Сборник "Русские идут!" - Юрий Никитин

В комнате настала мертвая тишина. Валентин медленно поднялся. Дмитрий тоже встал, принял боевую стойку. Их разделяла комната, но ее можно одолеть одним прыжком. Некоторое время они мерили друг друга взглядами. Дмитрий чувствовал боевую ярость, в нем бродила злая мощь, вздувала мускулы, требовала выхода.

Он сделал приглашающие жест:

– Ну давай же!.. Это не доллары менять. Посмотрим, стоят ли чего евреи в прямой схватке?

Валентин медленно и страшно бледнел. Его руки согнулись, тело напряглось, в этот момент Тарас звучно ударил его по плечу:

– Валька, перестань. Ты что, такой же малек?.. Ему можно, он еще зеленый, а ты даже подумать не моги.

Валентин с трудом оторвал взгляд от новичка, что осмелился бросить вызов ему, ветерану «каскадеров», шумно выдохнул, сел и демонстративно повернулся к телевизору.

Тарас сказал громко, стараясь разрядить напряжение:

– А я пойду давить этих жидов на хрен, – сказал он вдруг. – Если наше руководство сопит в тряпочку, то мы имеем право брать закон в свои руки. А что, не так?

Он покосился на Валентина, заранее ощетинился, ожидал колкости или иронии, но тот ответил неожиданно мирно:

– Конечно, имеет.

Тарас громко ахнул:

– Вот видите? Даже это... этого проняло. Достало! У него тоже, видать, остались... э-э... остатки зачатков души. Может быть, даже русской души, хотя я тоже, глядя на его рожу...

Валентин вскинул одну бровь, смотрел с иронией, а когда Тарас на мгновение умолк, сказал очень мирно и вкрадчиво:

– Давай сперва прикинем. Хоть мы не генштабисты, но все-таки последствия просчитываем? Тем более, что нам всегда большая самостоятельная дадена.

– Прикинем, – согласился Тарас. – Вот я вырежу пару их семей. Они поднимают вой, газетчики раструбят количество жертв... прибрешут, понятно, и уже завтра они побегут в Шереметьево с чемоданами. Пусть даже в тех чемоданах будет битком набито долларами, я даже отнимать не стану. А может, правда, и стану...

– Побегут?

– Побегут, – ответил Тарас свирепо.

Валентин обвел задумчивым взглядом комнату, полную этих злых парней, взгляд остановится на крепко сбитом спецназовце, рыжеволосом как ирландец и сложенным как англичанин со старых карикатур. Тот сидел с отрешенным видом, глядел не в телевизор, а мимо.

– Костя!.. Костя, очнись. Ты слышал, о чем здесь речь?

Парень лениво повернулся:

– Что? А, так об этом каждый день говорят. Старые раны если не болят, то чешутся.

– Ты что-нибудь скажешь?

Дмитрий видел как спецназовцы умолкают, все взгляды обратились к этому парню, которого он раньше не замечал вовсе. Тот видел, что все взоры скрестились на нем, сказал мягким убеждающим голосом, таким же рыжим, как он сам:

– Ну, ребята, вряд ли вам такое интересно... Не касаясь технических тем, я хотел бы обратить ваше внимание вот на что. Само по себе умерщвление пяти, двадцати или пятидесяти евреев столь же эффективно, как истребление тараканов с помощью молотка: ну, отложат тараканы чуть больше яичек... Ну-ну, Тарасик, не вскидывайся! И не надо на меня зверем. Я ж не говорю, что этого не надо делать вообще. Напротив, делать надо, но вся проблема выглядит несколько иначе.

Тарас сказал раздраженно:

– Ты кота за это место не дергай, не дергай! Говори по-человечьи.

– Одни и те же действия, – продолжил Костя так же мягко и почти вкрадчиво, – или очень похожие, могут вызвать совершенно разную реакцию в обществе... как российском, так и еврейском. Все зависит от того, как преподнести. Вы не подумали, что им самим выгодно симулировать погром? Причем с настоящими трупами! Ну, представьте себе, допустим, наш славный «День десантника». Если не получится – предпраздничный день. Идеально – вечер субботы. Поздним вечером, по московскому каналу проходит первое сообщение о том, что банда пьяных ребят в краповых беретах устроила погром в доме на окраине Москвы, где в коммуналке проживает мирная еврейская семья. А что, евреи не живут в коммуналках? Есть такие чудаки, что живут... Крупным планом: бедная полуразвалившаяся пятиэтажка. Крупным планом: жуткий разгром внутри. Подробно: лужи крови на полу. Очень крупно: кроватка, в которой лежал еврейский ребенок, голову которого разбили о стену. Долго, подробно: пятно на старых обоях (обои непременно веселенького цвета, но старые и отклеивающиеся), голос комментатора – «...кровь и кусочки мозга...»

Ночью по НТВ – экстренный выпуск новостной программы. Женщина, закутанная в черный платок, «единственная оставшаяся в живых», захлебываясь от рыданий, рассказывает, как убивали ее мужа: «он работал на стройке, вчера получил немного денег, пришел такой счастливый, мы хотели сегодня устроить маленький праздник...» – тут начинает выть в голос, ее успокаивают, и все по новой, обязательно с многократными повторениями, обязательно с бытовыми деталями: «...тут они выломали дверь, я спряталась в ванную комнату, я слышала, как они его били, один из них орал, что так будут убивать всех евреев... он просил их отпустить его, но те только больше зверели... мучали его так долго... аааааа!» (снова рыдания). «Потом выволокли меня и .... ааааа!!!» Голос ведущего: "Мы пропускаем эту часть рассказа. Зато подробно, с обсасыванием деталей – сцена убийства ребенка.

На следующий день вся сволочь начинает гудеть, как растревоженный улей. Выступление Антифашистского комитета. Выступление Равинната, в котором прямо заявляется, что этот погром – только начало, а затем следует ожидать всероссийскую резню. Запоздалое выступление Алексия II, осуждающего погромщиков. Вдохновенная речь Старохатской на митинге ДС, в котором призывает имперцев в порядке мести «поступить так же» с любой сотней семей российских специалистов за рубежом: «...это единственный способ научить русско-советское зверье быть людьми!!!» Запоздалое выступление чинов из МВД, которые распишутся в полной неспособности найти и наказать погромщиков (что неудивительно из-за отсутствия таковых). Алина Баннер немедленно обвинит руководство МВД в том, что оно «...разумеется, не собирается искать русских бандитов, устроивших маленький акт геноцида прямо под нашими окнами. Но вина лежит не только на них, но и на всех нас. Ползучая язва ненависти к „лицам еврейской национальности“ поразила наше больное, разлагающееся, люмпенизированное общество...» [речь еще на два часа, содержание известно]. Выступление представителей партии ДВР. Публикация в газетах пространных заявлений никому не известных аналитиков, предрекающих страшные акты мщения со стороны «мирового сообщества», включая чуть ли не ядерный удар по Москве. Начинают приходить вести из Израиля. Их вице-премьер... забыл фамилию... ну, которого сняли за его людоедские проповеди, клянется на Библии, что за каждую каплю крови невинноубиенного еврейского младенца лично вырежет русскую семью военнослужащих в соседней Палестине (все начинают судорожно подсчитывать, сколько там этой самой крови во младенце – в любом случае получается много.) В центре Иерусалима – многотысячный митинг, режут баранов, клянутся на Библии, призывают правительство к немедленному началу войны с русскими. Понятно, что они выступят как мальчики, за которых тут же вступится НАТО. После двух дней массированной обработки все население России со сведенными от ужаса животами ждет реакции самого правительства Израиля. Выступает премьер. Выступление неожиданно мягкое: он просит население Израиля воздержаться от мести всем русским, и требует от правительства России всего лишь найти виновных и передать их в руки мирового правосудия. Российской правительство униженно оправдывается. Правозащитные организации воют во весь голос. Представитель Эстонии в Европарламенте ставит вопрос об исключении России из всех евроструктур. Российские представители умудряются не довести дело до голосования ценой негласных, но очень болезненных уступок по действительно важным вопросам. Фондовый рынок опять лихорадит. Демиан Драгерман в «Итогах» пишет язвительную статью о финансовых потерях, понесенных Россией из-за «черной субботы» (к тому времени случившееся будет называться какой-нибудь специально подобранной кличкой а-ля «кровавое воскресенье»). РНЕ открещивается от происшедшего, что вызывает разочарование его сторонников и откровенные насмешки противников («...руспатриот Баркашов по обыкновению поспешил отказаться от тех, кто всерьез воспринял его призывы...» – Светлана Трещеткина). Ну, вам надо что-то еще объяснять?

Он оглядел притихших десантников. Тарас едва не вытирал слезы. Костя умолк, кивнул Валентину, предлагая тому закончить, но тот выступил ладони, возвращая честь закончить тому, кто так блестяще обрисовать будущее терактов в Москве.

Костя кивнул: