История русской армии - Антон Антонович Керсновский

ему правами расточительной раздачей знаков отличия. Владимир с бантом стал как бы принадлежностью мундира у штабных чинов. Анненское оружие служило лишь распознаванием офицеров, бывавших под огнем, от офицеров, в огне не бывавших (его стали презрительно именовать «клюквой»). Золотое оружие, наименованное Георгиевским, жаловалось лишь с немного большей разборчивостью.

Напомним, что золотое оружие стало жаловаться еще Екатериной, статут же свой получило только с 1807 года. Первым кавалером – за Задунайский поход был в 1774 году князь Прозоровский, впоследствии фельдмаршал. Всего при Екатерине было 117 кавалеров. При Павле золотое оружие не жаловалось, а при Александре I оно сделалось весьма распространенной наградой. В 1806 году оно пожаловано 59 лицам, в 1807 – 31. По введении статута было награждено в 1808 году – 240, в 1809 – 47, в 1810 (кампания Каменского) – 92, в 1811 (кампания нелюбимого Государем Кутузова) – 19. В 1812 году оно пожаловано 241 офицеру, в 1813 – 436, в 1814 – 249, в 1815 – 108.

Ермолов поставил значение золотого оружия очень высоко. За все его славное главнокомандование на Кавказе было всего 20 золотых сабель. С Паскевичем начался золотой дождь: за Персидскую и Турецкую войны (с балканскими походами) 1826–1829 годов – 349 кавалеров, за 1830–1831 годы (Польская кампания и добавочные за предыдущие) – 341, в полтора раза больше, чем за Отечественную войну! На Кавказе жаловали с большим разбором – в среднем около 15 за кампанию, причем в кампании 1831, 1832 (несмотря на Гимры) и 1849 годов вообще золотого оружия не было дано. Всего с 1831 по 1854 год выдано 229 сабель, а с 1856 по 1864 год (Барятинский, великий князь Михаил Николаевич) – уже 273. За Венгерский поход пожалована 121 награда (!), за Восточную войну – 456, за туркестанские походы – 61, текинские – 50, за Кушку – три. За Турецкую войну 1877–1878 годов пожаловано 500 сабель (22 с алмазами), за Китайскую войну 1900–1901 годов – 48 и, наконец, за Японскую – 610 (семь с алмазами).

Подавление смуты

1905 и 1906 годы – годы первой русской смуты – составили тяжелую эпоху для русской армии. Ей пришлось выдержать напряженную борьбу на внутреннем фронте и спасти свою Родину, обратив на себя всю ярость и ненависть ослепленной интеллектуальной черни.

Особенно тяжелой была служба гвардии в кипевшем котлом Петербурге, где в январе 1905 года удалось при минимальном кровопролитии подавить чрезвычайно опасный бунт.

Памятным осталось и усмирение Кронштадта зимой с 1905 на 1906 год. Беспорядки 9 января 1905 года были провоцированы расстригой Гапоном{70}. Было убито и ранено около 30 человек{71}. Русская революционная общественность подняла невероятную агитацию во всех странах мира против «кровавого царизма». Отметим, что в 1920 году в демократическо-парламентской Англии при подавлении (пулеметами и танками) рабочих беспорядков в Манчестере было перебито свыше 200 человек, и никто не кричал о зверствах. В феврале 1934 года при расстреле манифестаций бывших участников войны в Париже было убито и ранено около 800 человек, но ни один француз не унизился до агитации против своей страны за границей.

Но самое выдающееся участие в преодолении смуты принял Лейб-гвардии Семеновский полк энергичного генерала Мина, подавивший грозное московское восстание – знаменитый Пресненский бунт в декабре 1905 года. Чтобы иметь понятие об угрожавшей России опасности, надо знать, что московское восстание было организовано Всероссийским советом рабочих депутатов (Хрусталев-Носарь и Бронштейн-Троцкий), партией большевиков. Отсюда начинается история Красной Армии, основанием которой явились разгромленные Мином и ушедшие в подполье дружины боевиков.

По всем городам России прокатилась волна фабричных и железнодорожных забастовок, повсюду в деревнях начались аграрные беспорядки. Осенние ночи 1905 года озарились факелами горевших помещичьих усадеб и экономии на всем протяжении от Балтийского моря до Волги. И всюду дорогу анархии и начинавшемуся развалу заступали верные своему долгу императорские войска. Бунты латышей Прибалтийского края, лодзинские беспорядки, восстание Свеаборга, черноморские бесчинства были жестокими ударами по ослабевшему организму России, но этот организм был еще, к счастью, прикрыт стальной кольчугой. Генерал Каульбарс усмирил юг России, адмирал Чухнин удержал Черноморский флот, заплатив за это жизнью. В Сибири анархия (бунты запасных, железнодорожные стачки, проявление сепаратизма) была прекращена энергичными действиями шедших друг другу навстречу генерала Меллер-Закомельского{72} и Ренненкампфа.

«Осиным гнездом» всей России в эти смутные годы явился Кавказ. Несколько недель (декабрь 1905 года, январь 1906 года) там шла настоящая война. Пяти дивизий округа оказалось недостаточно, и из Киева спешно была туда переброшена 33-я пехотная дивизия. Пограничный Киевский округ остался почти совсем без войск. Большевистская пропаганда имела огромный успех среди грузинского и армянского населения. Тут же разгорались и сепаратистские стремления, а целые уезды и губернии терроризировались шайками экспроприаторов. Среди особенно предприимчивых «экспроприаторов» отметим Джугашвили-Сталина{73} и Валлаха-Литвинова{74}. Положение здесь оставалось напряженным до конца 1907 года.

В эти тяжелые годы сотни русских офицеров и солдат, тысячи стражников, жандармов и полицейских запечатлели своей кровью и страданиями верность Царю и преданность Родине, которую уже зацепил было крылом красный дракон. Воспитанные в великой школе Русской Армии, они ясным своим взором видели то, чего не дано было видеть ослепленной русской общественности. Одинокие на геройском своем посту, эти люди спасали свою страну, свой народ, спасали тем самым и озлобленную общественность – спасали ее физически и за это не получали иной благодарности, как эпитеты «палачей народа», «кровопийц» и «нагаечников».

Громкими и негодующими протестами встречала русская общественность смертные приговоры, выносившиеся военно-полевыми судами террористам, экспроприаторам и захваченным с оружием в руках боевикам. «Не могу молчать!» Льва Толстого прогремело на всю Россию. Великий яснополянский лицемер тем не менее отлично примирялся с нарядом стражников при боевых патронах, охранявших его поместья от экспроприаторов.

Считая своим отечеством вселенную, русская передовая общественность не дорожила своей государственностью, более того – ненавидела ее и всю свою страстную ненависть переносила на защитников этой государственности – «на палачей народа», ставивших интересы своей страны выше своих личных. Этого последнего чувства русская радикальная интеллигенция, воспитанная на эгоизме и партийности, оказалась органически неспособной воспринять. Чрезвычайно высоко расценивая себя, она с презрением и ненавистью относилась ко всем, не разделявшим ее партийной окраски, – в отношении этих все было дозволено, их кровь можно было проливать в любом количестве. Десяток казненных террористов были «светлыми личностями».

Тысяча же мужчин, женщин и детей, разорванных их бомбами, никакой человеческой ценности в ее просвещенных глазах не представляла. В лучшем случае, это была только чернь, как передовая интеллигенция неукоснительно называла русский народ всякий раз, когда