Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

Я только что получила письмо от Артура Гриффитса, с которым встречалась у Мэтьюзов в Торп Арч-Холл в Йоркшире. Сын местного священника, он служил в артиллерии. Мы очень подружились. Артур писал, что его гарнизон стоит сейчас в Эксетере, но, к сожалению, он не попал в число офицеров, приглашенных на танцы, и очень огорчен, потому что мечтал бы потанцевать со мной. «Но, — писал Артур, — один из наших, парень по фамилии Кристи, заменит меня, если вы не возражаете. Он прекрасно танцует».

Не успел начаться бал, как я повстречалась с Кристи, высоким молодым человеком, с копной вьющихся светлых волос и слегка вздернутым носом; он распространял вокруг себя атмосферу беззаботности и самоуверенности. Представленный мне, Кристи пригласил меня на два танца и сказал, что его друг Гриффитс поручил ему присматривать за мной. У нас сразу стало хорошо получаться: он танцевал великолепно и приглашал меня еще много раз. Я была в упоении от этого бала. На другой день Трейверсы поблагодарили меня и отвезли в Ньютон-Эббот; я села на поезд и благополучно возвратилась домой.

Прошли неделя или десять дней: я пила чай у наших соседей Меллоров. Мы с Максом продолжали тренироваться в бальных танцах, хотя вальсирование на лестнице, к счастью, уже вышло из моды. Помню, мы упражнялись в танго, когда меня позвали к телефону. Это была мама.

— Немедленно возвращайся домой, Агата, — сказала она. — Тут какой-то молодой человек, я его не знаю — никогда в жизни не видела. Я дала ему чай, но, по-видимому, он решил дождаться тебя.

Мама обычно страшно раздражалась, если должна была принимать моих поклонников: она считала, что занимать их — это мое дело.

Мне вовсе не хотелось идти домой. Тем более что я догадывалась, кто этот неожиданный посетитель, — скорее всего, довольно скучный молодой морской офицер, имевший обыкновение читать мне свои стихи. Надувшись, я поплелась домой с постной миной на лице.

Когда я вошла в гостиную, мне навстречу с видимым облегчением поднялся молодой человек. Краснея и смущаясь, он начал объяснять причину своего визита. Он даже избегал встретиться со мной взглядом, — думаю, не был уверен в том, что я его узнаю. Но я узнала его тотчас, хотя очень удивилась. Мне и в голову не приходило, что я снова увижу друга Гриффитса, молодого человека по фамилии Кристи. Он пустился в довольно туманные разъяснения, будто, проезжая через Торки на мотоцикле, подумал, что заодно мог бы повидать меня. Ему пришлось все же сознаться, что он потратил немало усилий, чтобы раздобыть у Гриффитса мой адрес. Через несколько минут обстановка разрядилась. Мама успокоилась. Арчи Кристи явно повеселел, пройдя через трудный этап объяснений, а я почувствовала себя польщенной.

Время шло, а мы все не переставали болтать. Подавая друг другу понятные только женщинам секретные знаки, мы с мамой советовались, следует ли пригласить к обеду нежданного гостя, а если приглашать, то есть ли, чем его кормить. Только что прошло Рождество, поэтому я знала, что в кладовой хранится холодная индейка, и просигналила маме согласие: мама спросила Арчи, не пожелает ли он задержаться и пообедать с нами. Он не заставил себя уговаривать. Мы покончили с холодной индейкой, съели салат и, по-моему, сыр и провели прекрасный вечер. Потом Арчи сел на свой мотоцикл и, несколько раз взревев мотором, умчался в Эксетер.

В последующие десять дней он неоднократно наведывался к нам без всяких предупреждений.

В первый вечер он пригласил меня на концерт в Эксетер — еще когда мы танцевали с ним на балу, я упомянула, что люблю музыку, — а после концерта предложил отправиться в отель «Редклифф» выпить чаю. Я сказала, что охотно пошла бы. Возникла явная неловкость, так как мама ясно дала понять, что ее дочь не принимает приглашения в Эксетер без сопровождения взрослых. Такой поворот несколько обескуражил Арчи, но он тут же сообразил распространить свое приглашение и на маму. Пересмотрев свое решение, мама сказала, что вполне одобрительно относится к тому, чтобы я пошла на концерт, но, увы, никак не может согласиться, чтобы я пошла пить с ним чай в отель. (Должна сказать, что с нынешней точки зрения такие правила выглядят несколько странно. С молодым человеком дозволялось играть в гольф, кататься верхом, кататься на коньках, но вот пить чай в отеле в обществе юноши считалось risque хорошие матери не позволяли этого своим дочерям.) В конце концов было принято компромиссное решение: мы можем выпить чай в буфете эксетерского вокзала — не самое романтическое место. Потом я спросила Арчи, хочется ли ему пойти на концерт из произведений Вагнера, который должен был состояться в Торки через несколько дней. Арчи горячо согласился.

Он рассказал мне все о себе, о своем горячем желании поступить в как раз тогда формировавшиеся Королевские воздушные силы. Я была потрясена. Впрочем, авиация потрясала всех. Но Арчи смотрел на это совершенно трезво. Он сказал, что авиация — это оружие будущего: если разразится война, то исход ее будут решать самолеты. Так что дело было не в том, что он хотел летать, — он рассматривал авиацию как шанс сделать карьеру. Арчи не видел будущего у сухопутных войск. В артиллерии путь к успеху был слишком долгим. Он сделал все возможное, чтобы лишить в моих глазах авиацию всяческого романтического ореола, но у него ничего не получилось. В то же время это был первый случай, когда мой романтизм столкнулся с трезвым практическим взглядом на мир. В 1912 году это слово — «романтизм» — еще имело под собой почву. Люди называли себя «бесчувственными», но и представления не имели о том, что это обозначает в действительности. Девушки были полны романтизма в отношениях с молодыми людьми, а молодые люди имели самые идеалистические представления о юных особах. Однако и мы уже проделали большой путь по сравнению со взглядами Бабушки.

— Знаешь, я в восторге от Эмброуза, — сказала мне Бабушка об одном из ухажеров Мэдж. — На днях я видела, как Мэдж вышла прогуляться, а Эмброуз вскочил и побежал за ней вслед, — он набрал целую пригоршню камней, по которым ступали ее ноги, и положил их к себе в карман. Это очень трогательно, очень. Так поступали молодые люди во времена моей молодости.

Бедная дорогая Бабушка. Мы вынуждены были разочаровать ее. Эмброуз увлекался геологией, и с этой точки зрения гравий представлял для него определенный и немалый интерес.

Мы с Арчи имели совершенно противоположные взгляды