451° по Фаренгейту. Повести. Рассказы - Рэй Брэдбери

посмотри на него!» Вилли поднял глаза и в упор взглянул на мальчишку. Бред, дичь, чушь собачья! Пол качнулся под ногами и поехал в сторону. Розовая праздничная маска безупречно изображала милое мальчишеское лицо, а сквозь прорези странно светились глаза мистера Кугера, глаза пожилого человека, яркие, острые звезды, из тех, чей свет добирается до Земли миллион лет. Сквозь маленькие прорези для ноздрей входит теплый воздух, а вырывается ледяное дыхание мистера Кугера! И леденцовый розовый язычок – точь-в-точь такие продают на праздник в День святого Валентина! – едва заметно шевелится, быстро-быстро, за розовыми сахарными зубами. Из-под маски зрачки мистера Кугера чуть слышно пощелкивали, как объектив у «Кодака»: линзы то вспыхнут, то пригасятся диафрагмой. Вот он нацелился на Джима. Щелк, щелк! Прицелился, навел фокус, щелкнул, проявил, высушил – и Джим лежит на своем месте в картотеке. Щелк, щелк!

Но ведь это только мальчишка стоит в прихожей рядом с женщиной и двумя другими подростками… Джим тоже не сводит с него глаз. Лицо неподвижно. Он тоже фотографирует этого Роберта.

– Вы ужинали, мальчики? – пропела мисс Фолей. – А то давайте с нами. Мы как раз садимся…

– Нет, спасибо, нам пора идти.

Все уставились на Вилли, словно удивляясь, почему бы ему не остаться здесь навсегда.

– Джим, – забормотал Вилли, – у тебя ведь мама одна дома, она же ждет…

– Ой, верно, – с неохотой протянул Джим.

– А я знаю, как мы сделаем! – Племянник выдержал паузу, чтобы все повернулись к нему. – Приходите к нам на десерт, а?

– На десерт?!

– А потом я возьму тетю на карнавал.

Племянник погладил мисс Фолей по руке, и она нервно засмеялась.

– Как «на карнавал»? – подскочил Вилли. – Мисс Фолей, вы же говорили…

– Ах да, это глупость была, я напугалась, – произнесла неуверенно мисс Фолей. – Сегодня, в субботнюю ночь, самое время для карнавала. Я вот обещала Роберту показать окрестности…

– Ну, придете? – спросил Роберт, все еще не отпуская руку мисс Фолей. – Попозже?

– Здорово! – воскликнул Джим.

– Джим! – попытался вмешаться Вилли. – Нас ведь целый день дома не было. А у тебя мама больна.

– Да? Я и забыл.

Джим ядовито покосился на друга.

Щелк! Племянник сделал рентгеновский снимок их обоих. На этом снимке, конечно, видно, как трясутся холодные косточки внутри теплой плоти. Роберт протянул руку:

– Ну тогда – до завтра? Увидимся возле балаганов.

– Отлично!

Джим сгреб и потряс маленькую руку.

– Пока!

Вилли выскочил за дверь, постоял, качаясь, сделал отчаянное усилие и повернулся к учительнице:

– Мисс Фолей…

– Да, Вилли?

«Не ходите с ним никуда! – думал Вилли. – Даже близко не подходите к балаганам. Сидите дома, ну пожалуйста!» Вслух же он сказал:

– Мистер Крозетти умер.

Она кивнула и пригорюнилась, наверное ожидая, что Вилли сейчас заплачет. И пока она ждала, Вилли выволок Джима наружу, и входная дверь отрезала их от женщины и мальчишки с розовым лицом и с глазами-объективами, которые все щелкали, фотографируя двух таких непохожих друг на друга ребят.

Пока они в темноте нащупывали ступени, в голове у Вилли снова завертелась карусель, зашелестела жестяная листва дубов. Он с трудом выговорил:

– Джим! Ты ему руку пожал, этому Кугеру! Ты же не собираешься встречаться с ним?

– Это Кугер, точно, – деловито заговорил Джим. – Глаза его. Эх, если бы я встретился с ним сегодня ночью, мы бы все выяснили. И какая муха тебя укусила, Вилли?

– Меня? Укусила?

Они добрались до конца лестницы и разговаривали яростным шепотом. Вот и улица. Оба задрали головы. В освещенном окне маячила маленькая тень. Вилли вдруг встал как вкопанный. Наконец-то музыка у него в голове выстроилась как надо. Он прищурился.

– Джим! А ты знаешь, что за музыка была, под которую молодел мистер Кугер?

– Ну?

– Это же обычный похоронный марш, только задом наперед!

– Какой еще похоронный марш?

– Какой, какой! Шопен написал.

– А почему «задом наперед»?

– Да потому, что мистер Кугер не старел, ну, не к смерти шел, значит, а, наоборот, от нее. Он же все моложе становился, верно?

– Во жуть-то!

– Точно! – Вилли напрягся. – Он там! Вон, в окне торчит. Помахать ему, что ли? Пока! Пока! Давай, пошли. Посвисти-ка что-нибудь, ладно? Только уж не Шопена, пожалуйста.

Джим помахал рукой. И Вилли помахал. Они пошли по улице, насвистывая «О, Сюзанна…».

Тень в окне тоже помахала им на прощанье.

20

Два ужина давно остыли в двух домах. Один предок наорал на Джима, два – на Вилли. И того и другого отправили спать голодными. Шторм начался в семь и кончился в три минуты восьмого. Хлопнули двери, звякнули замки, пробили часы.

Вилли стоял у двери в своей комнате. Телефон остался в прихожей. Эх! Даже если он позвонит, мисс Фолей, скорее всего, не ответит. Ее сейчас, наверное, уже и в городе-то нет. Да и что бы он сказал ей? Мисс Фолей, ваш племянник – не племянник? Мальчик на самом деле – не мальчик? Конечно, она засмеется. И мальчик как мальчик, и племянник как племянник. На вид, по крайней мере. Вилли повернулся к окну. В окне своей комнаты маячил Джим. Видимо, он решал ту же проблему. Окно пока не откроешь, не посоветуешься. Рано еще. Родители внизу настроили свои локаторы, только и ждут, что бы еще добавить.

Оставалось завалиться на кровать, что они оба и сделали. Оба пошарили под матрасами – не завалялось ли шоколадки, отложенной на черный день. Нашлось кое-что. Сжевали без особой радости.

Постукивали часы. Девять. Полдесятого. Десять. Щелкнула задвижка на двери Вилли. Это отец открыл.

«Папа! – подумал Вилли. – Ну зайди! Надо поговорить».

Отец тяжело вздохнул на лестнице. Вилли ясно представлял себе его расстроенное, не то смущенное, не то недоумевающее лицо. «Нет, не войдет, – подумалось ему. – Ходить вокруг да около, говорить какие-то необязательные слова – это пожалуйста. А вот войти, сесть и выслушать – этого не будет. А ведь тут такое дело…»

– Вилли?..

Вилли подобрался.

– Вилли, – снова произнес отец, – будь осторожен.

– «Осторожен»! – так и взвилась мать внизу. – И это все, что ты собираешься ему сказать?

– А что я ему еще скажу? – проворчал отец, уже спускаясь по ступеням. – Он скачет, я – ползаю. Как тут равнять? Боже, иногда мне хочется…

Хлопнула входная дверь. Отец вышел на улицу.

Вилли полежал секунду и метнулся к окну. Отец так неожиданно вышел в ночь. Надо предупредить его. «Не я, – думал Вилли. – Не мне грозит опасность, не за меня надо беспокоиться. Это ты, ты сам останься, не ходи! Там опасно!»

Но он не открыл окна, не крикнул.