Ночная смена - Dok

  - Снайпер говоришь? Хорошо, скажи будь добр - что такое тысячная? Формула тысячной? Цена щелчка барабанчика ввода боковых поправок?

  - Да чего ты ко мне докопался, толстый? Я те что - школьник?

  - Ты не снайпер, ты мотострелок с винтовкой. И не надувайся - у таких как твоя винтовочек при настреле более тысячи выстрелов заклинивает затвор в затворной раме. После этого - только неполная разборка винтовки. И так далее. Ты сколько выстрелил уже?

  - Откуда я помню? Я че - компьютер?

  - Если ты снайпер, а не пулеметчик - то должен это знать, настрел у тебя не ящиками. Вот и прикинь - как оно будет - если твоя заклинит в самый неподходящий момент, а толстого рядом не будет? Дальше: пистолетная рукоятка коротка, мизинец висит в воздухе. Значит - увидишь ломаные носилки или велосипед - снимай резину с рукоятки и натягивай на пистолетную рукоятку. Понял?

  - А почему - сломанные носилки только для этого годятся?

  - Потому что целые нужны будут в дело. Затыльник приклада - голое железо, удерживать приклад в плече одинаково во время стрельбы сложно. Значит надо намотать пластырь, изоленту. Можно нас попросить - глядишь какой затыльник и найдется.

  - Ты дядьку сынок слушай. Дядька дело говорит - заявляет сапер, остренько покосившись на Андрея. - И за толстого извинись, кстати.

  - Да отвалите вы от меня. Чего прицепились, сам знаю, что делать. - снайперишко обиженно нахохлился. Андрей коротко подмигивает саперу. Тот в ответ ухмыляется.

  - Что, действительно клинит после тыщи выстрелов?

  - Ага. Где-то с четверть таких браковок.

  - Мда... мрак...

  Останавливаемся у каких-то домиков. Вокруг валяются всякие домашние вещи - видно тут хорошо помарадерили. Сапер подбирает себе пухлую подушку в наволочке, пристраивает ее себе под задницу. Предложенную ему пенку-сидейку отвергает - так привычнее, да и потом горит наверно это пенка хорошо. Последнее явно отмаза, потому как на замечание Андрея о том, что если тут так все будет гореть, то нам и без пенок хреново придется, пропускается мимо ушей.

  - Чего ждем?

  - Танки еще не приехали.

  - Ясно.

  Пока ждем прибытия тяжелого железа бойцы потихоньку шарятся в близлежащих коттеджах. Николаичу это не нравится, мы остаемся сидеть как сидели, да и приданных Николаич не отпускает - токо слезть, ноги размять. Правда ничего и не происходит - шарящие ничего не нашли - 'все уже украдено до нас', зомбаков не попалось ни одного, так что тишь.

  Единственно, кто работает - так это наш ботан-связист. Вроде как он проникся важностью своей задачи или просто нравится ему болтать с приятелями - но связь с соседями он держит четко.

  Николаичу - видно с утра хворь достала - и это не по душе.

  - Ты поменьше трепись - если нас слушают - слишком много знать будут.

  - Так я ж о пустяках!

  - Из пустяков можно тоже выводы сделать...

  Кронштадтские продублировали связь - прикомандировав в каждую группу двоих своих - связиста и координатора. Ясно ребятки треплются вроде бы о ерунде. Но может Николаич и прав. Связываюсь с начальством - врач оториноларинголог оказывается. Развернули они свой пункт практически на льду - под прикрытием корабельной артиллерии. Ну, это умно, мало найдется охотников их там обижать. Определяемся по порядку взаимодействия. Так мне от него и не перепало матобеспечения, ну да живы будем - сквитаемся.

  - Заводи! Выходим на исходные!

  Все рассаживаются по местам, БТР под нами фыркает и дергает вперед.

  - Хорошо, что мы первые идем, а то от маталыг нам бы в морду накидало бы дерьмища! - орет мне в ухо Андрей. Киваю в ответ.

  Мотает нас сильно - водила прет не разбирая дороги.

  Хоть мы тут уже ездили - не могу сориентироваться. Вроде мы должны выкатиться с юга, но что-то забираем слишком к Петергофу.

  Водила дает по тормозам, Николаич орет: 'Не стрелять!'

   Нам навстречу бежит расхристанный мужичонко, видимо выскочил из какой-то ямы - только что его было не видно. Он явно живой, машет руками и орет: 'Я живой!!! Живой!!!'

   Добегает до борта, тычется как очумевший, смотрит на нас снизу вверх дикими глазами. Видок у него жуткий, впору забубенному бомжу - и воняет от него дерьмищем, рвотой и страхом. Но что-то в лице - а у него именно лицо, а не синяковая рожа - говорит, что это нормальный человек, только вот хреново ему пришлось. Лицо осунувшееся, голодное и глаза ввалились как у старой лошади.

   - Вы - военные? Вы - военные?

   - Да. Из Кронштадта. Ты кто? Откуда?

   Мужик садится прямо у колеса, его колотит и он начинает плакать каким-то лающим сухим плачем - без слез. Жутко, когда так рыдает взрослый - и явно не трясогузный мужик.

   Тут мне надо работать. Соскальзываю с брони, слышу, как Николаич прыгает следом, крикнув: 'Наблюдать! Всем - по секторам. Нечего тут таращиться, мы разберемся!'

   Подбежавших от маталыг курсантов рыком гонит обратно.

  У мужика не истерика, просто отходняк такой дикий. Сую ему фляжку, забыв, что там водка. Он хапает несколько больших глотков, кашляет.

   - Водички, водички дайте.

   Поспевает Николаич - ухитряется налить воду в пластиковый стаканчик (видно не хочет, чтоб такой грязнючий мужичина его флягу смоткал.) Стаканчик мнется в ходуном ходящих руках, мужик жадно глотает воду, расплескивая ее вокруг. Ему немного легчает.

   - Ты откуда?

   - Из лагеря спасения! Там еще люди остались! Много! Помогите!

   - Нехреновый у вас тут лагерь спасения. Где он?

   - На заводе. Там, в цехах.

   К нам присоединяется сапер, что постарше. Николаич мельком глянув на него, тут же возвращается к мужику. Видно, что по его мнению сапер здесь полезнее, чем на броне.

   - Что там в лагере? Ты что такой дикий?

   - Ты б сам был такой дикий!

   Мужика снова начинает колотить.

   - Давай излагай по порядку. Потом будешь истерить. Есть что важное - говори.

   - Спокойнее, Николаич, спокойнее - ему солоно пришлось, видно же. Давайте рассказывайте, чем можем помочь. Вас зовут как?

   Николаич не возражает против старой, но верной методы хороший - плохой.

   - Получается так, ничего он не расскажет. Он вон в истерике. Нашатырь лучше дайте ему понюхать, даме нервной.

   Мужик словно выныривает из омута, с ненавистью смотрит на Николаича и обращаясь уже только ко мне достаточно внятно говорит:

   - Я - инженер Севостьянов. Лагерь спасения - открыли на второй день этого гадства. Указатели поставили. Эвакуации помогали. Тут неподалеку учебка ментовская - вот курсанты прикрывали. Народ туда бежал потоком. Епта - чего не бежать - тут это самое укрепленное место.