Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Джеймс Бернс

Внешне визит де Голля в Вашингтон выглядел весьма торжественно. Прибытие гостя сопровождалось артиллерийским салютом. В Белом доме генерала встречали Рузвельт с членами семьи и министрами. Президент обращался к нему на французском. Затем последовали торжества и церемонии, увенчанные официальным обедом, в ходе которого Рузвельт не только говорил тосты за «нашего друга» де Голля, но и критиковал журналистов из Алжира и Вашингтона, которые провоцировали непонимание между двумя лидерами. Кульминацией встречи стало решение Рузвельта признать де-факто французский Комитет национального освобождения законной властью в гражданской администрации Франции.

Личное общение двух политиков дало менее значимые результаты. Де Голль чувствовал снисходительность Рузвельта, хотя и облаченную в любезность, когда президент произносил длинные монологи о будущем мире, основанном на доверии и доброй воле. Рузвельт же, подтверждавший в тостах в честь де Голля, что нет проблем, которые невозможно решить за столом переговоров, видимо, ощущал неподатливость генерала на любезности и лесть.

Тем не менее ближайшая проблема решена, и своевременно. После ожесточенных боев в июле в лесистой местности части американской 1-й армии заняли город Сен-Ло. Затем новая армия, 3-я, под командованием генерала Паттона отрядила один корпус в Бретань для зачистки территории и другой — для наступления в восточном направлении в рамках большой фланговой операции во взаимодействии с 1-й армией под командованием Кортни X. Ходжеса. Отражая яростные контратаки, предпринятые по приказу Гитлера, американцы пробились на восток, затем повернули на север, чтобы соединиться с британскими и канадскими войсками, окружив тысячи немцев. Теперь путь на Париж открыт. С отступлением немцев и установлением контроля над столицей силами Сопротивления войска де Голля торжественно вступили в возбужденный город, и вскоре сам генерал прогуливался по бульварам на виду у восторженных толп.

— Радость, охватившую всех цивилизованных людей, — заявил в Вашингтоне Рузвельт, — можно измерить лишь отчаянием парижан в один из июньских дней, когда германские войска оккупировали французскую столицу...

С востока тоже поступали ободряющие новости. Вскоре после начала десантной операции Сталин телеграфировал Рузвельту: в ближайшем будущем Красная армия возобновит наступление; это, он надеется, будет существенной помощью союзным операциям во Франции и Италии. Через день после третьей годовщины вторжения нацистов в Россию, 23 июня, свыше миллиона солдат Красной армии начали наступление на 150-мильном фронте в Белоруссии. В течение недели фронт прорван на десяти участках, в окружение попало огромное количество солдат, советские войска освободили Минск. В течение июля Красная армия наступала в замедленном темпе, уничтожив десятки немецких дивизий, вступив на территорию Польши и овладев городами Люблин и Брест-Литовск.

Рузвельт снова столкнулся с проблемой Польши, но теперь в более обостренном виде. Редакторы польских газет и политики в Нью-Йорке, Детройте и других городах угрожали осенью настроить избирателей в своих округах против Рузвельта, если он не поддержит польских антикоммунистов в час нужды. В начале июня президент обсудил ситуацию в Вашингтоне с премьером польского правительства в Англии Станиславом Миколайчиком. На официальном обеде в честь премьера он говорил о проблеме границ. В это утро он просмотрел более шестнадцати карт, которые свидетельствуют о том, что в последние три столетия Польша включала значительную часть территории России, Германии и Чехословакии.

— Поэтому, — говорил он, — довольно трудно разобраться в карте Польши.

Вместе с премьером они обсуждали более широкие проблемы, «просто обходя вопросы, останется такой-то город по эту сторону линии границы или по другую».

Рузвельт прозондировал реакцию Сталина на возможность приезда Миколайчика в Москву. Маршал отнесся к идее холодно. Через несколько недель Сталин проинформировал президента и Черчилля, что признает новый польский Комитет национального освобождения, сформированный варшавскими поляками, поскольку польская структура в Лондоне «эфемерна» и бессильна. Он готов встретиться с Миколайчиком лишь через посредство Национального комитета.

Президент не только опасался сталинского проекта для Польши и политической реакции в США; его и Халла настораживало также, что Европа уже начала усваивать доктрины сферы интересов и баланса сил, которым Халл в особенности предрекал ужасные последствия. Эта проблема возникала в Польше, а также, в более драматической форме, в классической сфере интересов — на Балканах. В конце мая Галифакс запрашивал Халла, как он относится к предложению, предусматривающему, что Лондон и Москва достигнут соглашения об интересах России в Румынии и Англии в Греции. Государственный секретарь откликнулся на запрос лекцией о справедливых принципах международных отношений. В то же время Черчилль поставил вопрос о разделе интересов в качестве временной меры.

В ответ президент сказал, что понимает непосредственную военную необходимость этой меры, но опасается выхода естественных тенденций, вытекающих из таких решений, за пределы военной сферы. Эти тенденции будут усиливаться благодаря действиям Черчилля и приведут к постоянному разделу Балкан на сферы влияния. Черчилль заметил со своей стороны: целесообразно что-то противопоставить преобладающему влиянию Советов в Румынки, учитывая, что ни он сам, ни Рузвельт не располагают войсками в этом районе, а также, что Греция — старый союзник Великобритании. Президент нехотя согласился выжидать в течение трех месяцев, «чтобы всем было ясно, что мы не собираемся устанавливать какую-либо послевоенную сферу интересов».

В это время публичные отношения Рузвельта и Сталина достигли наибольшей сердечности. Весной среди русских солдат и мирного населения распространилось мнение, что теперь открыть второй фронт довольно легко, но время для него ушло. Однако Сталин в приказе от 1 мая 1944 года дал высокую оценку операциям союзников в Италии и их бомбардировкам Европы. Он предупредил, что сокрушить гитлеризм можно только совместными усилиями. Благоразумно выждав неделю после начала операции «Оверлорд», маршал высоко оценил «блестящие успехи» союзников, добавив, что «история войн не знает операций, сравнимых с этой по широте замысла, масштабам и мастерству исполнения».

В частном порядке он высказывался по-другому. Накануне высадки союзников в Нормандии Сталин принял Милована Джиласа из штаба Тито. Призвав югославов не пугать Лондон своим коммунизмом, он продолжал: