Восхождение, или Жизнь Шаляпина - Виктор Петелин

— Я не могу никак избавиться от посетителей, то один придет, то другой, и каждый знает, что не откажусь разделить компанию. Так вот и бываю осажден с утра до ночи праздным народом.

— Неужели нельзя отказаться от всего этого? — возмущенно спросил Горький.

— Да как же откажешься? По сердечной мягкости не могу избавиться от народа. Все идут и идут.

— Пора нам время беречь, ребятушки… Ну вот, кажется, начинается. — В голосе Горького послышались строгие нотки.

Медленно поднимался занавес. Действие начинается на земле. Во время праздничного гулянья ведут серьезный разговор Фауст и Вагнер. Народ благодарит Фауста за его бескорыстную помощь больным и бедным. Но не радует его эта благодарность: тяжелые противоречия и душевные муки давно уже не дают ему покоя: «…Но две души живут во мне, и обе не в ладах друг с другом. Одна, как страсть любви, пылка и жадно льет к земле всецело, другая вся за облака так и рванулась бы из тела…» И вот за ними «черный пес бежит по пашне», «кругами, сокращая их охваты, все ближе подбирается он к нам. И, если я не ошибаюсь, пламя за ним змеится по земле полян». Так, близко к тексту «Фауста» Гете, развиваются события на сцене. Прекрасный Собинов своим чарующим голосом заставлял слушателей поверить в происходящее на сцене, простые и будничные слова доктора Фауста приобрели неповторимую пластичность и убедительность. А уж когда вновь появился Шаляпин…

«Два певца словно бы соревнуются друг с другом, никто из них не выиграет, а зритель получает огромное наслаждение от этого соревнования», — думал Горький, слушая пение двух замечательных певцов.

Теляковский тоже доволен: пусть не он пригласил Собинова в Большой театр, но Шаляпин-то взят уже при нем. Вот так-то…

Кашкин, Кругликов, Зигфрид (Эдуард Старк), Юлий Энгель и многие другие музыкальные критики, представляющие чуть ли, не все современные журналы и газеты, присутствовали на этом спектакле Большого театра. Мнения критиков во многом разойдутся, но на одном сойдутся все: выступление двух выдающихся певцов — это праздник оперы.

Спектакль закончился, медленно опускался занавес, закрывая сцену. И тут поднялась ошеломляющая буря аплодисментов, хотя и не все поправилось в опере, некоторые находили, что вообще поторопились ставить эту оперу в России, что она менее звучна и красива, чем опера Гуно, но Шаляпин потряс всех. Да, в опере Бойто, по сравнению с «Фаустом» Гуно, мало что нового. «Пролог на небе» да встреча Фауста с Еленой, которую Бойто ввел лишь затем, чтобы Фауст в конце мог сказать: «Вкусил я любовь чистой девы, вкусил и богини любовь», — вот и все, что нового у Бойто. В остальном все сцены следуют по партитуре Гуно. Естественно, музыка — совсем иная, нет тех красивых мелодий, что пленяют у Гуно. Но действие развивается интересно, автор написал либретто живо, с большим хорошим пониманием сценического развития. И неудивительно: в Италии Бойто более известен как поэт, чем композитор.

«Публика аплодировала бенефицианту и заставляла его выходить бесконечное число раз на вызовы», — писал репортер «Московских ведомостей» об этом бенефисе. А в антрактах Шаляпину подносили подарки…

На бенефисном банкете в ресторане Тестова Горький вручил Федору Шаляпину адрес от друзей-писателей, в котором высказана признательность передовой России талантливому ее сыну за воскрешение ее художественных традиций. Вот он, этот адрес, и эти слова:

«Федор Иванович!

Могучими шагами великана ты поднялся на вершину жизни из темных глубин ее, где люди задыхаются в грязи и трудовом поту. Для тех, что слишком сыты, для хозяев жизни, чьи наслаждения оплачиваются ценою тяжелого труда и рабских унижений миллионов людей, ты принес в своей душе великий талант — свободный дар грабителям от ограбленных. Ты как бы говоришь людям: «Смотрите! Вот я пришел оттуда, со дна жизни, из среды задавленной трудом массы народной, у которой все взято и ничего ей взамен не дано! И вот вам, отнимающим у нее и гроши, она, в моем лице, свободно дает неисчислимые богатства таланта моего! Наслаждайтесь и смотрите, сколько духовной силы, сколько ума и чувств скрыто там, в глубине жизни!

Наслаждайтесь и подумайте — что может быть с вами, если проснется в народе мощь его души, и он буйно ринется вверх к вам, и потребует от вас признания за ним его человеческих прав и грозно скажет всем: «Хозяин жизни тот, кто трудится!»

Федор Иванович!

Для тысяч тех пресыщенных людей, которые наслаждаются твоей игрой, ты — голос, артист, забава, ты для них — не больше; для нас — немногих — ты доказательство духовного богатства нашей родной страны. Когда мы видим, слушаем тебя, в душе каждого из нас разгорается ярким огнем святая вера в мощь и силу русского человека. Нам больно видеть тебя слугой пресыщенных, но мы сами скованы цепью той же необходимости, которая заставляет тебя отдавать свой талант чужим тебе людям. Во все времена роковым несчастьем художника была отдаленность от парода, который поэтому именно до сей поры все еще не знает, что искусство так же нужно душе человека, как и хлеб его телу: всегда художники и артисты зависели от богатых, для которых искусство только пряность.

Но уже скоро это несчастье отойдет от нас в темные области прошлого, ибо масса народная, выросшая духовно, поднимается все выше и выше!

Мы смотрим на тебя как на глашатая о силе русского народа, как на человека, который, опередив сотни талантов будущего, пришел к нам укрепить пашу веру в душу нашего народа, полную творческих сил.

Иди же, богатырь, все вперед и выше!

Славное, могучее детище горячо любимой родины, — привет тебе!»

В этот день было высказано много прекрасных слов по адресу Федора Шаляпина.

Это было не простое подведение итогов определенного периода жизни артиста, это было завершение восхождения на художественный Олимп. И началом триумфального шествования по планете. Во всех уголках земного шара услышали голос Шаляпина и восхитились гением русского самородка. Конец Восхождения и начало Триумфа. Кончался 1902 год, впереди была целая жизнь, полная любви, ненависти, новых взлетов и драматических переживаний.

1977–1986

Конец первой книги

Послесловие к первой книге

После публикации первых четырех частей «Восхождения» в журнале «Москва» (1983, № 9–10) я получил множество писем, в которых неравнодушные читатели заинтересованно отнеслись к этому повествованию, высказывали пожелания, спрашивали, поддерживали автора, упрекали за неточности, обвиняли, хвалили, ругали, возводили напраслину… Ну, в частности, всерьез утверждали, что автор, дескать, не знает, что Качалов — это псевдоним, а настоящая фамилия артиста — Шверубович. Были и другие замечания на том же уровне, и опровергать их — задача неблагодарная. Из Рима поддержал мою публикацию Федор Федорович Шаляпин, два письма которого дороги мне; из Москвы — Сергей Баруздин; из Кишинева — Ион Чобану… И за поддержку, и за критические замечания — спасибо. За этим разноречивым потоком мнений нельзя было не почувствовать большого интереса к судьбе великого русского актера. И этот читательский интерес заставил продолжать работу над биографией Шаляпина…