартирными зданиями, в населенном теканнибалами промышленном районе, среди разгромленных руин великой арены, бой кипит яростнее всего.

В его крови горит жажда битвы. Он рвется в сражение. Запах фицелина и кордита заставляют его чаще дышать. Невзирая на риск, он хочет быть в самой гуще событий. Ведь именно так он правил все это время, именно так создал армию, которая на пике могущества покоряла во имя его целые звездные системы и ввергала миры Виридисского субсектора в новую Эру Тьмы.

В армиях Империума он был простым сержантом. Но освободившись от оков долга, он стал богом. Планеты содрогались от поступи его бронированных ботинок. Династии свергались от одного упоминания его имени.

Тогда-то он видит их в первый раз, пока идет к бреши — они возникают из клубящегося дыма, выкрикивая жалкие кличи в покорности Золотому Трону. К нему несется толпа солдат в черно-серой форме и пепельных бронежилетах, лазганы с примкнутыми штыками они держат на уровне бедра. Их даже не поддерживают огнем тяжелого оружия.

Он бы рассмеялся, не будь это настолько оскорбительно. Эти насекомые осмелились бросить ему вызов, здесь, на его мире. Они бегут к нему, словно дети, вооруженные только деревянными мечами и щитами.

Ему не требуется отдавать приказ — те, кто следуют за ним, знают, чего от них ожидают. Только одного.

Ревнители, которые сражаются во имя его, заставляя врагов кровью платить за каждый пройденный метр. Просвещенные, воочию видевшие судьбу тех, кто противился его владычеству. Иконоборцы — некогда его собратья, а теперь телохранители, — помогавшие сотворить этот мир, и предопределить судьбу десятков ему подобных. Он просит у них только одного; одного, чего его лишили в прошлой жизни.

Верность.

Он возглавляет атаку, спускаясь сквозь дым по обвалу разрушенных стен, величественный и золотой, в почерневшей от крови броне. На ней символами и рунами выгравированы непроизносимые имена тысячи невыразимых созданий, которые пылают и дымят расплавленным жаром.

За ним следуют личные телохранители — его Иконоборцы — Маймон и Пий, самые преданные из его последователей. Как и у него, их доспехи красно-черные и золоченые, на левых наплечниках вместо прежнего символа выгравирована керамитовая восьмиконечная звезда.