К. Р. - Элла Матонина. Эдуард Говорушко

Где они сейчас, эти молодые ребята?…

Сын Олег тяжело болел, но с появлением первых слухов о войне немедленно вернулся в полк. «По мобилизацией ному плану все, что нужно было делать для приведения полка в боевую готовность, было рассчитано по часам и минутам. Я был счастлив, что иду на войну… Мне сшили в полку солдатскую шинель, но погоны на шинелях мы носили в начале войны золотые», — писал Олег в полковом дневнике.

Братья Олег, Гавриил и Игорь Константинович еще 29 июля получили повестку явиться в Зимний дворец на молебен. Они вошли в Николаевский зал, который был полон в основном офицерами, следом за Николаем П. По окончании молебна Царь объявил о начале войны и вышел с Царицей на балкон. Огромная толпа людей, собравшихся на Дворцовой площади, опустилась на колени…

Из Зимнего дворца братья поехали в часовню Спасителя на Петербургской стороне, оттуда — в Петропавловскую крепость, чтобы помолиться у могил предков и попросить «помочь быть их достойными на поле брани». Они побывали и на Смоленском кладбище на могиле Ксении Блаженной. В семье Великого князя все чтили святую Ксению, неотъемлемую часть души Северной строгой столицы. Дома старший брат Иоанн предложил всем причаститься перед отъездом на фронт. В Павловской дворцовой церкви было пусто, служил архимандрит Сергий, и только какая-то простая женщина плакала и причитала в углу.

В субботу 2 августа Константин Константинович простился с последним из пятерых сыновей. Все ушли на войну. Иоанну было 28 лет, Гавриилу — 27, Константину — 24, Олегу — 22, Игорю — 20.

На войне как на войне. Грузились в эшелоны эскадроны, изучались карты местности, где предстояло действовать, ночи наполнялись грохотом колес орудий, глинистая почва превращалась в жижу, взрывались станции, железные дороги, тянулись из городов и городков испуганные жители… Молодые князья, августейшие Константиновичи, щегольские «личные» сапоги, негодные для бездорожья, сменили на простые, грубые, но добротные, сшитые в Экономическом обществе; белье носили по две-три недели, самолично резали кур для проголодавшихся людей, спали на земле, плакали над любимыми лошадьми, которые по три дня не ели овса, прыгали в день через сотню канав и пробегали версты и версты по вражеской земле.

Великому князю Дмитрию Константиновичу, их дяде, братья послали однажды телеграмму, в которой писали, что с благодарностью вспоминают о нем, о его советах и уроках: ведь два года подряд, живя в Павловске, они ежедневно ездили верхом в любую погоду под его надзором, и теперь ему обязаны тем, что еще не ранены и не убиты. Жестокая обыденность войны не лишала молодых людей наблюдательности. Они отмечали с горечью, какими грязными, некрасивыми выглядят русские пограничные города по сравнению с немецкими, где ухожены дороги, красивы дома и очень чисто в парках, садах, на улицах. Они хвалили немецкие порядок, культуру в быту и ругали русских за грязь и лень, но их сердце смягчалось, когда они видели, с каким уважением русский солдат относится к чужой религии, как степенно, тихо, снимая фуражку, входит он в чужой храм и крестится.

И это в то время, когда австрийцы, с их бытовой культурой, кощунственно надругались — растоптали ногами — Святые Дары в боснийской православной церкви.

«Но почему форма и содержание всегда входят в противоречие?» — спрашивал в письмах отца Гавриил… И он, оказываясь в захваченном немецком городе и наблюдая недружелюбие местных жителей, старался быть любезным, «чтобы оставить о нас, русских, хорошее впечатление». (Так объяснял он свое поведение.) А иногда перепуганному насмерть немецкому крестьянину объяснял, что его мать — урожденная немецкая принцесса, что его дядя — герцог Саксен-Альтенбургский и что германская кронпринцесса Цецилия приходится ему троюродной сестрой. «Мы, все люди — родственники, — говорил он по-немецки, — а почему-то убиваем друг друга». Крестьянин молчал.

Фронтовая судьба сталкивала братьев и разводила их. Встретился на фронтовых дорогах с Гавриилом Иоанн, пересеклись их пути с князем Костей Багратионом, мужем сестры Татьяны, Игорь оказался в бою рядом с Олегом. И у каждого из них было свое «крещение». Гавриилу запомнился бой русской Гвардейской конницы под Каушеном. Это тогда командир 3-го эскадрона Конной гвардии барон Врангель — будущий главнокомандующий Добровольческой белой армией — во главе своего эскадрона атаковал немецкую батарею. И в рядах русских весело говорилось: «Конная гвардия, как всегда, побеждает». Но к концу дня в наступивших сумерках пополз слух о гибели Врангеля. После боя собравшиеся у палаток офицеры хвалили храброго Врангеля и сожалели о его смерти. И вдруг в подсвеченной взрывами темноте возник всадник на коне. Он казался огромным из-за теней и шевеления высокого кустарника. То был живой и невредимый Врангель.

Все сочли это чудом, игрой воинственных сил.

Чудом, спасшим жизнь Игорю и Гавриилу, стала память о Суворове. Эскадрон подходил к лесу, где по русским разведданным неприятеля не было. И вдруг раздался шквальный огонь. Наши гусары остановились, спешились, рассыпались в цепь, начали отступать. И тогда князь Игорь, вспомнив, как подбадривал солдат Суворов, стал кричать: «Заманивай! Заманивай!» — а за ним еще громче Гавриил. И это подействовало. Гусары двинулись вперед и скоро нашли свежие окопы, брошенные врагом, отступившим к Тапиау.

Игорю пришлось тонуть в Мазурских болотах. Эскадрон окружили немцы, оставалась одна дорога — через топь. Когда товарищи бросились выручать князя, над топью видны были лишь голова и руки. Игорь, забыв о себе, крестил уходящую в болото с отчаянным взглядом свою любимую рыжую лошадь.

На короткую побывку приехал к отцу и матери юный князь Константин. О нем с восхищением говорили в Петербурге, что он спас полковое знамя и был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Восьмилетняя Верочка бегала следом за братом и крестным отцом и радостно повторяла: «У Кости — Георгий!»

Гавриил был приглашен к высочайшему обеду в царском поезде. Николай II принял его в отделении своего вагона, служившем ему кабинетом. Он вручил Гавриилу георгиевский темляк и маленький Георгиевский крестик на эфес шашки, а также орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом. «Этот орден, — писал в эмиграции Великий князь Гавриил, — и теперь со мной. Вручая мне орден, Государь сказал, что дает мне ордена, которые я заслужил. Как я был счастлив! И я поцеловал Государя в плечо» (так делали еще во времена Александра II).

Георгиевский крест засветится 29 сентября 1914 года и на груди князя Олега…

ОЛЕГ