Микенский цикл - Валентинов Андрей

Чудится?

Аякс легко взвалил брата на плечо, обернулся ко мне.

Подмигнул.

– На меня еще стрелу не сработали, Тидид!

Мне бы удивиться – не удивился. Некогда. Берег мы потеряли, потеряли лагерь... Что осталось?

Осталась Фимбрийская равнина – та самая, трижды проклятая, пропитанная нашей кровью. Остался желтый, дротухший от трупов Скамандр, за которым выстраивались остатки войска.

...Троянцы уже наступали – из Скейских ворот, из ворот Дарданских, отовсюду. Колесницы с острыми серпами, лучники, пращники, толпы легковооруженных в полотняных панцирях. Впереди бледным электром* сверкали круглые щиты – в бой шла личная охрана Приама.

*Электр – естственный сплав золота и серебра.

С бронзовым лязгом захлопывался капкан.

Но страх проходил. Все-таки мы воевали не первый день, к тому же ярко светило солнце, каждый видел своего товарища в строю, видел своего вождя...

...Не каждый, конечно. Даже на первый взгляд было ясно, скольких мы оставили в лагере. Тех, кто не успел даже схватиться за копье.

– Ряды ровнее. Ровнее! Строй «вепря»! Лучникам приготовиться...

А из лагерных ворот уже выезжали золоченые невысокие колесницы, впереди которых гордо вздымали головы белые кони-красавцы, выбегали смуглые копьеносцы в светлых головных повязках. Ни шлемов, ни панцирей, только высокие щиты. С такими драться можно, особенно если сойтись лицом к лицу, но...

Лучники! Еще в Сирии я узнал, что такой кемийский лук, что такое кемийская стрела, бьющая на сотни шагов, пробивающая любой наш доспех. Вот они, такие же невысокие, смуглые, плечистые. Рассыпались вдоль строя, стали на колено, деловито достали стрелы из огромных колчанов.

...Колчан его – как отверстый гроб.

Я понял – враг не будет спешить. Сначала ударят стрелы. А отступать некуда – троянцы уже строились у Ватиейского холма, совсем близко...

– Что... Что это?!

Дохнуло перегаром. Очумевший дурак с лохматой козлиной бородой, босой, в одном хитоне...

– Диомед! Откуда они взялись? Что нам теперь делать?!

Великий ванакт, вождь вождей Агамемнон Атрид изволил удивиться.

– Что делать?!!

– Умирать, дурак! – буркнул я, отворачиваясь. Сейчас лучники возьмутся за тетиву... Нет, еще не сейчас. Одна из колесниц – побольше, вся в яром золоте, не спеша выкатила вперед.

– Ахиява-а-а!

Почему-то голос мне показался знакомым. И не только голос. Тот, кто стоял на колеснице, сверкая роскошным панцирем...

– Ахиява-а-а! Бросай оружие, Ахиява!

Только на этот раз воеводе Ра не требовался толмач.

Глупая привычка – разговаривать перед боем. Да что делать? Не мы тут приказываем.

Я подошел ближе. Щит брать не стал, копье тоже. Черноликий Мемносе не станет убивать меня просто так.

– Дамед?!

Он заметил меня еще с десяти шагов. Узнал, радостно сверкнул белыми зубами, легко спрыгнул с колесницы – огромный, широкоплечий, гибкий. На груди сияло знакомое ожерелье – Гор-Сокол... А за его спиной над стройными рядами врагов медленно вознеслись страшные звериные морды на высоких шестах. Круглые черные глаза с презрением глядели на обреченных «ахиява». Боги Кеми шли по земле Троады.

– Радуйся, ванакт Диомед! Кажется, мы оба-с тобой немного постарели?

Он весело смеялся, эфиоп Мемносе, приемный сын ванакта Черной Земли. Пусты были его слова – уж он-то точно остался прежним, даже словно помолодел.

...Разве что ахейский выучил. А может, и раньше знал, только виду не показывал. Но теперь он не посол – воевода, скалящий зубы прямо в лицо попавшему в капкан врагу.

– Мой брат, Великий Дом, Владыка Двух Царств, Владыка Двух Венцов Государь-Бог Сети Уашхепрура Мериамон, жизнь, здоровье и сила, велит тебе, ванакт Диомед, и всему войску твоему умереть!..

Веселой улыбкой кривились темные губы, звонко, красиво звучали беспощадные слова.

...Сети Уашхепрура Мериамон? Выходит, Мернептах-собака уже на полях Иалу? Впрочем, что та собака, что эта...

– Твои союзники несколько лет назад посмели напасть на границу великого Кеми. Отец мой, Государь-Бог Мернептах, растоптал их кости. Настал теперь твой час, Диомед!..

Я кивнул. Самые буйные, самые неуемные из усатых-чубатых не послушались меня и все-таки попытались сокрушить неприступный Номос Кеми.

Прощайте, безумные смельчаки! Хайре!

– Сейчас мои братья идут по Сирии, чтобы горячей бронзой выжечь вашу скверну по всей стране. Мне же брат мой. Великий Дом Государь-Бог Сети Уашхепрура Мериамон, жизнь, здоровье и сила, повелел ступить пятой на землю Троасы... как ты, ванакт Диомед, когда-то пришел в страну хеттийцев!..

То ли показалось... Нет, не показалось. Весело подмигнул мне Мемносе, воевода Ра. Мол, понял ли, Диомед?

Понял. Когда-то я сам ворвался прямо в сердце Царства Хеттийского. Ванакт Кеми решил повторить мою задумку. Лягут в землю Троады-Троасы наши кости, а главные силы кемийцев тем временем спокойно будут брать город за городом. Удержится ли Амфилох хотя бы на Кипре? Ведь совсем близко – хетгийцы!

– Если вы мужчины – умрите! Если женщины – бросайте оружие и склоните головы, чтобы вечно, в тяжком рабстве, служить Великому Кеми. Тебе же, ванакт Диомед, пощады не будет. Я убью тебя сам, в честном поединке, ибо так повелел мне брат мой, Государь-Бог Сети Уашхепрура Мериамон, жизнь, здоровье и сила!..

Упивался своими словами черный Мемносе. Не один год, поди, речь заучивал. Но и болтал неспроста – ждал, пока троянцы выровняют ряды.

...Да и нам лишние мгновения не помешают!

– Как получится, воевода, – пожал я плечами. – Поглядим, кого вечером вороны клевать станут... А где твой брат Месу, воевода Птаха?

Погасла усмешка, камнем подернулся черный лик:

– Человека с таким именем больше нет. Жалкий изгнанник Моше бродит с шайкой хабирру по пескам, и не будет ему построена гробница в священной земле, и вечно его Ка будет терзать его Ба...*

* Подробный рассказ о военной службе Моисея (Моше) в египетской армии содержится у Иосифа Флавия («Иудейские древности», книга II, глава 10). К а и Б а – по египетским представлениям, две души человека, которые не найдут покоя, если погребение не состоится согласно определенным обрядам и обязательно в земле Египта.

Когда раб становится свободным? Станут ли свободными жестоковыйные хабирру?

Первые стрелы ударили нерешительно, будто примериваясь. Но вот запело, зажужжало, засвистело. Словно ударил град из черной косматой тучи – беспощадный, смертоносный.

Не спасали щиты. И шлемы не спасали. И панцири.

Сначала умирали, стоя на месте, молча. Затем начали пятиться, оставляя на окровавленной траве неподвижные тела. Потом первое, пока еще нерешительное, чуть ли не шепотом: «Бежим!..»

Бежать было некуда. Сзади ждали троянцы. Шакалы были готовы урвать добычу у львов.

А стрелы все били, и не было им конца, и мы умирали, умирали, умирали...

Черные глаза зверобогов равнодушно глядели на нас.

И так же равнодушно смуглые лучники опустошали колчаны. За ними молчаливыми рядами сгрудились копьеносцы, ожидая своего часа...

Гетайры стояли рядом со мной, выставив бесполезные кожаные щиты. Я не спорил – скоро придет и мой черед. Вот упал пронзенный насквозь Фремонид Одноглазый, улыбнулся на прощанье, оскалился...

Хайре, друг! Я – следующий.

И вот уже умер стоявший рядом со мною Антилох Несторид, храбрый сын трусливого отца, вот уже бросились обезумевшие люди вверх по склону, прямо на троянские копья, уже катилось по неровным, поредевшим рядам безнадежное: «Бежи-и-и-и-им!»

Еще можно было спастись – кинуться прямо на стрелы, прямо на жужжащую смерть, опрокинуть лучников, сцепиться с копьеносцами. Но как заставить гибнущих сделать первый шаг? Меня не слышали – и никого не слыщали. Еще немного – и войско исчезнет, обратится в скопище, в толпу, в мясо для рубки...

– Диомед! Надо что-то... Надо... Слюна текла по козлиной бороде ванакта микенского. Босые ноги уже успели испачкаться чьей-то кровью.