История рыжего демона (трилогия) - Роджер Желязны

– Довольно необычный замысел, – сказал Аретино. – Таким образом, вы докажете, что случай и удача целиком определяют судьбу человека.

– Конечно! Такова позиция Сил Тьмы – лови удачу, не упускай свой шанс. А что вы об этом думаете, Аретино?

– Только слабые люди надеются на удачу, – пожал плечами Аретино.

– Значит, моя пьеса будет иметь колоссальный успех, – обрадовался Аззи.

– Если вы стремитесь к тому, чтобы стяжать громкую славу, – холодно заметил Аретино, – то я могу гарантировать ее вам. Что ж, я не возражаю. В конце концов, служу ли я Силам Света или Темным Силам, все, что я пишу для них, – это чистейшая пропаганда. В требованиях, которые они предъявляют к создаваемой пьесе, всегда чувствуется какая-то односторонность, и в результате произведение получается несколько однобоким. Мне всегда кажется, что я что-то упускаю, жертвую чем-то важным в угоду заказчику… Но, впрочем, какое мне до всего этого дело? Я пишу пьесу, вы платите мне за нее – и только. Я всего лишь наемный работник. Если вы закажете мне пьесу, в которой на красных камнях будут цвести зеленые цветы, я напишу ее – если мне за это заплатят, разумеется. Однако для меня сейчас главный вопрос – понравилась ли вам моя легенда?

– Очень понравилась! – воскликнул Аззи. – Я думаю, что нам с вами стоит начать работать над пьесой сегодня же. Сейчас. Сию минуту!

– Для начала, – сказал Аретино, – нам нужно выбрать театр, в котором мы будем разыгрывать вашу пьесу. У каждого театра есть свои особенности, которые я, как всякий опытный драматург, должен учитывать при работе над пьесой. А актеры, занятые в главных ролях? Вы уже имеете кого-нибудь на примете? Если нет, то я могу порекомендовать вам отличную труппу, которую я давно знаю.

Откинувшись на спинку кресла, Аззи громко расхохотался, показав белые острые зубы. Языки пламени, пляшущие в камине, бросали красные отсветы на его лицо, ставшее в эти мгновения еще более похожим на лисью морду. Откинув со лба прядь рыжих волос, демон сказал:

– Я вижу, вы меня не поняли, Пьетро. Очевидно, я не сумел толково объяснить вам свой замысел. Я не хочу ставить обычную пьесу – как предназначенную для узкого круга избранных, так и рассчитанную на широкую публику. Мне не понадобятся ни театральная сцена, ни жеманные актеры, которых чуть-чуть подпорченный грим или развившийся локон на парике волнует гораздо больше, чем текст пьесы. Большое вам спасибо за участие, Аретино, но, думаю, ваша труппа мне не подойдет. Ваши знакомые актеры, сколь блестящей ни была бы их игра, всего лишь разыгрывают пьесу, тогда как мне требуется, чтобы участники моей драмы на самом деле переживали происходящие в ней события. Поэтому я подберу для этих ролей обыкновенных людей, мужчин и женщин, и устрою их судьбы в соответствии с замыслом своей пьесы. Мне не нужны грубо нарисованные декорации – своей сценой я сделаю весь мир! События в Истории с семью золотыми подсвечниками будут развиваться естественным образом, и мы увидим, какие приключения выпадут на долю каждого из обладателей волшебных подсвечников. Вполне естественно, что у каждого будет своя судьба, и таким образом у нас получится семь различных историй, связанных лишь общей фабулой. Как видите, это нечто вроде «Декамерона» или «Кентерберийских рассказов», только наша пьеса, несомненно, окажется неизмеримо выше по мастерству исполнения – ведь она выйдет из-под вашего пера, мой дорогой мастер, – тут Пьетро Аретино счел уместным отвесить легкий поклон. – Для чистоты эксперимента я намерен свести до минимума число зрителей: пьеса будет разыграна только для двух лиц – вас и меня, и мы будем наблюдать за актерами, но так, чтобы они об этом не подозревали.

– Что касается меня, – сказал Аретино, – то вы можете быть спокойны: я постараюсь ничем не выдать своего присутствия в зрительном зале.

Аретино хлопнул в ладоши, и через минуту или две заспанный слуга внес серебряное блюдо с сухим печеньем. Аззи взял одно печенье, чтобы не обидеть хозяина, хотя он и не любил людской еды: для демона не может быть ничего вкуснее и питательнее вяленых пальчиков детоубийц, или рагу из ребрышек молоденьких распутниц, или, на худой конец, подрумяненного бока погрязшего в грехах монаха – особенно если в списке грехов этого монаха чревоугодие занимало не последнее место. Во время своих довольно частых командировок и частных поездок в Подлунный мир Аззи с тоской вспоминал Преисподнюю, свой родной дом, где в любом кабачке на обед вам могли подать если не плов из нежного молодого монашка, то, по крайней мере, голову висельника с гарниром из отборных могильных червей.

После того, как с легкой закуской было покончено, Аретино зевнул, потянулся, затем поднялся со своего кресла и прошел в соседнюю комнату, чтобы ополоснуть лицо и руки в тазу с холодной водой, специально приготовленном предусмотрительным слугою. Вернувшись в гостиную, Аретино принес с полдюжины новых свечей и заменил догоравшие, еле теплившиеся в массивных серебряных подсвечниках свечи, при которых они Аззи начинали свой долгий разговор. Новые свечи отличного белого воска горели ровно и ярко, и Аретино наблюдал, как в черных, продолговатых, как у кошки, зрачках Аззи отражаются золотые язычки пламени. Несмотря на внешнюю сдержанность и холодность, глаза у демона так и сверкали, а с волос слетали голубые электрические искры, хорошо заметные в полутьме – один из вернейших признаков того, что демон находится в состоянии сильнейшего нервного возбуждения.

Аретино снова занял свое место напротив Аззи и спросил:

– Если весь мир будет служить театральной сценой для вашей пьесы, где вы собираетесь разместить публику?

Аззи улыбнулся:

– Зрители? Боюсь, что они еще не родились на свет. Видите ли, мой дорогой мастер, нам с вами предстоит создать пьесу, рассчитанную на грядущие поколения.

Аретино задумался. В конце концов, воспринимать реализм в искусстве для человека эпохи Возрождения – задача не из легких.

– Так, значит, на самом деле я буду писать совсем не пьесу? – спросил он наконец.

– Ну, можно сказать и так, – уклончиво ответил рыжий демон, – хотя определенный сценический элемент в вашем произведении все-таки должен присутствовать. Как я уже говорил, наши актеры сами позаботятся о том, что им делать. Но вы будете посвящены во все их замыслы, вы будете незаметно наблюдать за всеми их действиями, за всеми реакциями на происходящие события. Это будет немного похоже на то, как если бы вы сидели в закрытой ложе и смотрели спектакль из-за приспущенных занавесок. Вы услышите все диалоги и монологи, вы не пропустите ни одного выхода, ни одной сцены. А затем, дорогой мой мастер, вы сочините пьесу по мотивам этого сыгранного только для нас с вами спектакля – пьесу, которая войдет в Вечность. Став очевидцем событий, вы расскажете о них далеким потомкам. Так, мой милый Пьетро, и рождаются мифы и складываются легенды.