Мятежный дом - Ольга Чигиринская

Моро сделал паузу, ожидая то ли вопроса, то ли отрицания.

— Сабатон, детальную карту Космопорта Лагаш.

Триста человек легкой пехоты. Двенадцать легких десантных глайдеров. Апостольское число.

Сам космопорт слишком велик, чтобы триста человек могли его взять и контролировать. Велик и хорошо защищен. Гостиничные комплексы? Резиденция Сэйта? Госпиталь? Школа? Отвратительно…

Сабатон вынырнул из облаков и пошел в километре над землей. Здесь пыльной бури не было. Между серым песком и черными скалами ползла белая змейка — монорельсовый состав.

— Да, — прошептал Дик, глядя вниз. — О, да…

Выглядело это так, что морлок Гедеон опустился на колени и громко прошептал:

— Ангел!

Шэн прекрасно понимал, что никакой это не ангел, а хевронский корабль универсального старта-посадки, с модульными стабилизаторами для атмосферных полетов и прочей прелестью. Хевронцы любят родную планету и не херачат ее озоновый слой кав-двигателями. Их УСП-корабли крылаты, как воздушные лайнеры древности, и так же белоснежны — покрыты не одноразовым композитом, а отражающей металлокерамикой. Осталось только гадать, откуда такая красотища свалилась на базу «Ануннаки».

Красотища меж тем подняла волну песка и пара, из-под раскаленного брюха хлестнуло ударной волной, и Шэну пришлось-таки припасть на колено перед этим «ангелом», а бедного коса и вовсе опрокинуло и протащило по земле несколько метров.

Но это нисколько не умерило энтузиазма животины: поднялся, встряхнулся, исчез за пылевой завесой.

Надвинув очки и подняв маску, Шэн двинулся за ним. Когда же пыль начала оседать, корабль-ангел исчез. На его месте высился песчаный холм, несколько нелепый в окружающей обстановке, но… вполне себе песчаный с виду.

— Встань с колен, бестолочь, — бросил Шэн морлоку. Тот подскочил, разом вспомнил, что Шэн пленник, попробовал задержать, и тут опять-таки вспомнил, что они идут к гаражам, а между гаражами и командным корпусом торчит холм. Так что Гедеон не стал его задерживать, просто зашагал впереди, словно так и надо — а двое других конвоиров — сзади.

Пыль оседала, и чем больше открывалось взгляду Шэна, тем меньше ему это нравилось.

Кому может понравиться вид сплетенных в драке и покрытых кровью человека и коса?

Морлоки отреагировали на рефлексах: человеку рвут глотку — спасать человека! Коротко ударил пулевик, Динго взвизгнул жалобно — и отвалился, упал, забился в судорогах.

— Динго! — из чрева замаскированного корабля выбросилась еще одна фигурка — в защитном плаще и легком силовом доспехе — выбросилась и застыла в растерянности, увидев нацеленные в свою сторону стволы, умирающего коса и человека… кажется, тоже умирающего.

Шэн добежал, упал на колени рядом с ним — дело еще вполне поправимое, сейчас прижмем пальцем вену — извини, мужик, что грязными пальцами прямо в рану, больше нечем…

Раненый перехватил Шэна за запястье и прошептал:

— Не надо…

— А мне кажется, надо, — возразил Шэн. — Эй, инсургенты… Шесть-три, Семь-восемь, я вам говорю! Медбота сюда! Гель, зажимы, бинт!

— Не надо, — повторил раненый. — Я преступник вне закона. Так будет… лучше всего.

— Он сказал правду, — мальчишка опустился на колени рядом. Раненый повернул голову в его сторону.

— Сиг… сига…, - он пошарил рукой по груди, юноша понял: расстегнул куртку, нашел во внутреннем кармане пачку…

Та уже насквозь промокла от крови.

Юноша пошарил у себя за пазухой, достал свои. Раненый кивнул, улыбнулся. Юноша достал сигарету, раскурил, вставил раненому в зубы. Тот затянулся, поморщился. Еще затянулся, выплюнул, зашелся кашлем. Шэн потерял сосуд, кровь брызнула из-под пальцев нехорошим таким артериальным фонтанчиком.

— Что за дрянь ты куришь, — пролепетал раненый. — Бросай немедленно.

Раскуренная сигарета подплыла красным и погасла. За каким-то из выдохов не последовало вдоха. Кос подполз, последним усилием положил голову мальчишке на колени — и тот безотчетно погладил серый загривок, почесал за ушами.

— Сэнтио-сама, — благоговейно прошептал Гедеон. — Я знал, что вы прилетите. Вас послал Бог?

— Заткнись, Гед, — Мальчишка закрыл глаза и поднял лицо к небу. — Просто заткнись.

Глава 19

Барабаны в пещерах

Прошло какое-то время, Шастар забеспокоился

— Куда они делись?

— Они вернутся. Все будет хорошо, — Констанс сказала это больше для Джека.

— Их уже восемнадцать минут нет, что там могло… Твою мать!

Констанс хотела одернуть его, но сама онемела: скала поднималась в воздух, преобразуясь в корабль. Прекрасную яхту того же класса, что и «Леонид» Ван-Вальденов — но настолько превосходящую «Леонид» по всем статьям, что для этого превосходства даже слов не было.

Корабль показался на считанные мгновения, плавно взмыл — и тут же исчез, на секунду ударной волной разогнав песчаную бурю и чуть не похоронив катер под волной песка. Констанс подбросило на сиденье. Шастар кувыркнулся на пол и снова выругался.

— Ма, что это?

— Это корабль…

Корабль Шмуэля Даллета, ради которого был убит его хозяин…

— Это Дик улетел?

— Да… наверное…

Что он задумал? Что происходит и куда делись эти двое, рыжий гигант Ройе и закованный в броню «бессмертный»? Дик, почему ты нас оставил?

Джек забился в ее руках:

— Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!

Вырвался, бросился к выходу, но Шастар успел его перехватить, а Огата — закрыть люк. Джек отчаянно, громко заплакал. Констанс на миг захотелось ударить его — просто за то, что он мог разразиться таким плачем, а она — нет.

Вместо этого она крепко прижала мальчика к себе. Так крепко, что он пискнул:

— Мама, больно!

Констанс чуть ослабила хватку.

— Мастер Огата, как вы полагаете — Моро взял их в плен?

— Я понимаю не больше вашего, но вы меня весьма обяжете, если займете кресло и пристегнетесь вместе с ребенком, а сеу Шастар чертовски обяжет, если возьмет курс на приготовленное для вас убежище.

Констанс выполнила его просьбу.

— Дик нас не бросил, — прошептал Джек ей в ухо.

— Конечно, — она вытерла потный лобик сына рукавом. — Послушайте, мастер Огата, а что будет теперь с поместьем Моро? Со всеми его гемами, с этим несчастным — Монтегом?

— Я займусь этим, как только мы переправим вас в безопасное место.

— Вы — синоби.

— Да. Извините, сейчас у меня на руках несколько паникующих Бессмертных, которые только что потеряли полковника. Я должен хоть что-то им сказать.

Огата исчез в кабине вместе с Шастаром. В кузове осталась незнакомая девушка. Ее темные глаза глядели с пониманием и сочувствием, но что-то в ней настораживало. Кто она? Почему хвостиком ходила за Диком? И как ее пустили в то, что, по всей видимости, было операцией синоби?

— Как вас зовут? — спросила Констанс. — Вы тоже из ордена плаща и кинжала?

Девушка широко улыбнулась, на щеках заиграли ямочки, и Констанс поняла, в чем дело: она была похожа на Бет. Отдаленно, но все-таки — тот же тип лица и то же телосложение.

— Алешандра. Можно просто Шана. Да, я тоже синоби.

Катер, чуть качнувшись, снялся с места. Джек немного успокоился и плакал беззвучно.

— Похоже, все, кроме нас, заняты делом. Может, воспользуемся, паузой и вы объясните мне, что происходит?

— Честное слово, я понимаю не больше вашего. План был такой: мы берем поместье, освобождаем вас и передаем в руки Кордо. Но Лесан откуда-то узнал, что мы намерены сегодня его повязать и все пошло кувырком. Бабушка вам расскажет больше.

— Бабушка?

Девица взъерошила курчавую челку.

— Ну, на самом-то деле она мне прабабушка. Но каждый раз «пракать» неудобно.

Имей Дик хоть малейшее желание обдумать, что чувствует, он различил бы множество оттенков.

Нечто болезненное и перехватывающее горло, направленное одновременно на мертвого пса и мертвого человека, усиленное бесконечным сожалением, что так нелепо все вышло и упирающееся в гранитный обелиск на могиле бесчисленных «если бы…».

Нечто душное и гнетущее при виде офицера-туртана. Картагосца. Вавилонянина. Одного из тех, кто своим и молчанием и бездействием довел до всего этого.

Нечто кипящее, огнедышащее, раскаленное — при мысли о тех, кто не молчал и не бездействовал, а с полным осознанием своего права истязал Рэя.

Нечто зудящее, мучительно раздражающее — при мысли об этой бестолочи Гедеоне, при виде его обожающих желтых глаз.

Нечто корявое, когтистое, впивающееся в желудок — при мысли о самом Рэе, который не придумал ничего умнее, чем нарезаться на рифы в виду берега.

Нечто холодное, пустое, вымораживающее — направленное в далекие и пристальные небеса.

И нечто мертвящее, сухое, забивающее рот и глаза — направленное на себя самого.