Ангел-мститель (СИ) - Ирина Буря

родным чем-то повеяло, пока я пригибался, уклонялся и под руки подныривал. Справиться я, конечно, справился (смешно даже думать, что меня какие-то снабжатели с ног собьют!), но, добравшись до цели, слегка запыхался. И тут же дал себе слово, как только вернусь на землю… Нет, от машины я, конечно, не откажусь, но каждый вечер — на пробежку! Вот усажу Татьяну где-нибудь на скамейку, и сотню кругов вокруг. И отжиманий пару-тройку десятков. И чтобы деревья поблизости к крепкими ветвями стояли…

— Привет, — выдохнул я, отдуваясь. — Дело есть.

— Что — опять? — резко вскинув голову, отшатнулся он от меня.

— Да нет, — успокоил я его, — теперь другое. Ты мне на земле на полчасика нужен — помочь Марине мозги вправить.

— Это, что, шутка? — произнес он почти шепотом, замерев в нелепой позе: правая рука вскинута к ящичку, левая нога в сторону отставлена, чтобы шаг в другому конвейеру сделать, и обе согнуты. Ну, прямо не ангел, а циркуль какой-то!

— Да какая шутка! — рявкнул я в сердцах — и этому все разжевывай! — Ей срочно нужно показать — доходчиво, аргументировано — к чему приводит замкнутость и зацикленность на своей драгоценной персоне. А то у нее к прошлому букету еще и агрессивная уверенность в своей непогрешимости прибавилась.

Вокруг нас послышался глухой ропот недовольства.

— Я больше не имею права влиять на нее, — уже отойдя, видимо, от шока, сделал он шаг по своей обычной траектории.

— Да кто тебя просит? — удивился я. — Влиять на нее я буду, твое дело — подкрепить примерами. Очевидными, из ее собственной прошлой жизни. А кто лучше тебя ее знает?

Глухой ропот недовольства вокруг нас усилился.

— Боюсь, мои примеры не вызовут у нее доверия, — изогнул он уголки губ в кривой усмешке — даже они у него словно на шарнирах двигались.

— А ты не бойся, — похлопал я его по плечу. — Я не помню, говорил тебе или нет, но она уже всю ту жизнь вспомнила — ей нужно только высветить определенные моменты, и под определенным углом. А выводы сама сделает — или я ей помогу.

В далеко уже не глухом ропоте недовольства послышались отдельные возмущенные возгласы.

— Я просто не могу себе это позволить, — скороговоркой выпалил Маринин ангел, быстро глянув по сторонам и повернувшись к стене, на которой перед ним мигало уже несколько лампочек. — Мое появление на земле чревато весьма тяжелыми последствиями, а здесь у нас уже самая горячая пора началась — и так рук не хватает.

— Горячая пора? — заорал я. — Там человек — твой бывший, между прочим — черт знает, во что превращается, а ты мне о нехватке рук, чтобы бумажки с места на место перекладывать? В нее уже каратели с темными вцепились — каждый всем ее фокусам потакает, лишь бы на свою сторону перетянуть! Мы просто обязаны показать ей обратную сторону чрезмерного самомнения, сбить с нее эту спесь, которая еще никого до добра не доводила! И от тебя требуется всего лишь свидетелем выступить, показания дать по твоему прошлому делу — практически в официальной обстановке: правду, одну только правду и ничего, кроме правды!

Отдельные возмущенные возгласы облеклись, наконец, в слова.

— Уважаемый ангел! — послышался у меня за спиной голос едва сдерживаемого неодобрения общественности. — Прекратите, пожалуйста, препятствовать работе одного из наиболее ответственных участков нашего отдела. У нас тысячи людей ожидают на земле помощи свыше, и Ваше неуместное красноречие лишает нас возможности оказать им эту помощь своевременно, укрепляя тем самым их веру в доброе и светлое.

— Если их тысячи, то они все равно ожидать будут, — саркастически хмыкнул я, — а у меня — один, который уже давно ничего от всех нас, вместе взятых, не ожидает, и веру которому не укреплять, а возвращать нужно. А насчет оказания своевременной помощи — в прошлый раз вы здесь лясы точили, пока он один за всех вас работал, так что обойдетесь без него полчасика и поворачиваться быстрее научитесь.

— Да что Вы себе позволяете? — понеслось на меня уже со всех сторон. — На каком основании? Кто Вам право дал?

— Люди, — рявкнул я изо всех сил, чтобы перекричать их возмущенное кудахтанье и под шумок опять подступить поближе к Марининому ангелу. — Которых вы ни разу в своей бесконечности в глаза не видели. Люди, которых нам доверяют, дают нам право защищать их от кого угодно — хоть от них самих, хоть от нас. И если ради этого понадобится кого-то за шиворот…

— Нет! — отчаянно завопил вдруг Маринин ангел, но я уже крепко ухватил его под локоть и зажмурился…

Открыв глаза, я сразу же почувствовал, что в мое отсутствие за нашим столиком шла жаркая дискуссия — сменившаяся гробовым молчанием, как только я вернулся с подкреплением. Не отпуская (на всякий случай) его локоть, я ногой подтянул стул от соседнего столика.

— Садись, — коротко бросил ему я, чуть ослабив хватку.

Несколько мгновений он не шевелился, словно кот, вывалившийся из переносной корзинки прямо посреди незнакомого двора, потом чуть дернулся в сторону от меня.

Пальцы у меня сами собой, рефлекторно сжались.

— Раньше сядешь — раньше к своим конвейерам вернешься, — напомнил я ему, чуть надавив на локоть.

Он практически рухнул на стул — и снова замер: у меня сложилось впечатление, что у него все конечности, включая голову и очки, в туловище втянулись, как у черепахи при сигнале опасности. Ноги он спрятал под стул, руки сцепил на коленях и глаз от них не поднимал.

— Так, теперь давайте знакомиться, — присел и я рядом с ним — очень рядом, чтобы успеть перехватить в случае попытки к бегству. — Вон Стас — ты его уже знаешь. Вот это — Тоша, наш… по крайней мере, мой коллега и тоже, между прочим, молодой. Это — моя жена Татьяна, а вот это — Марина, — быстро, минуя Максима, представил я ключевую для него фигуру нашей компании, чтобы не объяснять, каким образом в нее темные затесались — точно ведь в бега кинется. — А это… — обведя глазами всех, кого я только что назвал, я вдруг запнулся.

Там, у нас, это мысль мне даже в голову не пришла, но здесь на земле я вдруг растерялся — как его назвать-то? Ангелом, что ли — замечательно, а мы тогда кто? Не годится как-то сразу противопоставлять его всем остальным нашим представителям. Бывшим Марининым ангелом? Тоже не пойдет — так я словно нарочито подчеркну ту связь между ними, от которой она так отчаянно отбивается. Не говоря уже о том, что слишком длинно.