Ангел-наблюдатель (СИ) - Ирина Буря

отыскали несколько настоящих хранителей, с которых и началась наша крайне своеобразная разновидность земных социальных сетей. Доступ к ней осуществлялся исключительно по приглашению и рекомендации уже зарегистрированных — как правило, под псевдонимами — участников, а общение велось на языке, в основу которого лег жаргон хранителей, к которому Мари-Энн и Сара остроумно применили столь популярный среди их соотечественников верлан.

Моей изначальной целью было оказание консультационных услуг хранителям, испытывающим нетипичные сложности со своими подопечными, и я даже не ожидала, что подобная сеть приобретет такую популярность среди моих, строго ориентированных на самостоятельность в работе, коллег. Но выходить на связь в ней можно было в любое время суток, даже ночью, когда наши люди благополучно отдыхали — именно в такие моменты нас нередко охватывало чувство ностальгии по родным небесам, новости откуда поступали крайне нерегулярно и только по мере крайней необходимости…

А затем нас посетила Марина, у которой завязались свои — земные и деловые — отношения с Франсуа. Наши взаимоотношения с Мари-Энн и Сарой также вызвали у нее немалый интерес, хотя у меня осталось впечатление, что она сочла их роль в них чрезмерно подчиненной. По крайней мере, она не раз спрашивала, какую пользу приносит эта чисто ангельская линия связи людям, которые вносят такой существенный вклад в ее поддержание. И однажды она предложила нам ввести в обсуждение случаи появления на нашем горизонте темных, направления к знакомым, но не прикрепленным к нам людям силовых отрядов и необходимого вмешательства целителей.

После чего постепенно открывающаяся нам картина участия небесного сообщества в земной жизни сделалась намного более разносторонней и всеобъемлющей. Но, положа руку на сердце, и работы — я имею в виду, дополнительной, добровольно принятой нами на себя и приемлемой лишь при условии не нанесения ущерба основной — всем нам прибавилось. Иногда требовались даже личные встречи с теми хранителями, которые начинали всерьез раздумывать о переходе в постоянную видимость — их обычно брали на себя Венсан и Софи. И в простом фиксировании перемещения темных смысла не было — о нем нужно было сообщать в заинтересованные структуры. Здесь мне сыграло на руку знакомство со Стасом — вскоре он перевел меня на прямую связь с собой.

Одним словом, моя собственная жизнь оказалась полна и забот, и неожиданностей, и событий. Но на десятилетнюю годовщину Игора мы с Франсуа все же съездили — и дата требовала особого внимания, и мой иммунитет к этой безумной части земли, казалось бы, уже окреп, и мне не мешало бы, в свете углубления своего представления о нашем присутствии на земле, посмотреть, какое место занимают в нем наблюдатели.

Среди наших корреспондентов был далеко не один ангел, давно работающий в постоянной видимости, но — то ли детей у них не было, то ли они избегали разговоров о них — тема наблюдателей не поднималась в наших обсуждениях ни разу. Помня, что тем запрещено вступать в контакт с кем бы то ни было, кроме непосредственных сотрудников и руководства, я подозревала, что нашим форумчанам просто нечего рассказать друг другу — и с тем большим нетерпением ждала шанса узнать что-то новое от наших прямодушных, а временами и просто прямолинейных друзей.

Вырваться мы с Франсуа смогли всего на один день, и, поскольку так называемая у славян круглая дата праздновалась по заведенной у них традиции с широкой помпой — в огромном доме родителей Таньи — мы получили великолепную возможность отсесть чуть в сторону и, как следует, понаблюдать за всеми присутствующими и всем происходящим.

Тогда я впервые увидела Дару.

Разумеется, Франсуа рассказывал мне о ней — во время своих приездов по делам он видел ее и всякий раз отзывался о ней в самых лестных выражениях. Поскольку первым среди них всегда звучало «Какая красавица!», я только посмеивалась — не заметить привлекательную женщину, в каком бы возрасте та ни находилась, он был просто не в состоянии. Но познакомившись с ней, я сразу поняла, что ее бесспорная красота является отнюдь не главной причиной того восторга, который она с первой же минуты вызывала не только у моего неравнодушного к яркой женственности Франсуа, но и у всех вокруг. Исключением из каковых не стала и я.

Первой у меня мелькнула мысль о том, как ей удалось вырасти в этой дрожащей от немыслимого накала всевозможных эмоций среде настоящей европейской женщиной, которой она уже явно была, несмотря на свои десять с небольшим лет. В собравшемся, довольно большом для ребенка, обществе она чувствовала себя как рыба в воде — переходя от одного приглашенного к другому, с легкостью вела со всеми непринужденный разговор, вызывая ответные улыбки даже тогда, когда покидала одного из них, чтобы направиться к другому. Складывалось даже впечатление, что гостей принимала именно она, а не Игор.

А вот в нем и следа не осталось от того открытого непосредственного малыша, которого я однажды держала у себя на коленях. Он впитал атмосферу, в которой рос, в полном объеме. В нем появилась отрешенность скифского идола и его же неприступность. Даже стоя рядом с Дарой и изогнув в полу-улыбке уголки губ, он пристально, не моргая, всматривался в лица ее собеседников, словно те были масками, и ему было чрезвычайно важно разглядеть за ними истинный облик носящих их.

Но от Дары он практически ни на шаг не отходил, и она — если ему случалось отстать где-то — тут же начинала вертеть в поисках его головой. Они явно не мыслили себя друг без друга, и, помню, меня обожгло вопросом — к какому взрыву может привести слияние двух столь несопоставимых темпераментов?

Изменились и все другие наши знакомые. Особенно бросалась в глаза эта перемена в Танье — вдобавок к ее всегдашней уединенности в своих мыслях в ней появилась какая-то печаль, какое-то смирение…, но и куда большая цельность. Она словно перестала задаваться вопросами в жизни и, получив исчерпывающие ответы о ее устройстве, приняла ее как данность, как свой крест, который почти никому не дано выбирать, который немногие несут, не ропща и не оглядываясь на других, и лишь совсем единицы — с гордо поднятой головой.

Изменениям в Тоше удивляться не стоило. У него, оказывается, появилась уже и своя собственная дочь, и растить двух ангельских детей, в присутствии двух наблюдателей, с женой, которая понятия не имела ни о тех, ни о других… Естественно, в углах губ его появились глубокие складки, в манерах — резкость, в глазах — прищур готовности к любым