"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

- Все будет хорошо, милая. Кузен Давид отличный врач, и Элиза здесь…, - он, ласково, взглянул на жену. Давид отвернулся, так больно было видеть большие, серые глаза Элизы.

Маргарита пока не могла долго ходить, всего лишь несколько шагов, и то на костылях. Давид уложил ее в постель: «Придется потерпеть, кузина».

Элиза грела воду, держала золовку за руку, вытирала пот с ее лба. Давид, осматривая Маргариту, украдкой глядел на маленькие, нежные ладони Элизы, на белокурые косы. Девушка была в простом, домашнем платье. На шее Давид заметил блеск золотой цепочки ее крестика. Она утешала Маргариту, просила ее постараться. Давид, сглотнул: «Надеюсь, они меня не пригласят на роды Элизы. Я бы не смог, никогда не смог…»

Мальчик весил больше восьми фунтов. Давид, вытирая его, весело сказал:

- Высоким будет, кузина Маргарита. Как вы, как ваш брат…, - он передал ребенка Элизе. Доктору Кардозо, на мгновение, показалось, что девушка сдерживает слезы. Однако потом она улыбнулась. Присев на постель, Элиза обняла Маргариту:

- Слава Богу! Он такой хорошенький…, - Элиза полюбовалась белокурыми волосами, серо-голубыми, туманными глазами. Ресницы у мальчика были длинные, темные. Он сразу, жадно, припал к груди. Маргарита всхлипнула. Ребенок напоминал отца, высоким лбом, упрямым, решительным подбородком.

- Маленький Волк, - сказала она, одними губами, - мы с тобой обязательно найдем нашего папу, обещаю.

Она вспомнила, что отца и деда Волка звали Мишель:

- В Лондоне надо окрестить маленького. Он незаконнорожденный будет, но ничего страшного. Виллем говорил, что дядя Аарон священник. Он и окрестит, - мальчик зевнул. Маргарита услышала тихий голос невестки:

- Колыбельки здесь нет, но кузен Давид сказал, что вы вместе полежать можете. Вы спите, пожалуйста, вы устали. Мальчик спит, и вы с ним. Виллем придет, когда поднимется…, - Элиза обернулась и ахнула: «Милый!». Он держал в руках поднос, от кофейника вкусно пахло. Виллем, передав его Элизе, наклонился над сестрой. «Мальчик, - гордо сказала Маргарита, - у тебя племянник, Виллем. Посмотри, какой красавец».

Юноша ласково коснулся белокурой головы ребенка. Он, украдкой, посмотрел на жену. Элиза прикрыла глаза.

- Скоро и у нас такой будет, - улыбнулся Виллем, - следующим летом. Маргарита оправится, обязательно. Тетя Марта за ней присмотрит. Следующим летом этот мальчишка ходить начнет, наверное, - они выпили кофе. Виллем укрыл сестру и мальчика одеялом: «Кузену Давиду нельзя шампанское, но в Лондоне мы обязательно откроем бутылку».

Элиза пошла, готовить мужу завтрак. Давид быстро выписал справку о том, что ребенок де ла Марков родился нежизнеспособным.

- Суеверие, конечно, - он склонился над бумагой, - все у них будет хорошо. Появятся дети, они оба молодые…, Этот документ они выбросят, когда Элиза в замок вернется.

Младший Виллем сказал Давиду, что отец велел ему через две недели отвезти Маргариту в Намюр, в монастырь. «Хорошо, - кивнул доктор Кардозо, - я чуть раньше уеду, буду вас ждать. Потом Элиза к нам присоединится. Здесь сорок минут пути, ребенок не проголодается».

- Главное, - озабоченно сказал Виллем, затянувшись папиросой, - чтобы мой отец…, - юноша махнул рукой:

- Он сюда не придет. Элиза ему сказала, что вернется с ребенком в замок только после отъезда Маргариты. У нас все получится, - подытожил Виллем.

- Кузен Давид, - услышал он сзади тихий голос и обернулся. В лучах рассвета ее лицо было бледным, белокурые волосы серебрились на висках. От нее пахло свежим молоком, выпечкой, и немного, ландышем. В руках она держала фаянсовую чашку.

- Это новая посуда, - Элиза отчего-то вздохнула, - не беспокойтесь, кузен Давид. Вы даже кофе не выпили. Я помню, - озабоченно добавила девушка, - помню, что молока вам нельзя. А так можно? -Давид улыбнулся: «Можно. Спасибо вам, кузина Элиза».

Ему было нельзя, но Давид подумал:

- Господь меня простит. Пусть она еще немного постоит здесь, рядом. Хотя бы так…., - он пил свежий, крепкий, горячий кофе. Элиза глядела на сокола, кружившего над холмами: «Нельзя, нельзя…, Виллем тебя любит, Давид женат…, Нельзя, это грех».

Когда он отдавал ей чашку, их руки соприкоснулись, на единое мгновение. Они оба вздрогнули. Давид помолчал:

- Вы знайте, кузина Элиза, знайте…, Если вам будет нужна какая-то помощь, я всегда буду рядом. Я говорил это, в Остенде, и сейчас еще раз скажу. До самой смерти моей, - отчаянно прибавил Давид.

Она держалась за дверь. На маленьком, детском пальчике, блестело обручальное кольцо. Темные ресницы задрожали: «Кузен Давид, я…, я не…». Давид склонил голову: «Просто помните обо мне, кузина Элиза».

Он услышал шепот:

- Я всегда о вас помню, всегда, кузен Давид.

Девушка исчезла. Доктор Кардозо, все еще не веря, сказал себе: «Мнепочудилось». Элиза, оказавшись в передней, прислонилась к стене, чувствуя, как отчаянно бьется сердце. Сверху доносилось хныканье мальчика, плеск воды. Виллем собирался на работу. Она стояла, вспоминая его мягкий голос, его темные глаза. «Господи, - Элиза перекрестилась, - Господи, какая я грешница…, Но я не могла, не могла иначе».

Она никогда не говорила на исповеди о Давиде, и сейчас решила:

- Надо сказать. Это грех, нельзя такое оставлять без покаяния. Грех с мужем…, - Элиза зарделась, -думать о другом человеке. Грех вообще о нем думать…, - она вспомнила ночь, несколько дней назад. Давид, осмотрев Маргариту, уехал вместе с мужем в Мон-Сен-Мартен. Виллем всегда подвозил его до поселка. Они с золовкой остались одни. Виллем ушел в ночную смену. Элиза, в постели, представила себе, что Давид рядом с ней. Она удержалась, не стала заниматься тем, что девочки в монастыре называли «баловством», но все равно, ей приснился Давид. Она открыла глаза, вдохнув запах мускуса, увидев сбитые простыни. Девушка, внезапно, расплакалась: «Почему? Мне хорошо с Виллемом, и всегда было, с первого раза…, Почему я все время думаю о нем? - Элиза привела в порядок постель. Накинув шаль, взяв четки, она опустилась на колени. Девушка долго молилась святой Маргарите Кортонской, избавляющей от развратных мыслей, защитнице чистоты.

Элиза читала ее житие золовке. Святая Маргарита была любовницей итальянского дворянина, родила ему сына. После убийства ее покровителя Маргариту стали посещать видения, и она ушла в монастырь.

- Иисус, - сказала тогда Элиза, - позаботился о святой. Он пришел к ней и спросил: «Чего ты хочешь, бедняжка?». А она ответила: «Ничего, кроме тебя, Господи». Сын ее, Маргариты, стал священником…, - Элиза положила руку на живот золовки: «Молитесь вашей небесной покровительнице, кузина. Все будет хорошо».

Стоя на коленях, опустив голову в руки, Элиза тихо, неслышно заплакала. Когда кюре спрашивал ее на исповеди о грехах, она всегда признавалась, что плохо относится к свекру. В Мон-Сен-Мартене, кюре был строгим. Священник не допускал до причастия тех, кто жил невенчанными, или на исповеди признавался, что занимается с женой вещами, о которых Элиза слышала лишь краем уха, и даже не знала точно, что это такое.

Элиза обернулась на постель: «Я, верующая женщина, замужняя, веду себя, как блудница. Господи, -она перекрестилась, - прости меня, грешницу».

Она проводила мужа и кузена Давида в Мон-Сен-Мартен. Они ехали в одноколке, муж сам правил. Элиза помахала им и поднялась к невестке. Маргарита и ребенок спали, в комнате было прибрано.

- Через две недели они уедут, - грустно поняла Элиза, - и кузен Давид уедет. Мы останемся одни, как и раньше. Дядя Виллем будет вне себя от ярости, когда поймет, что Маргарита пропала, с ребенком, но ничего страшного, - Элиза тряхнула головой, - следующим летом у нас появится малыш…, - она прошла на кухню и стала мыть посуду в тазу, изредка выглядывая в окно. Экипаж давно пропал из виду. Совсем рассвело, пели птицы. Под обрывом бурлила река. Элиза остановилась с тарелкой и холщовым полотенцем в руках: «У нас все получится».

Ночью над горами повис туман. Было холодно. Барон, идя вверх по каменистой, узкой тропинке, засунул руки в карманы замшевой, охотничьей куртки. Пахло свежей водой, соснами. Где-то вдали протяжно, тоскливо кричала птица. Он выскользнул из замка после того, как слуги отправились спать. К охотничьему дому была проложена хорошая дорога, но Виллем решил не рисковать. Он шел уединенными тропинками. Виллем даже в тумане мог найти дорогу. Он любил охотиться и хорошо знал свои леса.