Гвардия. (Дилогия) - Сергей Мусаниф

Самым большим сюрпризом в столь театральном появлении моей знакомой было то, что она оказалась старше меня по званию. Я давно подозревал, что с молодой и очень талантливой журналисткой что-то нечисто. Уж слишком настырно она лезла в дела, не касающиеся ее репортажей, и порою вела себя, как полная идиотка, но все эти странности я списывал на вечную загадочность женской натуры.

Никакой Группы Внутренних Расследований в Гвардии раньше не было. Кажущийся старым и слабым, но отнюдь не являющийся таковым, Полковник создал ее для разрешения возникшего кризиса, а поскольку не был уверен в своих собственных людях, то пригласил человека со стороны. Профессия журналиста, заставляющая всюду совать свой нос, служила весьма удачным прикрытием. Нет нужды объяснять, перед кем лично отчитывалась Диана Шаффер.

Должно быть, она умна, если одновременно со мной или даже чуть раньше пришла к тем же выводам, что и я. Но теперь она вмешалась в игру, путая мне все карты. Я не ясновидец, чтобы заранее предугадать, во-первых, появление Дианы с ее молодцами и, во-вторых, точное место, где остановится группа захвата. Зимин и Блейн не одного кобеля съели на планировании и проведении боевых операций, и им тоже ничего не надо было объяснять. Раз сам я и мои друзья жмемся к противоположной от входа стене, то нетрудно предположить, что под прицелом находится все остальное помещение.

— Любопытно, что же вы будете делать теперь, сержант, — сказал Блейн, расплываясь в добродушной улыбке.

— То же, что и собирался.

— О нет, — улыбка стала еще шире. — Согласно ВАШИМ принципам, если я их понял правильно, вы не можете убить десять невиновных людей только для того, чтобы прикончить восьмерых предателей. Не всякие цели оправдывают такие средства, не так ли, сержант?

— Бросить оружие, — включилась в разговор Диана, неприятно удивленная, что ее выход на сцену не произвел ожидаемого фурора. В другое время — может быть, но сейчас нас занимали более сложные проблемы. Ее сторонники, точнее, ее подчиненные наставили свои бортовые орудия на заговорщиков, а те развернулись в сторону нового врага. Результат мог быть непредсказуемым.

— Не бросим, — заверил ее Зимин. — Несмотря на то, что в боевом костюме вы просто очаровательны, новоиспеченный лейтенант, о котором я никогда раньше не слышал. И что вы теперь будете делать?

— Открою огонь, — сказала она.

— Валяйте, — легко согласился Зимин. — Мои парни готовы к танцам, а вот люди Соболевского — вряд ли.

— Я…

— Диана, — сказал я. — Выведи своих людей в коридор.

— С какой стати?

— Стоп! — скомандовал Зимин. — Если они сдвинутся с места, мы тут же откроем огонь, и вам придется уничтожить всех!

— О чем вы? — спросила Ди. Это она зря. Во-первых, командир не должен выглядеть таким недоумевающим, а во-вторых, все равно ей никто не ответил.

— Прелюбопытнейшая сложилась ситуация, — произнес вдруг Джек Морган тоном начинающего лекцию профессора, сцепив руки в замок за спиной и поворачиваясь к бунтовщикам боком, и я подумал, что у аналитика внезапно поехала крыша. — Все мы взрослые, цивилизованные и, как я надеюсь, вполне разумные люди, так что можем прийти к решению, устраивающему всех. Что-то можете предложить вы, что-то мы, и в итоге стороны достигнут соглашения путем компромисса…

А дальше пошла уже такая чушь, которую я и цитировать-то не буду. По ходу этой ахинеи Джек расхаживал вдоль пульта и приближался к рамке прицеливания. Я понял его замысел и мысленно извинился перед аналитиком за мысль о поехавшей крыше. Наоборот, он соображал куда лучше меня и решил скорректировать прицел ввиду изменившихся обстоятельств. Я попытался скосить один глаз, наблюдая за его манипуляциями и не выпуская из виду бунтовщиков, чтобы не пропустить момент, когда кто-либо из них начнет действовать. Джек все еще разглагольствовал, перейдя к обсуждению общечеловеческих ценностей, на основе которых мы должны делать выбор. Он рисковал заработать репутацию полоумного на многие годы вперед, если кто-нибудь переживет этот день и сможет поделиться впечатлениями.

Джек прекратил свои хождения и повернулся лицом к аудитории, пока его руки за спиной нащупывали нужный верньер. Черт побери, он пытается перенацелить Молот вслепую!

Ошибка на пару оборотов может увеличить или уменьшить зону прицела настолько, что все мы станем трупами.

Он тоже это понял, потому что внезапно замолчал и резко развернулся. И допустил ошибку. Ему надо было просто настроить прицел и дать мне команду к началу атаки, но он попытался сделать это крайне неуклюже.

— Знаешь, Макс, — сказал он, — мне кажется, что вот тут ты немного ошибся, — он указал рукой и положил ее на верньер. — И в зоне поражения только эти восемь олухов и еще вон тот, крайний слева…

— Ты прав, — сказал я. — А один к восьми не то же самое, что восемь к десяти…

Тут уж сообразили самые тупые, а Джек только начал крутить ручку.

— Да он же… — крикнул Зимин.

— Огонь! — крикнул Блейн.

Дальше все происходило одновременно.

Самый быстрый из боевиков шмальнул в Джека, едва услышав приказ.

Джек повернул рукоятку.

Альварес сорвался с места и, в рекордном прыжке цепляя Джека, повалил его на пол.

Лейтенант Шаффер махнула рукой, приказывая открыть огонь.

Десантники приготовились стрелять.

Иглограната, предназначенная Моргану, ударилась о пульт.

Капитан Блейн крикнул:

— Эй!

А ваш покорный слуга нажал на кнопку.

Итак, я нажал на кнопку, не зная, перенацелил ли Джек Молот и куда теперь придется удар, и отправил на тот свет восьмерых злодеев и одного, возможно, очень хорошего человека. И сделал это твердой рукой, не колеблясь, хотя, вполне возможно, что нынешний день еще долго будет являться мне в ночных кошмарах.

Во-первых, я доверял Джеку и решил рискнуть, а во-вторых, альтернативный вариант был еще хуже. Он предполагал перестрелку, в которой на открытом пространстве в упор палили бы друг в друга два десятка человек. Неизвестно, кто при таком раскладе мог бы одержать верх, но даже в самом благоприятном случае наша сторона потеряла бы от половины и свыше людей, среди которых наверняка бы оказались трое безоружных.

Может быть, во мне сработал первобытный инстинкт самосохранения, и подсознание заставило нажать на кнопку, видя, что иного шанса для устранения угрозы собственной жизни нет. Мне не хотелось бы думать, что это так, но, будучи объективным, я не могу априори отказаться и от этого варианта.