Несравненное право - Вера Камша

Роман сразу понял, что означает одинокая туча за лесом, неподвижная и тяжелая. В той стороне была Кантиска, там несомненно шел бой. Магический удар немыслимой силы, который Рамиэрль почувствовал на рассвете, мог означать все, что угодно, но самым логичным было предположить, что города больше нет. То, что после этого заговорили пушки, обнадеживало.

Эльф свернул с дороги в услужливо расступившиеся заросли орешника. Там он быстро снял ненужные в бою вьюки. Буде он уцелеет и они ему понадобятся, он всегда отыщет это место. На мгновение на точеном лице изобразилось раздумье, но потом Рамиэрль из Дома Розы решился. По рождению эльф, он прожил жизнь либром Романом Ясным, и если ему предстоит умереть, то он умрет, как жил… Не нужно ему ни сверкающих белых одежд, ни иллюзорных крыльев за спиной. Роман быстро переоделся в чистый костюм эландского маринера, тот самый, в котором он был на созванном Эанке Светлом Совете и который он зачем-то таскал с собой по горам и долам. Как и все его соотечественники, бард недолюбливал огнестрельное оружие, но пистоли — подарок Луи — в бою будут не лишними. Жаль, он так и не озаботился подыскать себе шпагу получше, хотя…

Вынув из ножен наследство Уанна, эльф с удивлением обнаружил, что был несправедлив. При всей внешней неказистости и отсутствии украшений клинок был безупречен. Что ж, тем лучше. Кинжалы тоже при нем.

Эльф прикрепил уздечку Перлы к седлу, чтоб ненароком в гуще боя не ухватился кто-то чужой. Кобылица последует за Топазом хоть в пекло, а иметь запасную лошадь никогда не помешает. Самым трудным было решить, что делать с кольцом. Рисковать талисманом было преступно, но, с другой стороны, если Годой пустит в ход свою поганую магию, перстень Ангеса будет незаменим. Роман не думал, правильно ли он поступает, рискуя и кольцом, и собственной головой, в которой хранились важнейшие сведения. Когда-то не выдерживает самый выносливый. Рамиэрль из Дома Розы хочет драться, и он будет драться.

Последний взгляд на небо, и он уже в седле. Топаз, которому передалось настроение хозяина, оказавшись на тракте, пошел легким, стремительным галопом, который унизил бы даже гепарда. Земля словно бы сама стелилась под ноги эльфийскому скакуну, но Роману все равно казалось, что они стоят на месте.

Даже когда Таяна и Тарска были друзьями и никому в самом страшном сне не могло присниться, что династия Ямборов исчезнет и на трон взберется тучный тарскиец, господарь Годой и граф Шандер Гардани не ладили. Разумеется, Михаю и в голову не приходило сопровождать Гардани на Конское поле, где капитан «Серебряных» и его додеканы до двадцатого пота гоняли своих подчиненных. Если бы Михай там бывал, он бы вряд ли стал так рисковать…

Девятнадцать тысяч арцийских конников — южане, гвардейцы, дружины присягнувших новому императору самозваных баронов — дружно устремились вперед. Земля гудела под копытами коней, дождей давно не было, и поднятое ими облако пыли издали могло сойти за дым. Разумеется, таянцы вовремя заметили опасность и, бросив на произвол судьбы изрядно поредевший отряд противника, понеслись вдоль оврага. Тот, кто знал повадки таянской конницы, понял бы, что «Серебряные» придерживают лошадей, хотя несведущие были бы уверены, что кони несутся в полную силу. И то сказать, обогнать таянских дрыгантов могли лишь эльфийские иноходцы… Таянцы мчались вперед красиво и слаженно, ровно по столько в ряд, чтобы не путаться друг у друга под ногами и при необходимости меняться местами. Овраг кончился, и таянцы вылетели на покрытое зеленеющим овсом поле, с одной стороны которого виднелись знаменитые кантисские фруктовые сады, а с другой текла небольшая — воробью по колено — речонка, берег которой порос барбарисом. И тут бравый Войцек поднес к губам свой знаменитый горн и коротко протрубил. Повинуясь сигналу, «Серебряные» осадили лошадей и с ходу перестроились. Вылетевшие преследователи были встречены пулями. В свое время Рене Аррой подметил, что от множества легких пушек на корабле зачастую больше толка, чем от нескольких крупных. «Серебряные» не взяли с собой мушкетов: слишком заметно, слишком неудобно, да и десять выстрелов лучше одного. Зато за поясом и в седельных сумках таянцев у каждого было по десятку заряженных пистолей, а стрелками люди Гардани были отменными. Падали кони, перелетали через их головы незадачливые всадники, а многочисленные лошади, продолжавшие скакать, уже лишившись своих наездников, изрядно усугубляли сумятицу. Разрядившие пистоли таянцы умело отворачивали в сторону, давая дорогу своим товарищам. Увы! Арцийские кавалеристы набрали слишком большой разгон и не могли остановиться, тем паче что сзади преследователей на дороге взметнулась странная сероватая фигура, более всего похожая на пылевой смерч. Видимо, она обладала какой-то властью над лошадьми, потому что бедняги потеряли со страха голову и кинулись вперед, вынуждая скакавших впереди поторопиться.

Лавина арцийской конницы продолжала нестись, то ли преследуя таянцев, то ли убегая от самих себя. Стремительный бег, однако, был остановлен кинжальным огнем еще недавно украшавших верхние палубы эландских кораблей легких пушек, для которых хватало пары лошадей. Когда тысяча «Серебряных», разрядив пистоли, исчезла в лесу и речных зарослях, а арцийцы не успели даже понять, что с ними происходит, им в лицо и в спину ударили невесть откуда выскочившие пушки, плюнули смертью и куда-то умчались, а из леса и со стороны речонки дружно грянули мушкеты, и тотчас в бок сбившимся в кучу ошалевшим кавалеристам ударили свежие конные тысячи, а сзади уже отрезали путь к лагерю выскочившие из леса пешие копейщики. Их было меньше, чем арцийцев, но они знали, что делали. Мальвани и Феликс чуть ли не год по минутам разбирали Лагское побоище и постарались учесть все. Помог и рассказ Рене о том, как он в свое время обошелся с ортодоксами.[129] Более громоздкие и тяжеловооруженные, к тому же не ожидавшие подвоха, те продолжали скакать вперед за якобы удирающей жертвой. В последний момент Рене резко ушел вбок, а преследователи на полном ходу налетели на подводную гряду. Тогда маринеры со смешками и подначками выуживали из воды незадачливых блюстителей веры, теперь время шуток миновало. В войне с Годоем места жалости не было и быть не могло…

Имперская кавалерия бестолково металась по полю, мешая сама себе, теснимая со всех сторон передвижной артиллерией, конниками Архипастыря, «Серебряными» и северянами Мальвани. Только немногие из офицеров Годоя настолько владели собой, что пытались найти выход из ловушки. Один из них углядел на противоположном берегу речонки довольно высокий холм, напоминающий формой лошадиную подкову, на плоской вершине которого виднелось нечто, напоминающее загородку для скота. Когда никто не знает, что делать, первый решившийся хоть на что-то, сам того не замечая, становится вождем. Неизвестный офицер был не в великих чинах, но его люди стойко держались рядом, оберегая командира и одновременно смотря на него с отчаянной надеждой. Офицер привстал на стременах и рявкнул: