Бэламнийская трилогия - Джеймс Блэйлок

– Сначала я куплю кружку эля, – сквозь зубы процедил Эскаргот. Было ровно одиннадцать часов. Он получит свою кружку эля от Стоувера – или свернет ему шею. Он получит свою кружку эля, а потом свернет ему шею.

Старик посмотрел на него, внезапно погрустнев.

– Боюсь, кружка эля сегодня утром стоит довольно дорого, – сказал он, тряся головой. – Мне пришлось немного повысить цены – эль вам явно не по средствам, если я могу судить о средствах подобного вам человека.

– Не можете. – Эскаргот вынул из кармана горсть золотых монет, с дюжину разом, и бросил к ногам Стоувера. Они засверкали в солнечном свете самым приятным образом. Потом вдруг, непонятно почему, они зашевелились и задрожали, словно пробуждаясь от сна. Золотое сияние померкло, и Эскаргот увидел просвечивающие сквозь монеты доски настила. В следующее мгновение монеты исчезли, и под ногами Стоувера засуетилась дюжина черных жуков; старик подпрыгнул и заплясал на месте, давя насекомых. Эскаргот оцепенел от удивления, не в силах рассмеяться напоследок издевательским смехом, который мысленно репетировал все утро. – Золото гоблинов, – пробормотал он.

– Что? – проорал Стоувер. – Убирайтесь прочь, говорю вам! Ваши деньги явно стоят не больше, чем ваша жалкая душа. Теперь убирайтесь, или, клянусь небом, я врежу вам этой щеткой и засажу вас в тюрьму!

Эскаргот попятился – но не от страха, а от непроходящего удивления. Монеты бесследно исчезли. На досках настила валялись раздавленные жуки. Кто такой этот дядюшка Хелстром? Он повернулся и медленно пошел прочь туда, откуда пришел, внезапно перенеся свой гнев с вопящего Стоувера на дядюшку-гнома. Золото гоблинов, да? Амулеты правды. Жизненно важные опыты. Он произведет кое над кем жизненно важный опыт при посредстве дубинки.

– Подождите! – крикнул Стоувер, выходя на проезжую часть улицы.

Эскаргот повернулся и посмотрел на него волком, сохраняя каменное выражение лица. Стоувер отступил на тротуар, явно готовый в любое мгновение юркнуть в таверну и запереть дверь на засов.

– Завтра, – торжествующе сказал старик, – вы можете явиться в контору мистера Смиглза на Сосновой улице. Вам выплатят треть стоимости вашего дома и вашего имущества, – разумеется, за вычетом денег на ремонт и на воспитание ребенка. Вы не заслуживаете ничего. Но женщина, брошенная вами, исполнена решимости заплатить вам, – разумеется, при условии, что вы согласитесь отказаться от общения с ребенком. Раз и навсегда.

Эскаргот испепелил Стоувера взглядом:

– Мы еще увидим, кто на что согласится.

– Вы увидите небо в клеточку! – проорал Стоувер вслед Эскарготу, который побрел обратно на луг. Все его планы рухнули, все его шарики пропали. Сначала гоблины, потом золото гоблинов. Одно с другим увязывалось, верно? Эбнер Хелстром! Стоувер был прав. Эскаргот выставил себя дураком. Он нисколько не сомневался, что половина жителей Твомбли наблюдает за ним сейчас – они пялятся в окна, прикладывают ладони к ушам, чтобы лучше слышать. А как же Лета? Неужели все было спланировано еще много недель назад, когда он впервые увидел девушку в библиотеке Вурцла? Знай Стоувер обстоятельства дела, он сказал бы, что Эскаргот расплачивается за свои грехи, за свой мечтательно блуждающий взор, за свою водянистую душу. И возможно, он был бы прав.

Эскарготу потребовалось полторы минуты, чтобы убедить себя в обратном. Какой бы ни была правда, Стоувер ее не знал. Стоувер был морщинистой жабой, мерзким клопом, гадюкой, назойливым, узколобым, сгорбленным старикашкой, который, к несчастью, действительно мог засадить Эскаргота в Монмотскую тюрьму. Навсегда отказаться от общения с дочерью! Они готовы заплатить, чтобы он от них отвязался, да? Эскаргот яростно пнул куст травы, и от резкого движения тюк с книгами развязался. Тома Дж. Смитерса разлетелись по всему лугу; шелестя страницами, с глухим стуком попадали на землю, усыпанную остатками ложа из сосновой хвои.

Эскаргот пнул куст еще раз, просто со зла. Будь это книги любого другого автора, он бы поплясал на них, попинал бы их, растерзал в клочья, а потом выбросил бы все двадцать пять томов в реку – за одно то, что они поступили с ним так вероломно. – «Почему, – подумал Эскаргот, – он не пошел сначала в лавку Бизла и не потратил деньги на костюм и пару башмаков?» Это солнечный свет превратил золото гоблинов в дрянь, из которой оно и было создано. В темном помещении лавки оно осталось бы золотом. Тогда это стало бы проблемой Бизла. Но Эскарготу слишком не терпелось насладиться корчами Стоувера, вот в чем дело. Да, искатель приключений из него получился хоть куда: обобранный гномом в мятой шляпе, введенный в заблуждение милым личиком, изгнанный из города хозяином таверны и вышвырнутый – подумать только! – из собственного дома женой, которая целых два года бесила его своими пирогами.

Эскаргот наклонился, подобрал с земли книги и снова уложил на одеяло. Когда он выпрямился, кожаный мешочек легко ударил в грудь. Он увязал книги в тюк, торопливо вошел в помещение мельницы и закрыл за собой дверь. Магия не магия – он посмотрит, что это за амулет правды. Скорее всего, вещица ничего не стоит. Конечно, она ничего не стоит. Иначе и быть не может. Вероятно, там окажется пара заводных щелкающих челюстей. Лета со своим мнимым дядюшкой наверняка сейчас помирает со смеху. Эскаргот распустил ремешок на мешочке и вытряхнул на ладонь увесистый амулет. Это был камень – округлый сероватый камень, испещренный прожилками аметиста и кварца, с вырезанным на нем глазом с полуприкрытым веком, который, казалось, вот-вот подмигнет.

С виду камень, безусловно, походил на волшебный амулет, ничего не скажешь. Однако оставалась вероятность, что это амулет гоблинов, изготовленный потехи ради. Возможно, он даже представляет опасность. Но с какой стати, подумал Эскаргот, Лете или гному желать ему зла? Похоже, они хотели единственно похитить у него шарики для неких непонятных целей. По крайней мере, прошлой ночью он не видел никаких страшных снов, только подернутое туманной дымкой лицо. Лицо гнома, вот чье. Лицо странного дядюшки Хелстрома. Ну конечно. Последняя мысль немного испугала Эскаргота. Кто же такой этот дядюшка, со своим табаком из водорослей и окованным медью посохом, выбивающим искры из земли? Надо полагать, какой-то чародей! А подписанный том Смитерса! Проклятье! Лета улизнула с подписанным томом Смитерса, оставив взамен камень, украшенный дурацкой резьбой.

Эскаргот положил амулет на подоконник маленького окна, выходящего на реку. За окном на легком ветру медленно вращались крылья мельницы, пролетая мимо одно за другим.